Красный циркуляр

Тот факт, что он видел в этой роли меня, не предвещал ничего хорошего.

41. Красный циркуляр

В конце января 2013 года я вновь приехал на Всемирный экономический форум в Давос. Шел второй день работы. Я с трудом пробирался сквозь сугробы на подходе к конференц-центру, как вдруг услышал женский голос:

— Билл! Билл!

Повернувшись, я увидел, как в мою сторону энергично шагает невысокая женщина с раскрасневшимися от мороза щеками в большой меховой шапке. Когда она приблизилась, я узнал Кристию Фриланд — журналистку, которая когда-то давно, еще в Москве, впервые рассказала миру историю о «Сиданко», а теперь работала редактором в новостном агентстве «Рейтер».

— А, Кристиа! Здравствуй!

— Как хорошо, что я тебя увидела, — сразу перешла она к делу.

Здороваясь, мы обычно по-дружески чмокали друг друга в обе щеки, но сейчас ей, очевидно, было не до любезностей, и весь ее вид выдавал нетерпение сообщить что-то очень важное.

— А что случилось?

— Билл, я только что с неофициальной встречи с Медведевым. Там вновь упоминали тебя.

— Неудивительно. Я не пользуюсь особой популярностью у русских в последнее время.

— Именно об этом я и хотела поговорить. Я должна передать тебе его слова… минутку… — Она вынула блокнот из кармана и пролистала до нужной страницы. — Ага, вот. Его спросили о деле Магнитского, и вот что сказал Медведев. Цитирую: «Да, печально, что Сергей Магнитский умер, а Билл Браудер еще жив и на свободе». Так и сказал.

— Это что, угроза?

— По мне так да, очень похоже на то.

Я похолодел. Поблагодарив Кристию за информацию, я пошел в сторону конференц-центра, но в голове прочно засело услышанное. Встречи, запланированные на этот день, продолжались, но еще четыре журналиста, которых я увидел, повторили сказанное Кристией.

Мне не раз угрожали разные люди из России, но никогда прежде такие угрозы не звучали из уст премьер-министра. Я осознавал, что мне грозит опасность, но теперь она достигла другого масштаба. Вернувшись в Лондон, я тут же позвонил нашему специалисту по безопасности, Стивену Беку, и существенно усилил личную охрану.

Эта угроза также показывала ход мыслей Путина и его приближенных. Я расценил ее как желание не только устранить меня физически, но и навредить любым другим доступным способом.

Первую подлость российские власти устроили, затеяв заочный судебный процесс и обвинив меня в уклонении от уплаты налогов компаниями фонда. На протяжении нескольких лет они угрожали мне этим сфабрикованным делом, чтобы запугать и заставить отказаться от борьбы, а теперь, после принятия закона Магнитского, решили пойти до конца.

Проводить надо мной суд, в то время как я нахожусь за пределами страны, было крайне необычно. За всю постсоветскую историю это стало бы всего вторым случаем, когда гражданина западного государства судят заочно. Но это лишь начало.

Вместе со мной они собирались судить и Сергея Магнитского, а вот в это поверить уже было просто невозможно. Судить человека, которого они сами же и убили! До такого не додумался даже Сталин, устроивший геноцид собственного народа. Однако в марте 2013 года Путин поступил именно так.

Своим нововведением Путин вошел в историю. Последний раз судебный процесс против мертвого человека состоялся в Европе в 897 году, когда римская церковь, достав тело папы Формоза из земли, подвергла его суду, после чего, отрубив пальцы, сбросила в Тибр.

Список мерзостей на этом не иссяк. За несколько дней до начала судилища на телеканале НТВ стали энергично рекламировать часовой «документальный» фильм под названием «Список Браудера», который поставили в прайм-тайм.

Я не стал смотреть его в прямом эфире, но позже мне позвонил Владимир и вкратце изложил суть: «Билл, это чисто параноидальные фантазии».

Мало того, что в этом «фильме» меня и Сергея обвиняли в уклонении от налогов, так еще и «назначили» виновным в девальвации рубля в 1998 году; краже 4,8 миллиарда долларов займа МВФ России; убийстве моего делового партнера — Эдмонда Сафры; работе на британскую разведку MІ6; а также в том, что именно я убил Сергея Магнитского в СИЗО «Матросская тишина».

Я бы, может, и расстроился, но фальсификация получилась настолько топорной, что вряд ли зрители поверили хоть единому слову. Впрочем, «достоверность» не имела для российских властей никакого значения. Все, что они делали, сводилось к шаблонам и было взято из давно отработанного сценария, который они не уставали применять. Та же команда НТВ после переизбрания Путина в 2012 году смонтировала похожий «документальный» фильм в попытке очернить движение протеста; и еще один — об известной панк-рок-группе «Пусси райот». Трансляция этих «шедевров» сопровождала преследования и аресты людей, о которых там шла речь.

Слушание по нашему делу началось одиннадцатого марта в Тверском суде. Председательствовал судья Игорь Алисов. Ни семья Магнитского, ни я не принимали участия в этом процессе, так что суд назначил нам государственных защитников против нашей воли. Когда адвокаты по назначению осознали, с чем им придется иметь дело, оба подали самоотвод, но им пригрозили лишением адвокатского статуса.

Все западные правительства, парламенты, средства массовой информации и правозащитные организации рассматривали происходящее как возмутительное попрание основ правосудия. Начало слушания повергло всех в недоумение — прокурор несколько часов кряду что-то бубнил перед пустой клеткой.

Всех удивляло, зачем это понадобилось Путину. Международному имиджу России был нанесен колоссальный урон, а выгода от затеи казалась небольшой. Никто не сомневался, что я не отправлюсь в российскую тюрьму по окончании процесса, а Сергея уже не было в живых.

Но своя извращенная логика в этом все же была. В представлении Путина, имея судебный приговор против нас с Сергеем, его эмиссары могли затем обращаться к европейским государствам, которые рассматривали собственные версии закона Магнитского, и порицать их вопросом: «Как можно принимать законодательный акт, названный именем преступника, осужденного российским судом? Как можно слушать его защитника, осужденного за то же преступление?»

Неудобные детали о том, что Сергей был убит в СИЗО три года назад, после того как раскрыл многомиллиардную коррупцию в высших эшелонах государственной власти, Путин просто сбрасывал со счетов.

Где-то посередине судебного процесса возникла заминка, когда оба государственных защитника в знак протеста просто перестали появляться в суде.

Я не знал, что и думать. Поскольку результат этого спектакля был заранее известен и контролировался Путиным, едва ли адвокаты действовали по своей воле. Я начал подумывать, что Путин таким образом пытается изящно уйти с этого позорного шоу, которое сам же инициировал.

Но нет, он не собирался пасовать, а, наоборот, поднял ставки. Двадцать второго апреля российские власти объявили меня в розыск, предъявив еще одно обвинение по новому сфабрикованному делу.

Как бы драматично это ни звучало и как бы на это не рассчитывал Кремль, меня это не вывело из равновесия. В Великобритании меня ни за что не арестовали бы, так как английское правительство уже признало российский процесс нелегитимным и отклонило запросы российских органов. Я не могу себе представить, что цивилизованная страна поступит иначе, так что, невзирая на назойливый шум со стороны российских властей, продолжил заниматься правозащитной деятельностью.

В середине мая меня пригласили выступить с речью на Форуме свободы, проходившем в Осло — своего рода Давосе правозащитного движения. В день мероприятия, когда я вот-вот должен был выйти на сцену перед аудиторией в триста человек, я взглянул на смартфон и увидел срочное сообщение от помощницы с указанием «Интерпол». Я прочел: «Билл, с нами только что связался N. Он получил ориентировку Интерпола о вашем аресте! Документ в приложении. Срочно перезвоните в офис!»