Страница 6 из 12
Глава 4
– Я не согласен с вами, профессор Эшли, – сказал Барри Дилан, самый молодой и талантливый ученик группы Мэри Эшли, с вызовом глядя на нее. – Александру Ионеску гораздо хуже Чаушеску.
– Чем ты можешь доказать это? – спросила Мэри Эшли.
В семинаре по политологии принимали участие двенадцать студентов выпускного курса Канзасского университета. Студенты сидели полукругом лицом к Мэри. Очередь на запись к ней в группу была гораздо длиннее, чем к другим преподавателям. Она была замечательным специалистом, обладала чувством юмора и обаянием, поэтому находиться рядом с ней было удовольствием. Ее овальной формы лицо изменялось от привлекательного к прекрасному, в зависимости от настроения. У нее были миндалевидные карие глаза и густые черные волосы. Ее фигура вызывала зависть у студенток и фантазии у студентов мужского пола, хотя сама она не замечала своей красоты.
«Интересно, счастлива ли она со своим мужем?» – подумал Барри. Он нехотя переключил свое внимание на заданный вопрос.
– Ну, когда Ионеску захватил власть в Румынии, он уничтожил всех сторонников Грозы и вернулся к прежней жесткой просоветской политике. По сравнению с ним Чаушеску был не так уж и плох.
Один из студентов задал вопрос:
– Почему же тогда президент Эллисон так стремится восстановить с ним дипломатические отношения?
– Потому что мы хотим вовлечь его в западный лагерь.
– Вспомните, – сказала Мэри, – Николае Чаушеску смотрел не только на Восток, но и на Запад. В каком году это началось?
– В 1963 году, – ответил Барри. – Когда возникли разногласия между Россией и Китаем, Румыния резко изменила позицию, чтобы показать свою независимость в международных делах.
– Что можно сказать о нынешних взаимоотношениях Румынии с другими странами Варшавского пакта, в особенности с Советским Союзом? – спросила Мэри Эшли.
– Я бы сказал, что они стали крепче.
– А я не согласен, – заявил другой студент. – Румыния подвергла критике СССР за его вторжение в Афганистан, за подписание договора с ЕЭС. К тому же…
Прозвенел звонок. Занятие закончилось. Мэри сказала:
– В понедельник мы поговорим об основных факторах, влияющих на отношения Советского Союза со странами Восточной Европы. Мы также обсудим возможные последствия плана президента Эллисона разрушить «железный занавес». Желаю хорошо провести выходные.
– И вам тоже, профессор.
Мэри смотрела, как студенты направлялись к выходу. Ей нравилась непринужденная атмосфера, царившая на семинаре. История и география оживали в жарких спорах студентов. Иностранные имена и города становились реальными, а исторические события, казалось, происходят прямо здесь. Она преподавала в Канзасском университете уже пятый год, и ей до сих пор это приносило удовлетворение. В год она вела пять групп по изучению политических наук, не считая семинаров со студентами выпускных курсов, где речь шла всегда о Советском Союзе и других социалистических странах. Иногда она чувствовала себя обманщицей. «Я никогда не была в странах, про которые рассказываю, – думала она. – И вообще никогда не покидала Соединенных Штатов».
Мэри Эшли, как и ее родители, родилась в Джанкшн-Сити. Единственный член их семьи, который видел Европу, был ее дед, родившийся в маленькой румынской деревне Воронет.
Мэри планировала отправиться в путешествие за границу после получения ученой степени, но в то лето она познакомилась с Эдвардом, и европейское путешествие превратилось в трехдневный медовый месяц в Уотервилле, в пятидесяти милях от Джанкшн-Сити, где Эдвард занимался больными в критическом состоянии.
– В следующем году поедем обязательно, – сказала Мэри Эдварду вскоре после свадьбы. – Мне так хочется посмотреть Париж, Рим, побывать в Румынии.
– Мне тоже. Поедем обязательно. Следующим летом.
Но следующим летом родилась Бет, а Эдвард был занят работой в больнице графства Джери. Через два года родился Тим, Мэри получила звание доктора философии, снова стала преподавать в Канзасском университете, и годы незаметно пролетели. Если не считать коротких поездок в Чикаго, Атланту и Денвер, Мэри ни разу не выезжала за пределы штата Канзас.
«Как-нибудь в другой раз», – обещала она сама себе.
Мэри собрала свои записи и посмотрела в окно. За стеклом с морозными узорами снова пошел снег. Надев пальто и красный шерстяной шарф, она направилась на Ваттиер-стрит, где припарковала свою машину.
Университетский городок был огромным: 315 акров, где среди деревьев и клумб расположились восемьдесят семь корпусов, включая лаборатории, театры, церковь. Издалека университетские здания, построенные из коричневого известняка с башенками наверху, напоминали старинные замки, готовые сдержать нашествия вражеских орд. Когда Мэри проходила мимо Денисон-холла, навстречу ей попался мужчина с фотоаппаратом «Никон». Он направил его на здание и щелкнул затвором. Мэри попала в кадр. «Мне надо было отойти в сторону, – подумала она. – Я испортила ему снимок».
Через час эта фотография отправилась на самолете в Вашингтон.
У каждого города есть свой неповторимый ритм, жизненный пульс, свойственный местности и живущим здесь людям. Джанкшн-Сити в графстве Джери, с населением 20 381 человек, в 130 милях от Канзас-Сити, гордился тем, что он является географическим центром Соединенных Штатов. Здесь выходила газета «Дейли юнион», были радиостанция и телецентр. В деловой части города находились несколько магазинов и две заправочные станции – одна на 6-й улице, другая на Вашингтон-стрит. Здесь располагались супермаркет, Первый Национальный банк, «Домино пицца», закусочные, автобусная станция, магазин готовой одежды и питейные заведения – все точно такое же, как и в сотнях других маленьких городов США. Но жители Джанкшн-Сити любили свой город за его деревенскую тишину и спокойствие. По крайней мере в рабочие дни. По субботам и воскресеньям Джанкшн-Сити превращался в место отдыха солдат из расположенного неподалеку Форт-Райли.
По дороге домой Мэри Эшли остановилась пообедать в «Диллонз маркет», а затем направилась на север, в сторону Олд-Милфорд-роуд, жилого района, расположенного на берегу озера. С левой стороны дорога была усажена дубами и вязами, а справа тянулись аккуратные дома из камня и кирпича.
Семья Эшли жила в двухэтажном каменном доме, стоящем на небольшом возвышении. Доктор Эшли купил его тринадцать лет назад. В нем были большая гостиная, столовая, библиотека, комната для завтрака, кухня, а наверху – одна большая спальня и две маленьких.
– Это слишком большой дом, – сказала тогда Мэри Эшли. – Для двоих тут много места.
Эдвард обнял ее и крепко прижал к себе.
– А кто сказал, что нас будет только двое?
Когда Мэри вернулась домой, Тим и Бет ждали ее.
– Знаешь что, – сказал Тим, – нашу фотографию опубликуют в газете.
– Может, ты поможешь мне убрать продукты? – спросила Мэри. – А в какой газете?
– Этот человек не сказал об этом, он только сфотографировал нас и пообещал сообщить потом.
Мэри остановилась и посмотрела на сына.
– А больше он ничего не говорил?
– Нет, – ответил Тим. – Но у него был классный «Никон».
В воскресенье Мэри праздновала – хотя это и не то слово, которое возникло у нее в голове, – свое тридцатипятилетие. Эдвард решил устроить ей сюрприз и организовал вечеринку в загородном клубе. Их соседи – Флоренс и Дуглас Шайфер и еще четыре пары ждали ее. Эдвард радовался как ребенок удивленному выражению лица Мэри, когда та зашла и увидела праздничный стол и плакат с поздравлениями. Ей не хватило духу сказать ему, что она узнала о готовящейся вечеринке еще две недели назад. Она обожала Эдварда. А почему бы и нет? Разве можно не любить такого мужчину? Он был красивый, умный, заботливый. Его дед и отец были врачами, поэтому Эдварду никогда не приходило в голову стать кем-то другим. Это был самый лучший хирург в Джанкшн-Сити, хороший отец и прекрасный муж.