Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 79 из 124



И тут вахтёр, слегка помявшись, ответил:

— Знаете, тот товарищ, что проехал перед вами, посоветовал мне проверить у вас багажник.

На другой день утром Веселов в лётной комнате при всех подошёл к Ножницыну:

— Василь, за такие штуки в прошлом веке били публично перчаткой по лицу!

Но каково же было удивление, когда Ножницын, расхохотавшись совершенно обворожительно, с подкупающей непосредственностью стал рассказывать лётчикам, что Веселов вздумал обижаться на пустяковый розыгрыш, но он, Ножницын, затеяв его, твёрдо знал, что у Евграфа в багажнике ничего нет. И, не давая никому опомниться, как это делает дошлый студент перед усталым экзаменатором, все говорил и говорил, сам потешаясь над своей шуткой, уверяя, что среди лётчиков бывают и не такие розыгрыши… И тут выдал историю, как Бубнова на заводе разыграли, насыпав в пепельницу в его машине окурков, измазанных губной помадой. Бубнову пришлось перед женой на коленях ползать, доказывая, что это «подшутили» друзья…

Это, разумеется, отвлекло лётчиков от первоначальной «шутки» и пробудило в памяти другие, не менее потешные моменты, и каждый заторопился поделиться ими, и все теперь то и дело взрывались смехом, да и Евграф как-то незаметно для себя развеселился. И тут Киса выкарабкался словно бы почти чистеньким…

Переодевшись и заполнив полётный лист, где записал коротко, не испытывая никаких эмоций: «задание выполнено, замечаний нет», Стремнин направился в лабораторию к Майкову.

Здесь надобно сказать, что ещё со времени отклонения научно-техническим советом проекта Стремнина его идея подцепки самолёта к самолёту в воздухе нашла в Майкове убеждённого сторонника, и теперь, назначенный в группу Сергея ведущим инженером, Майков включился в дело со всей своей энергией и организованностью.

Прежде всего, досконально изучив чертежи и технологию, он смог подменять Сергея в руководстве рабочей бригадой, когда тому приходилось заниматься полётами. И эта помощь Майкова оказалась особенно существенной, поскольку в бригаде Сергея работали такие первоклассные мастера, как Федя Арапченков, Николай Уключин и Ваня Сидоркин, для которых малейший простой из-за возможных неувязок в чертежах был совершенно нетерпим. Попутно, заботясь о надёжности и безопасности лётных испытаний, Майков занялся моделированием на пилотажном стенде «Икс» манёвров для подцепки, а затем смог провести тренировку лётчиков — Стремнина, Хасана, Тамарина и Отарова, — добиваясь чёткости пилотирования в моменты сближения, контакта, подцепки и расцепки. Понятно, приобретённые на электронном стенде навыки не были абсолютно идентичны тому, что предстояло лётчикам при настоящей подцепке в воздухе, но полезность таких тренировок не вызывала ни у кого сомнения. В этой работе Майкову многое помог сделать его большой друг Генрих Берг, причём исключительно из-за сочувствия делу, так сказать, «за счёт своих внутренних резервов» времени.

Вот и сейчас, пока Стремнин по пути к Майкову заглянул в мастерские узнать, как там идут дела и нет ли «утыков», Майков и Берг у стола с ворохом миллиметровок отбирали наиболее характерные графики для технического отчёта. И тут у них возник разговор о Стремнине. Берг согласился, что завидная целеустремлённость Сергея в работе — и от любви к летанию, и от сознания долга, самодисциплины, и, конечно же, от его творческого горения — качества, по убеждению Берга, «редкостного не только среди нашей инженерной братии, — как он выразился, — но даже в квадриге служителей муз».

Последнее обобщение Берга Майков вроде бы пропустил мимо ушей, продолжая разглядывать очередной график.

— Да нет, этот не пойдёт, — заметил ему Берг, — здесь точки как-то неуютно себя чувствуют, возьми лучше вон тот… — И, уже отвернувшись от графиков, Берг продолжил прерванную мысль: — И знаешь, Юрий Антонович, почему все же в глазах его мы иногда видим глубочайшую обиду?.. Да потому, что этакая… «двужильность», что ли, творческих людей вечно кого-нибудь да раздражает. Ну вот если уж мы заговорили о Стремнине… И среди некоторых его коллег лётчиков, и среди инженеров его «двужильная работа» вызывает то ли чувство раздражения, то ли зависти. Мол, если ты такой прекрасный инженер, то и будь им и не высовывайся, не лезь в лётчики; если же ты лётчик-испытатель — летай и не давай нам повода думать, что ты чем-то лучше других!.. Ну и ещё более странно то, что сия «двужильность» Стремнина, не прибавив ему ни заработка, ни званий, заметно насторожила к нему руководство…



— Ну, это-то как раз меня не удивляет, — оторвался наконец от графиков Майков, — пока он работал в лаборатории Опойкова, руководителя, в присутствии которого «невежливо быть талантливым», как говорил сатирик, ему нельзя было рассчитывать на поддержку. Вот был бы жив Градецкий — и Серёжа Стремнин был бы известен всей стране!

— То Градецкий! Разве ты не помнишь, что его любимым изречении было: «Друзья, мой коллектив должен состоять из единиц, а не из нулей!.. Ибо, сколько ни складывай нули, так и останется нуль!»

— Доказательств не надо, — кивнул Майков, — но позволь, Генрих, я закончу свою мысль… «Двужильность» Стремнина создала ему и двойное подчинение… О научном руководстве говорить не будем — это тебе известно. Что же касается его ближайшего лётного начальника…

— Ножницына? — усмехнулся Берг. — Этот из тех ядовитых грибов, которые вечно стремятся быть на виду у солнца!..

— И, заметь, светило их больше согревает…

— И вроде бы даже способствует приобретению привлекательной окраски!

— Не стану спорить, хотя и не убеждён, что последнее так уж зависит от светила, — возразил Майков. — Но коль скоро мы упомянули Ножницына, как и тут не вспомнить его любимой формулы: «Что ты все ходишь по разным инстанциям?.. Ты бы ко мне пришёл!.. Я тебе ни шута не дам, а ты всё же уйдёшь от меня удовлетворённый!»

Берг рассмеялся:

— Не он ли был автором той самой «шутихи»?.. Помнишь?

Как не помнить! Майков отлично все помнил. Как только по институту расползся слух, будто Крымов заинтересовался проектом стремнинской «подцепки» для будущего «Икса», тут в коридорах и стали шушукаться. Одни определённо радовались за Стремнина, другие в своём ключе высказывали сомнения: мол, чепуха все это! Раз Понтий зарубил (а Понтием в институте нарекли председателя НТС Пантелеймона Сократовича Островойтова) — осуществить проект все равно не удастся!