Дорога славы

Чарский ушёл, Александр остался стоять, глядя на угасающий закат — словно и не было короткого разговора. «Один в поле не воин… Вы правы, профессор. Только вот иногда сначала должен встать именно этот один, чтобы за ним поднялись остальные». На заседании Александр промолчит — профессор уже выиграл завтрашний бой. Но потом сломать судьбу этому храброму человеку Александр не позволит. И начать подготовку к следующему сражению необходимо прямо сейчас. Пару мгновений адмирал ещё глядел на прячущийся за холмами багровый диск, затем отвернулся и пошёл к лифту. Спуститься в свой номер и сделать несколько звонков нужным людям.

История пятая. Имя для Бога

«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». А какой он — Бог? В детстве, когда я спрашивал, все мне отвечали по-разному. Батюшка из церкви неподалёку показал икону, пастор Клаус подарил красивые комиксы с ангелочками и Христом. Жили в нашем тихом городе и евангелисты, и мусульмане со своим неизображаемым богом. Была даже община кришнаитов, которые считали своего бога многоликим и каждый раз рисовали его иначе. Но у всех бог был какой-то ненастоящий — словно каждый, кто пытался рассказать мне о нём, старался вложить частичку себя, сделать бога по своему образу и своему подобию…

Серж стоял на горячем бетоне Новой Терры и счастливо улыбался, рассматривая бесконечные плиты до горизонта и корабли, причудливо разбросанные по взлётному полю космопорта. Наконец-то солнце и свежий воздух — пусть воняет гарью и техникой, зато не многократно профильтрованная и идеально сбалансированная дыхательная смесь сухогруза, которой он дышал последние два месяца. Увы, денег на нормальный билет не было. Серж и на место в идущей на Новую Терру пузатой «канарейке», то есть, простите, многоцелевой грузовой барже CANR-74, набрал только потому, что земляки сделали ему скидку как неплохому повару: слишком уж обрыдло экипажу питаться семью продуктовыми наборами, рекомендованными ассоциацией транспортников и заложенными в кибер-кока.

В те дни, когда полёт становился совсем уж невыносимым, Серж начинал жалеть, что дал этой крысе-капитану в морду… Глядишь, и не уволили бы с позором, без наград и пенсии. И не лишился бы красавец-сержант заветных звёздочек и звания младшего лейтенанта, приказ на которое уже был подписан… Но приступ хандры проходил, и Серж начинал жалеть о своей несдержанности иначе: в спину надо было стрелять этой сволочи, в первом же бою — в спину или в голову. Уж у мастера-снайпера возможностей хоть отбавляй… А так получился двадцатишестилетний оболтус, который умеет только стрелять. Да ещё взрывать, хотя стрелять, конечно, лучше. И куда ему теперь? С «волчьим билетом» только домой, вкалывать на заводе или работать охранником. Нет уж, ни-за-что! Да и не тянет на сонную жизнь обывателя — в детстве нахлебался.

Зато сейчас, когда он стоял на земле Новой Терры, жизнь казалась прекрасной. Всё-таки удачно ему позвонил Руди, сокурсник по учёбке. Узнав, что Серж «на берегу», он позвал приятеля в Серый Легион. Конечно, будь это любое другое наёмное подразделение — Серж сразу бы отказался, слишком брезгливо относился профессиональный военный к «солдатам удачи». Но Легион всегда стоял особняком: за смердящие дела не брался, привлекал лучших — и мог выбирать нанимателя. Чем и пользовался, соблюдая свои, пусть необычные, зато нерушимые понятия о чести и порядочности.

Размышление прервал небольшой автобус, подъехавший к кораблю за экипажем. Серж мгновенно подобрался, благодушное настроение как рукой сняло: конечно, Руди обещал замолвить словечко, да и хорошие снайперы на дороге не валяются… но и расслабляться перед потенциальным нанимателем не стоит.

«Неисповедимы пути господни», — любил говорить Клаус, а старик турок, к которому мы лазили в сад за сливами, глядя на помятые розы, только вздыхал: «кисмет»[3]. — «А как же свобода воли?» — смеялся я, когда вырос. Ведь ваш бог наделил каждого правом выбора, даже если люди и использовали его по своему разумению. Много позже я понял: Господь действительно ведёт нас. Только не так, как думают некоторые, не творит предначертанное — а лишь задаёт вопросы, на которые человек сам должен дать ответ…

Серж возился с очередным «ёжиком», проклиная и свою вторую специальность взрывника, и автора поганого изобретения, и правительственные войска вместе с повстанцами, активно применявшими контейнеры с керамическими бомбами-минами во время боёв за столицу провинции. Никакой взрывчатки, ни грамма металла и пластика — только полсотни собранных вместе стрелок-игл из перенапряжённой керамики в таком же керамическом корпусе. Готовых в любой момент разлететься во все стороны со сверхзвуковой скоростью, а попав в тело — раскрошиться множеством осколков, даруя мучительную и неотвратимую смерть.

Обнаружить «керамику» сложно, и почти невозможно обезвредить. Единственный способ — заставить сработать от взрывной волны. Найти все мины на выбранном участке, рассчитать и установить заряд… и молиться, чтобы ни одна стрелка не залетела в укрытие. К концу дня Серж выматывался так, словно весь день таскал тяжеленные камни. Но самым паршивым было то, что по вечерам ребята из батальона отмечали конец нелёгкой военной компании и начало тихой гарнизонной жизни. Отмечали все, кроме десятка «чистильщиков», вынужденных весь вечер сидеть трезвыми… и отказывать всем симпатичным официанточкам, так и норовившим затащить в постель островки благополучия в виде бравых солдат с деньгами. Но правила сапёров строги и написаны кровью неудачников — все удовольствия только после окончания разминирования.

Хлопок заряда, свист «иголок» и наступившая тишина, настроили легионера на благодушный лад. Вроде сектор чист, последний раз пройтись со сканером и на сегодня можно заканчивать. Серж присел и оперся на прохладный бетон разбитой стены. «Да, навоевали они тут без нас, — подумал легионер. — Грязно, неаккуратно. Полстраны разнесли, прежде чем догадались специалистов позвать…. А, может, ну его, этот сектор? Завтра повторно пройдусь, ещё раз проверю. А сейчас — спа-а-ать…» Вдруг чуть дальше, возле чудом уцелевшего среди развалин дома, послышался шорох. Повернув голову, Серж увидел, как оттуда к нему незаметно подкрадывается мальчишка лет одиннадцати… точнее, ему кажется, что незаметно. «Старательный пацан. И лицо вроде знакомо… Но откуда?»

Всё случилось почти мгновенно, хотя потом Сержу казалось, что события двигались медленно, словно преодолевали толщу воды. Он вспомнил, как пять дней назад ему достался очень сложный участок, и в бар снайпер-сапёр пришёл выжатый как лимон. Сопляк удачно подвернулся, чтобы сорвать на нём напряжение… А теперь пацан, видимо, решил отомстить? Легионер повернулся, чтобы пугануть мальчишку — и похолодел: рядом с домом лежал шар пропущенной мины. «Назад!» — успел крикнуть Серж, и хотел было кинуться, оттолкнуть ребёнка… как услышал характерный звук, означавший, что «ёжик» встал на боевой взвод и вот-вот сработает. Дальше за солдата думали наработанные годами рефлексы, бросив тело в укрытие. Лишь дикий животный крик боли и ужаса застыл в ушах навечно…

Я долго искал тебя и не мог найти. Один человек, который встретился мне в пути, сказал: «Зачем ты ищешь несуществующее? Ведь Бога нет!» Я только улыбнулся несмышлёному: если Тебя нет, то кто же приходил к нам в Галилею?

Серж стоял на выходе из пассажирского терминала, ошеломлённо глядя в переливающееся пятнами тусклой радуги небо. Света эта палитра безумного художника давала немного, но его вполне хватало, чтобы превратить безлунную ночь в какое-то подобие предрассветных сумерек. «Так вот ты какая, Альбия — мир, не знающий темноты… Может, хоть ты станешь для меня местом, где я наконец-то смогу остановиться? — подумал он. — Ты дала приют стольким ищущим покоя — так неужели не найдётся здесь места ещё для одного неприкаянного путника?»

Пять лет, как он расстался с Легионом — но так и не смог найти себе места. Ни в тихой спокойной жизни обывателя, ни в путешествиях. Стоило только притупиться ощущениям от новых краёв, от новых знакомых — и опять возвращались и лицо, и крик… и горькая мысль: успел бы или нет? Иной, наверное, попытался бы утопить свои переживания в алкоголе — но Серж за время службы насмотрелся на человеческие обломки, отдавшие себя во власть дурмана. Хотя в минуты самого чёрного отчаяния и проклинал себя за свою нерешительность, за невозможность утонуть в сладком дыме наркотических грёз.

3

Кисмет (араб. «наделение») — то, что предназначается, определяется каждому провидением