Крутая медь

– Я помню, – сказала Элизабет, улыбнувшись совсем слегка, но очень искренне. Встала, подошла к двери и положила руку на ее ручку. – Так уж получилось, что у нас в школьном оркестре очень хороший трубач-басист. Сам увидишь.

Зазвонил звонок, и она открыла дверь.

– Иди, уже опаздываешь.

Я встал, поглядел на нее, и у меня защемило сердце.

– Наверняка Энни на чем-нибудь играла бы.

Эти слова сорвались с моих губ прежде, чем я осознал их.

Элизабет закрыла глаза, а я пожалел, что не откусил себе язык вместо того, чтобы размышлять вслух.

Она открыла глаза, и мы вернулись в настоящее.

Открыла дверь.

– Зал для оркестра в новой пристройке, подальше от остальных классов. Иди по этой стороне коридора до выхода на стоянку позади школы. По коридору между кафетерием и спортзалом, потом…

Я пошел мимо нее.

– Просто пойду на звук щенячьих визгов, – сказал я.

Элизабет закрыла за мной дверь, и я миновал стойку, за которой сидел Лестер, все так же склонившись над кружкой с кофе.

– Ты все это слышал? – спросил я.

Он глянул на меня затуманенными глазами.

– Надо же хоть как-то развлекаться. Вряд ли я привыкну сидеть дома и смотреть всякое «мыло» вместе с женой. Она же меня зарежет.

– Не могу ее в этом винить, Лестер.

– Вот все так.

Толкнув наружную дверь, я вышел в пустой коридор. Наверное, чувствовал бы себя куда лучше, если бы на минуту раньше вышел из кабинета Элизабет. В конце концов, мне с Элизабет всегда хорошо было. Главное – не затягивать.

Но некоторые вещи сами себе предел устанавливают.

7. Метеоризм, китовый

Мэрайза, как вы помните, была худощавой и невысокой, так что туба «Грониц» казалась изрядно больше играющей на ней. Когда Мэрайза надела ее на себя, оперев на колени, остались видны только ноги в белых кроссовках, торчащие из-под переплетения латунных трубок.

Тем не менее, сидя в верхнем ряду оркестровой, она выкрикивала команды и отсчитывала такт не хуже армейского сержанта. Как и сказала Элизабет, остальные ее уважали и слушались.

Их было пятьдесят шесть, и это был самый большой оркестр за всю историю Кингмэна. И играли они отлично. Особенно Мэрайза. Даже соло в «Звездах и полосах навсегда», которое обычно играют на флейте-пикколо, сыграла она. Каждая нота тубы звучала четко и правильно, и они сыпались друг за другом с огромной скоростью.

Ну, если честно, все они напоминали мне китовый пердеж. Но очень быстрый, четко выраженный и идеальный китовый пердеж.

Я впечатлился. И озадачился. Девочка явно с удовольствием играла в этом старомодном школьном оркестре. Как же она могла стать частью банды, занявшейся воровством сузафонов, обкрадывая этот самый оркестр? Или она вернула назад тубу только потому, что поняла, что иначе у нее не будет нормальной трубы?

Товарищи по банде и их покупатель знали, что она сделала. А покупатель взял с собой огромный, до идиотизма, револьвер, заряженный ружейными патронами. И не боялся его применить. Вне зависимости от мотивов Мэрайзы, не следовало ли ей несколько раз подумать, прежде чем возвращать свой «Грониц»?

Вроде бы все это не должно было меня беспокоить. Мэрайза оказалась малолетней воровкой, а я спер у нее и ее приятелей-воров деньги. Я всегда воровал только у плохих людей. Так что ее мотивы – не мое дело. Как и их последствия.

Но, сидя на репетиции оркестра, было сложно сдержать любопытство. Двое приятелей-воров были здесь, вместе с Мэрайзой. Кейли, в такой же футболке с надписью «Крутая медь» на спине, игравшая на трубе, сидела в одном ряду с Мэрайзой. А Джаред сидел в нижнем ряду, слева от дирижерского пульта, за который я уселся. Один из восьмерых кларнетистов, первый в ряду. Видимо, он был лучшим среди них.

Когда я только вошел в зал, посередине очередной музыкальной фразы, первое, что я увидел – футболку «Кингмэн Кугар Бэнд» на Джареде, со спины.

Футболку с надписью «Клевое дерево».

– По ходу, это не бравада, если это правда, – сказал я.

– Чо? – переспросил Джаред.

Сейчас, когда очередная музыкальная фраза закончилась и «Звезды и полосы навсегда» завершились мощным китовым пердежем всей басовой секции, я потер уши и задумался, где же мне провести предстоящий свободный час. Не в учительской, где отношение к подменным учителям было, как к разносчикам ветрянки, и было невозможно вздремнуть. В уборщицких царил слишком веселый запах. А в моей «Тойоте» кресла не откидываются, как в «Крайслере» помощника шерифа Бизвэкса. Значит, в преподавательской оркестра, вон той, в задней части репетиционного зала, за дверью с непрозрачным окном.

Кроме того, на самом деле я понимал, что это единственный шанс порыться в столе у Дэвида Гаррета. Не то чтобы «лучше знать своего врага», но «лучше знать того, кто тебя сменил».

Когда отзвучали последние аккорды, Мэрайза встала, оперев тубу на левое бедро и сильно наклонившись вправо, чтобы удержать равновесие.

– Отлично, а теперь давайте сделаем так, чтобы мистер Гаррет не отменил концерт! – заорала она. – Деревянные духовые, не бросать ваши мокрые трости на пол! Медные духовые, подтереть за собой слюни! Ударные, бегом отсюда! Если инструмент остается здесь, убираем его быстро! Три минуты на все!

Наклонившись к мундштуку тубы, она быстро сыграла семь нот. «Стрижка и бритье, два четвертака», классический рифф Бо Дидли.

Никто из учеников на меня и не глянул за подтверждением. Все принялись исполнять приказ Мэрайзы, хлопая кофрами. Я оставался на месте, глядя на Мэрайзу, Кейли и Джареда. Ни капли чувства вины и нервозности на лицах, это после таких-то чудесных выходных. Правда, и у меня тоже.

Не похоже, чтобы они выглядели разочарованными или подавленными из-за того, что у них добычу сперли. Это меня слегка раздражало.

Школьники заканчивали паковать инструменты, а Кейли с Джаредом подошли к Мэрайзе, стоявшей у северной стены, основную часть которой занимал огромный пятидверный дубовый шкаф. Туда убрали тромбоны, валторны, баритоны и пару горнов, а затем Мэрайза и ее приятели закрыли двери новенькими замками. Последней в шкаф отправилась туба. Затем Кейли и Джаред вместе с остальными школьниками вышли через большие распашные двери зала, а Мэрайза принялась пробираться между складными стульями, чтобы забрать свой рюкзак. Потом, по дороге к выходу, остановилась у дирижерского пульта, рядом со мной.

– Спасибо, что с нами понянчились, – сказала она. – Мы еще увидимся на уроке литературы?

– Боюсь, нет. Я нянька, но не на полный день. Хотя получать деньги, ничего не делая?..

Я обвел рукой зал.

– Как мне было во все это встроиться? Или умение ничего не делать… форте в моем исполнении?

Мэрайза язвительно улыбнулась.

– Музыкальная шутка. Очень умно, мистер Маркс. Но сделайте так, чтобы мисс Оуэнс этого не услышала.

Она пошла прочь, и я решил попробовать.

– Мне любопытно, – сказал я. – Как ты заставила воров вернуть «Грониц»?

Она остановилась и нахмурилась.

– А почему вы думаете, что я имею к этому хоть какое-то отношение?

– Ты единственная в оркестре, кто на тубе играет. Если бы я спер тубу, то обратился бы за выкупом именно к тебе.

– Это не сработало бы. У меня денег нет.

– Как думаешь, кто украл трубы? – спросил я, пытаясь подойти с другой стороны.

Мэрайза поглядела на меня, даже не моргнув.

– Так и не скажешь. Никогда не догадаешься, кто ворует.

Развернувшись со скоростью, скорее, балерины, чем девушки, играющей на тубе, она быстро ушла.

8. Девочка в лиловом бикини

Я дошел до двери и смотрел ей вслед, пока она не свернула за угол, к кафетерию. Во всем коридоре пристройки никого не осталось. Я вернулся в репетиционный зал и закрыл распашные двери.

Потом подошел к двери преподавательской и подергал ее. Закрыта. Достав из кармана две скрепки, я за двадцать секунд разобрался с замком и оказался внутри. Закрыл за собой дверь и защелкнул замок.