Страница 9 из 10
— Немедленно прекратите! — Посох Леты повис в воздухе между мальчишками. Презрительно прищурившись, она переводила взгляд с одной разъяренной физиономии на другую. — Значит, ты, Труза, видел, как Робар шел сюда? Так давайте его отыщем. — То ли спокойный тон Леты, то ли ее посох подействовали на них, но они решили вновь объединить свои усилия — хотя бы временно.
— Ладно. Мы его поищем, — согласился Гуртен.
— Возможно, особенно искать и не придется. — Лета наклонилась к Ласте и спросила: — В которую из этих плошек собирал Робар орехи?
Ласта вдруг задрожала. Руки ее, точно плети, сплелись за спиной.
— Нет! Нет! — Она мотала головой из стороны в сторону, точно зверек, попавшийся в ловушку и умирающий от страха.
— Да! — От этого приказа Ласте было некуда деваться, и правая ее рука сама собой вдруг потянулась в сторону, пальцы изогнулись, точно огромные когти, а глаза от ужаса стали совсем круглыми. Она посмотрела на плошки с собранными утром орехами и ягодами, расставленные на столе, и рука ее, качнувшись, застыла над одной из них.
Лета мгновенно подняла посох и прикоснулась им к плошке.
Она отчетливо чувствовала, как пристально следят за ней дети, совершенно позабыв о своей недавней ссоре. Посох она почти не держала, позволяя ему свободно двигаться, покачиваясь и будто танцуя под ему одному слышимую мелодию, а потом шагнула в ту сторону, куда отклонился посох. Дети тут же последовали за нею.
Сперва снова в зал приемов… к той стене, где потайная дверь… Ох, как она была глупа, недооценив врага! И не разобравшись до конца в причинах той сцены, которую Робар устроил в оружейной!.. Ну почему, почему ее вдруг поразила такая слепота?!
Мысли ее метались, стараясь найти причину…
— Вы должны сейчас собраться все вместе. Отыщите Марсилу и Алану…
Лета даже не посмотрела, будут ли они исполнять ее приказание, но тут же услышала шарканье изношенных башмаков: дети бегом бросились искать остальных.
— Госпожа моя… — Ласта осторожно приблизилась к ней. — Госпожа, я боюсь!.. Я не могу… Я не знаю, что вы хотите заставить меня сделать!
— И я пока не знаю, что нам следует делать, детка. А что касается «могу — не могу», Ласта, то… подождем, пока не станет ясно, как поступить.
Она боролась с внутренним желанием отстранить их всех от себя — все эти переплетенные между собой жизни, собравшиеся вокруг нее, — и думать сейчас только о том, как лучше воспользоваться собственным оружием: не клинком, не топором, не копьем и не луком со стрелами, а только тем, что умеет и может она сама. И с тем же умением, с каким она плела ткань жизни, сплести сейчас совсем иную ткань — паутину, которая должна стать и средством защиты для них, и ловушкой для…
— Робар! Пожалуйста, госпожа моя, скажи! — Кто-то потянул Лету за руку, и она быстро обернулась. — Робар ведь здесь, правда? — Рядом стояла не только Алана, но и все остальные.
И Лета запела; слова заклинания с трудом срывались с непослушных губ; ей казалось, что губы ее заржавели, точно неухоженное оружие. Но потайная дверь все-таки открылась снова, хотя шары, вделанные в стены, светили так тускло, словно из них высосали весь свет.
Лета, видно, все-таки не утратила реакции, потому что успела схватить за руку Алану, которая уже бросилась вперед, стремясь войти в оружейную первой.
— Робар! — пронзительно крикнула девочка, но голос ее вдруг сорвался, и она умолкла, за что Лета была ей даже благодарна.
Посох, до сих пор слабо светившийся, вспыхнул ярко, и свет его блеснул на обнаженном клинке, а в темном углу среди оружия и доспехов шевельнулась какая-то еще более темная тень.
Лета успела установить защиту, и это спасло ее от метко нацеленного удара. Робар упал на четвереньки, и стало видно его лицо. Оно было ужасно — лицо не ребенка, а жестокого чудовища. То, что проникло в душу мальчика, полностью исказило его черты, гневно и злобно глядело из глаз…
Посох качнулся, указывая цель. Из него посыпались искры, потом возникло слабое пламя, его язык потянулся к ребенку, но то, что завладело Робаром, заставило магический огонь отклониться, повернуть назад.
— Ко мне! Все возьмитесь за руки! — Лета протянула свободную руку, и маленькое существо с лицом демона завизжало, точно обезумев.
На губах Робара заблестели пузырьки слюны. Чей-то чудовищный, мертвящий разум с мрачной усмешкой взирал на происходящее его глазами.
— Возьмитесь за руки! — повторила Лета и почувствовала, как кто-то крепко сжал ее руку.
И тут же ощутила мощный прилив энергии, потом еще и еще — это была та самая сила, что впервые собрала их всех вместе; и эта сила была по-прежнему могущественной.
Посох нагрелся; язычок пламени, исходящий из него, все еще не мог коснуться Робара, но неумолимо к нему приближался.
— Ты — Робар! — Теперь Лета взывала к той силе, что заключена в истинных именах. — Ты один из нас! Ты — Робар!
Губы малыша раздвинулись в отвратительной усмешке:
— Я — Фрэч!
Лета была готова к этому, так что имя врага ничуть ее не удивило. Среди ее народа всегда были Ткачи, а среди ее врагов — Разрушители, те, кто уничтожает основу. Но времени прошло много, а то, что растет и развивается за счет разрушения, не может существовать без подпитки. Не те ли демоны-захватчики вновь накормили и эту тварь, пробудив ее к жизни?
— Ты — Робар!
Теперь Лете необходимо было прикосновение. Только оно могло помочь ей отделить одну личность от другой. Тонкий язычок магического огня был уже примерно в дюйме от лица ребенка, который продолжал ужасно кривляться и гримасничать.
— Робар! — Теперь это был призыв, заклятие, в которое она вложила не только все свои силы, но и ту энергию, что питала ее, исходя от детей, крепко державшихся за руки.
Магическое пламя наконец коснулось лба ребенка. Лицо Робара страшно исказилось, и он завыл — такого крика не могло бы издать ни одно человеческое существо! А затем… Это выглядело так, словно нечто, запертое в слишком маленьком для него пространстве, вдруг вырвалось наружу!
Робар упал, точно срезанный серпом колос пшеницы. Над его телом колыхался туман. Но когда магическое пламя пронзило его, туман этот съежился и спиралью унесся ввысь, быстро превратившись в неясное серое пятнышко, которое волшебное голубое пламя, стрелой устремившееся следом, просто слизнуло, превратив в ничто.
— Робар! — Алана бросилась к брату и обняла его, крепко прижимая к себе, словно хотела собственным телом защитить от любой новой беды.
— А что… что это было, госпожа моя? — хриплым голосом спросил Тиффин.
— Всего лишь тень того, чему давным-давно следовало исчезнуть… — Лета попыталась сдвинуться с места и пошатнулась. Сильные молодые руки подхватили ее — это подоспели Гуртен и Марсила. — Тень чужой воли, Тиффин. Враг. Сперва эта тень пыталась завладеть Ластой, ибо ее дар способен придать сил порождениям Тьмы. Затем она взялась за Робара, который слишком мал, чтобы защитить свой разум и душу. Такое умение приобретается лишь с годами… Фрэч, которого когда-то звали Стиреон! — обратилась она к пустоте над головой. — Ты всегда с жадностью взирал на то, что тебе не принадлежит. Но оно никогда тебе принадлежать и не будет!
И они все вместе двинулись к двери. Орффа нес совершенно сонного Робара, а рядом с ним шла явно успокоившаяся Алана. Марсила и Гуртен поддерживали Лету, которая по-прежнему не выпускала посох из рук, хотя конец его безвольно волочился по полу.
Наконец они вышли наружу и остановились у стола, на котором лежало старинное боевое знамя. Теперь Лете было совершенно ясно, что нужно сделать. И чем скорее, тем лучше. Она повернулась к Ласте:
— Это только начало, сестренка. Возьми-ка свой кинжал — он выкован великими мастерами древности и не из смертельно опасной стали! — и срежь с головы каждого из своих товарищей по прядке волос.
Они не задали ей ни одного вопроса; они просто подчинились. И Лета наконец поставила свой посох в сторонку, а из мешочка, что висел у нее на поясе, достала большую иглу, отливавшую золотом. Вдев в иглу одну из срезанных Ластой прядей волос, она стала аккуратно вплетать ее в ветхую основу знамени, словно штопая старинную и поистине драгоценную вещь. Она все вплетала и вплетала в основу знамени их волосы, а они молча смотрели на нее. Беря в руки каждую новую прядку, Лета произносила вслух имя того, кому эта прядка принадлежала, словно и его имя вплетая в творимое ею заклятие.