Страница 51 из 82
Сегодня мало кто из критиков следует предложенному Стритером методу во всем. Большинство признает, например, что невозможно ни с уверенностью доказать существование кесарийского текста (см.), ни выделить ясно очерченные текстуальные семьи, соотносящиеся с какими-либо центрами раннего христианства, кроме Александрии. В то же самое время, необходимо помнить, что Стритер сослужил науке ценную службу, показав, как классический метод классификации рукописей может быть использован для того, чтобы установить историю передачи текста — ибо выделить древнейшие формы текста можно только зная его историю.
IV. Альтернативные методы текстологии
Конец двадцатого века принес с собой оживление интереса к византийскому типу текста. Его выказывали те, кто верил, что оригинальный текст лучше всего сохранен средневековыми рукописями, составляющими большинство всех дошедших до нас текстуальных источников[390]. Подобные взгляды есть отличительная черта небольшой, но весьма шумной группы критиков, которые, как и Дж. В. Бёргон столетием ранее (см.), отдают предпочтение «тексту большинства», отвергая мнение Хорта о том, что сирийский (или, иначе, византийский) тип текста представляет собой позднейшую рецензию, характеризующуюся менее ценными, вторичными чтениями, но напротив — веря в то, что Бог сохранил необходимую чистоту того типа текста, который стоит за Библией короля Иакова. Хиллс (Hills) пытался отстаивать даже подлинность Comma Joha
Другая группа ученых, также предпочитающих византийский текст, но признающих, что Textos Receptos представляет собой один из многих конкурирующих вариантов византийского текста, приводят аргументы на вид более утонченные[392]. Так, например, Морис Робинсон (Robinson) и Уильям Пирпонт (Pierpont) в своем издании «Новый Завет в его греческом оригинале согласно византийскому тексту или „Тексту большинства“» (The New Testament in the Original Greek According to the Byzantine/Majority Textform) провозглашают мнение, согласно которому «с точки зрения передачи текста, в отсутствии каких-либо радикальных и надежно зафиксированных сдвигов рукописной традиции, единая текстуальная форма должна была, как ожидается, господствовать в подавляющем большинстве рукописей»[393]. Отсюда они с уверенностью выводят, что с большей долей вероятности исходный текст должен был сохраниться именно в большинстве рукописей — а именно тех, которые «демонстрируют высокий уровень текстуального единообразия»[394].
Похожую позицию отстаивают Зейн Ходжес и Артур Фарстад, издатели «Греческого Нового Завета согласно тексту большинства». Аргументация их базируется на весьма схожих исходных теоретических предпосылках: «В любой [рукописной] традиции, которая не знала резких разрывов континуитета, индивидуальное чтение, возникшее ранее всего, скорее всего и окажется представленным в большинстве рукописей»[395].
Реальная история новозаветной рукописной традиции, однако же, была далека от нарисованной картины «непрерывной и ничем не потревоженной передачи текста». Во времена гонений на христиан императорскими указами прямо предписывалось отбирать и сжигать рукописи Нового Завета. К счастью, некоторые книжные собрания пережили диоклетиановы попытки уничтожить христианскую литературу как таковую. Одним из таких собраний была богатейшая Кесарийская библиотека, которой пользовались Ориген, Евсевий и даже Иероним. Но и она была уничтожена мусульманами в 638 году. Дальнейшее распространение ислама в VII веке привело к тому, что под мусульманским господством оказались три из пяти древних патриархатов — Александрийский, Иерусалимский и Антиохийский. Христианское население Северной Африки, Египта, Палестины, Сирии и Месопотамии резко сократилось. Все это, естественно, отразилось и на судьбе уже существующих и изготовлении новых библейских рукописей в данных регионах. Более того, хотя греческий язык и был некогда lingua franca Римской Империи, однако к шестому веку его едва понимали за пределами Византии. В силу этого верный вывод о том, что 90 % новозаветных рукописей содержат текст византийского извода, следует дополнять и другим, столь же верным — что созданы они были уже после того, как сфера употребления греческого языка сжалась до границ византийского государства.
Но и это еще не все. Существует эмпирическое доказательство того, что в новозаветной текстуальной традиции действительно происходили крупные переломы. Как было отмечено выше (см.), во многих случаях можно заметить, что отцы церкви цитируют варианты текста, которые некогда были весьма распространены, но до настоящего времени дошли в единичных рукописях или же полностью утрачены.[396] Подобное состояние дел совершенно исключает возможность решения текстологической проблемы простым перечислением количества рукописей, поддерживающих то или иное вариантное чтение. Вывод из всего сказанного таков: пусть даже и следует поблагодарить Пирпонта и Робинсона, с одной стороны, и Ходжеса и Фарстада, с другой, за то, что и те, и другие издали текст большинства в той его форме, какая гораздо более, нежели Textos Receptos, приближается к Новому Завету, которым по преимуществу пользовалась византийская церковь,[397] но их издания весьма далеки от того, чтобы воспроизвести оригинальный текст Нового Завета[398].
Промежуточную позицию в продолжающемся споре о византийском тексте занимает ныне покойный Гарри А. Стурз[399]. Этот ученый в своей книге отстаивал точку зрения, согласно которой византийский текст не является ни оригинальным, ни всецело вторичным; это ранняя независимая редакция, заслуживающая внимания и уважения в той же мере, что и александрийский или западный тип текста. Примерно треть книги Стурза представляет собой длинные списки, таблицы и схемы, позволяющие читателю проследить за тем, как в полутораста отрывках, взятых из всех книг Нового Завета, типично византийские чтения поддерживаются одним ранним папирусом или несколькими. Опираясь на подобные наблюдения, Стурз приходит к выводу о том, что византийский текст возникает как минимум во втором веке и представляет собой независимую текстуальную традицию.
К сожалению, среди примерно ста пятидесяти вариантов, приведенных Стурзом, весьма мало типично византийских. Большинство из них встречается и в невизантийских источниках текста. Далее, следует спросить себя: доказывает ли присутствие того или другого византийского чтения, что византийский текст существовал как текстуальный тип? Ведь последний подразумевает соединение определенных чтений в определенной характерной последовательности, в то время как ни об одном из изученных Стурзом папирусов нельзя сказать, что он содержит византийский текст как таковой. Существуют и другие серьезные доводы — например, почему каких-либо следов знакомства с данным текстуальным типом не выказывает никто из отцов ранее Василия Великого и Иоанна Златоуста. Словом, вывод очевиден: Стурзу не удалось доказать, что византийский текст возник ранее IV века.
Разочаровавшись в тех результатах, которые приносит в оценке разночтений опора на внешние свидетельства — поддержку со стороны отдельных рукописей, семейств рукописей и локальных текстов, — некоторые исследователи обратили свой взгляд на разночтения как таковые, надеясь отыскать среди каждого набора вариантов то чтение, из которого наиболее убедительным образом можно было бы объяснить появление всех прочих[400]. Для такого подхода придумывали разные определения, иногда называли «рациональной критикой»[401]. Прилагательное «рациональный» в данном контексте указывает не на иррационализм всех остальных подходов, а на то обстоятельство, что критик, пользующийся данным методом, занят по большей части отысканием рациональных причин, основанных на внутреннем значении каждого чтения, которые позволили бы доказать оригинальность одного чтения и вторичность всех остальных. Чаще такой подход назвали эклектичным[402], поскольку применяя его, текстолог уделяет меньше внимания тому, чтобы датировать рукопись и отнести ее к той или иной семье, вместо этого сосредотачиваясь на внутренних, или контекстуальных вопросах. Таким образом, издатель текста следует то одному, то другому набору свидетельств в соответствии с тем, что признается авторским стилем или случайностями переписывания. Доведенное до крайности пренебрежение внешними данными разночтений отчетливо проступает в осуществленных Полем Мазоном (Mazon) изданиях греческих классиков, где в аппарат включаются только разночтения сами по себе, без упоминания источников, из которых они заимствованы[403].
390
Краткое изложение вопроса и критику см.: Daniel B. Wallace, «The Majority Text Theory: History, Methods, and Critique» в сб. The Text of the New Testament in Contemporary Research, ed. by Ehrman and Holmes, pp. 297–320.
391
Помимо публикаций Хилла (см. прим. 319), данную точку зрения представил Дэвид Отис Фуллер (David Otis Fuller) в книге True or False? (Grand Rapids, MI, 1973) и авторы статей в Journal of the Evangelical Theological Society, xxi (1978). Последовательное опровержение этой позиции см.: D. A. Carson, The King James Version Debate: A Plea for Realism (Grand Rapids, MI, 1979). Наиболее свежую апологетику текста большинства и Библии короля Иакова мы встречаем в вызывающих комментариях, отпущенных по этому поводу Гордоном Кларком (Gordon H. Clark. Logical Criticisms of Textual Criticism [Jefferson, MD, 1986]) и в материалах симпозиума (на который оппоненты допущены не были): The Majority Text Essays and Reviews in the Continuing Debate, ed. by Theodore R Letis (Fort Wayne, IN, 1987). Теодор Летис, имеет присужденную Эдинбургским университетом степень по церковной истории; большую часть диссертации он включил в свою в книгу The Ecclesiastical Text: Text Criticism, Biblical Authority, and the Popular Mind, пережившей уже второе издание (Philadelphia, 2000).
392
Напр., Jacob van Bruggen, The Ancient Text of the New Testament (Wi
393
Предисловие ко второму изданию. Здесь необходимо упомянуть, что как и другие приверженцы текста большинства, Пирпонт и Робинсон открыто декларируют свою богословскую презумпцию, которая гласит, что Бог, без сомнения, сохранил текст для церкви относительно в первозданном виде, и поэтому большая часть свидетелей скорее всего содержит оригинальный текст.
394
Авторы выступают против того, чтобы использовать эклектичный метод при восстановлении оригинального текста, мотивируя это тем, что полученный таким образом текст (например, в издании Объединенных библейских обществ [UBS]) не присутствует ни в одной рукописи Нового Завета, но вместо этого являет собой современную реконструкцию, грубо слепленную исследователями (предисловие ко 2-му изданию). Как бы впечатляюще ни звучала эта критика, необходимо помнить, что все те же самые обвинения могут быть выдвинуты и против их собственного текста, эклектично составленного из разночтений, встречающихся в различных византийских рукописях и отобранных по критериям, весьма сходным с теми, что применяются издателями UBS. Как открыто признают сами публикаторы, «в каждом конкретном случае [при отборе текста для включения в наше издание] мы рассматриваем устойчивые факторы, связанные с передачей и перепиской текста, внешние и внутренние, в качестве слагаемых, имеющих все».
395
Hodges, Farstad, op. cit., pp. xi-xii.
396
Примеры разночтений, изначально бывших в меньшинстве, а ныне оказавшихся преобладающими, и наоборот, см. G. Zuntz, The Text of the Epistles, a Disquisition upon the Corpus Paulinum (London, 1953), p. 84.
397
Дэниэл Уоллес (Wallace) отстаивает необходимость употреблять это издание вместо Textus Receptus как основу для колляций в своей статье «The Majority Text: A New Collating Base?» New Testament Studies, xxxv (1989), pp. 609–618.
398
О критике текста большинства, изданного Ходжесом и Фарстадом см. далее: Michael W. Holmes, «The Majority Text Debate; Recent Developments», The Biblical Translator, xxxvi (1985), pp. 136–140; Kurt Aland, «The Text of the Church?» Trinity Journal, viii (1987), pp. 131–144; Daniel B. Wallace, «Some Second Thoughts on the Majority Text», Bibliotheca Sacra, cxlvi (1989), pp. 270–290.
399
H. A. Sturz, The Byzantine Text-Type and New Testament Criticism (Nashville, 1984). Полезной особенностью этого издания является обширная библиография, охватывающая свыше 800 книг и статей я в основном на английском языке с предметным индексом и указателем библейских отрывков.
400
Современное описание метода, созданное одним из его принципиальных сторонников см. J. Keith Elliott, «Throughgoing Eclectism in New Testament Text Criticism», The Text of the New Testament in Contemporary Research, ed. by Ehrman and Holmes, pp. 321–335.
401
M.-Ж. Лагранж (Lagrange) использует этот термин в качестве названия для своей книги La critique textuelle; ii, La critique rationelle (Paris, 1935), хотя на практике и он зачастую обращает большее внимание на внешние данные, чем на внутреннее родство источников.
402
Например, G. D. Kilpatrick, Journal of Theological Stidies, xliv (1943), p. 36 («точный эклектизм»), и там же xlv (1944), p. 65 («беспристрастный эклектизм»). Пример применения такого эклектизма см. Kilpatrik, «An Eclectic Study of the Text of Acts», Principles and Practice of new Testament Textual Criticism: Collected Essays of G. D. Kilpatrik, ed. by J. K. Elliott (Leuven, 1990), pp. 358–369.
403
См. комментарий Альфонса Дэна о том с каким «олимпийским безразличием» Мазон относится к тому, что считает «бесполезной эрудицией» (A. Dain, Les Manuscrits [Paris, 1949], p. 161; исправ. изд. 1964, p. 175).