Каждый парень должен пройти через это

— Сучки, да? Мертвые? Ха! Думаешь, хныкать начну, как ты?

Я смотрю на свои собственные руки. Они тоже заляпаны грязью. Тонкие и слабые, не то что у моего мускулистого мужественного бывшего друга. Зато крепко сжимают острый древесный сук, подобранный на кладбище среди старых могил.

— …не, Петь, я в эту херь не верю! Никаких телок, ни живых, ни мертвых, никогда не боялся.

— А зря, Тимур, — спокойно говорю я. — Ибо нас много.

У меня было время подумать, отчего призраки ничуть не навредили мне, но при этом так жестоко расправились с Тимуром. Можно сказать, в моем распоряжении была целая пропасть времени, потому как бледные светловолосые барышни провели со мной на поляне остаток ночи. Исчезли они уже под утро, с первыми лучами рассеивающего ночные тучи солнца.

Просто Тим, сам того не ведая, попал в яблочко, когда шутил, что меня местные покойницы не тронут, так как примут за своего. За свою, то есть.

«Каждый парень должен пройти через это», чтобы стать мужчиной. Столкнуться лицом к лицу со страхом и одолеть его, если повезет. Вот в чем смысл любых подобных испытаний, не так ли? Юношам нужно осознать свою силу и научиться ею пользоваться, чтобы расстаться с детством.

Но мне не было нужды сражаться с кошмарами. Ведь я-то — не парень.

Повторюсь, у меня была возможность поразмыслить обо всем.

И я многое поняла.

Меня всегда тянуло к Тимуру. Я… Ну да. Любила его.

Эта первая влюбленность была ошибкой. Так всегда бывает. Мы приносим свои чувства в жертву на алтарь чужого безразличия, чтобы получить в ответ боль. Боль и опыт. У меня было время обрести эти истины, пока бледные девочки разматывали Тимины кишки по поляне.

Наверное, потом какой-нибудь очередной вежливый доктор будет объяснять, что никаких призраков не было, что во всем виновата я и мое болезненное воображение. Слепцы всегда, во всем полагаются на разум и факты. Грубые, черствые натуры — им не понять художников, не ступить в наш прекрасный мир чувств и эмоций… Все взрослые таковы.

Вот и родители. Заявились. В шоке. Видят кровь, видят Тимура, разбросанного в радиусе пятнадцати метров. А посреди всего этого сижу я.

— Твою бога душу! Надь, какого хрена он делает?!

— Пе… Пе… Петечка, родной… — Цвет лиц у них серый, как дешевая туалетная бумага. Живые трупы. — Петя, не надо… не надо это кушать…

— Мам, — говорю я как можно мягче, чтобы успокоить предков, но не прекращаю делать руками то, что делала до их появления. — Мам, я не кушаю, разве ты не видишь? Просто губки крашу, чтобы быть красивой.

А я очень хочу быть красивой. Как мои новые подружки. Помады нет, но я же творческая натура. У меня замечательно развита фантазия, кто бы что ни говорил. Ну а то, что я делаю другой рукой…

Тимур, головой которого я вожу в паху, мог бы пояснить, не будь он мертв и холоден, как лед. Если бы голова его не была отделена от тела.

Он и в этом оказался прав.

Все писатели — онанисты.

Опубликовано в: DARKER. № 3 март 2015