Обстановочка (сборник)

Гостиный двор

Как прохладно в гостиных рядах!Пахнет нефтью и кожейИ сырою рогожей…Цепи пыльною грудой темнеют на ржавых пудах,У железной литой полосыЗеленеют весы.Стонут толстые голуби глухо,Выбирают из щелей овес…Под откос,Спотыкаясь, плетется слепая старуха,А у лавок, под низкими сводами стен,У икон – янтареют лампадные чашки,И купцы с бородами до самых коленЗабавляются в шашки.1917Псков

«Сатирикон»

(Памяти Аркадия Аверченко)

Над Фонтанкой сизо-серойВ старом добром ПетербургеВ низких комнатах уютныхРасцветал «Сатирикон».За окном пестрели баркиС белоствольными дровами,А напротив Двор АпраксинПодымал хоромы ввысь.В низких комнатах уютныхБыло шумно и привольно…Сумасбродные рисункиРазлеглись по всем столам.На окне сидел художникИ калинкинское пиво,Запрокинув кверху гриву,С упоением сосал.На диване два поэта,Как беспечные кентавры,Хохотали до упадуНад какой-то ерундой…Почтальон стоял у стойкиИ посматривал тревожноНа огромные плакатыС толстым дьяволом внутри.Тихий крохотный издательДеликатного сложеньяПробегал из кабинета,Как испуганная мышь.Кто-то в ванной лаял басом,Кто-то резвыми ногамиЗа издателем помчался,Чтоб аванс с него сорвать…А в сторонке в кабинетеГрузный медленный Аркадий,Наклонясь над грудой писем,Почту свежую вскрывал:Сотни диких графомановИзо всех уездных щелейНасылали горы хлама —Хлама в прозе и в стихах.Ну и чушь! В зрачках хохлацкихИскры хитрые дрожали:В первом ящике почтовомВздернет на кол – и аминь!Четким почерком кудрявымПлел он вязь, глаза прищурив,И сифон с водой шипучей,Чертыхаясь, осушал.Ровно в полдень встанет. Баста!Сатирическая банда,Гулко топая ногами,Вдоль Фонтанки шла за нимК Чернышеву переулку…Там в гостинице «Московской»Можно вдосталь съесть и выпить,Можно всласть похохотать.Хвост прохожих возле сквераОборачивался в страхе,Дети, бросив свой песочек,В рот пихали кулачки:Кто такие? Что за хохот?Что за странные манеры?Мексиканские ковбои?Укротители зверей?..А под аркой министерстваОколоточный знакомый,Добродушно ухмыляясь,К козырьку взносил ладонь:«Как, Аркадий Тимофеич,Драгоценное здоровье?» – «Ничего, живем – не тужим…До ста лет решил скрипеть!»До ста лет, чудак, не дожил…Разве мог он знать и чуять,Что за молодостью дерзкой,Словно бесы, налетятГоды красного разгула,Годы горького скитанья,Засыпающие пепломВсе веселые глаза…1925

Пасха в Гатчине

А. И. Куприну

Из мглы всплывает яркоДалекая весна:Тишь гатчинского паркаИ домик Куприна.Пасхальная неделя —Беспечных дней кольцо,Зеленый пух апреля,Скрипучее крыльцо…Нас встретил дом уютомВеселых голосовИ пушечным салютомДвух сенбернарских псов.Хозяин в тюбетейке,Приземистый как дуб,Подводит нас к индейке,Склонивши набок чуб…Он сам похож на гостяВ своем жилье простом…Какой-то дядя КостяБьет в клавиши перстом…Поют нескладным хором, —О, ты, родной козел!Весенним разговоромЖужжит просторный стол.На гиацинтах алыхМорозно-хрупкий мат.В узорчатых бокалахОранжевый мускат.Ковер узором блеклымПокрыл бугром тахту,В окне – прильни-ка к стеклам —Черемуха в цвету!Вдруг пыль из подворотни,Скрип петель в тишине, —Казак уральской сотниВъезжает на коне.Ни на кого не глядя,У темного стволаОгромный черный дядяСлетел пером с седла.Хозяин дробным шагомС крыльца, пыхтя, спешит.Порывистым зигзагомВзметнулась чернь копыт…Сухой и горбоносый,Хорош казачий конь!Зрачки чуть-чуть раскосы, —Не подходи! Не тронь!Чужак погладил темя,Пощекотал челоИ вдруг, привстав на стремя,Упруго влип в седло…Всем телом навалился,Поводья в горсть собрал, —Конь буйным чертом взвился,Да, видно, опоздал!Не рысь, а сарабанда…А гости из окнаХвалили дружной бандойПосадку Куприна…Вспотел и конь, и всадник.Мы сели вновь за стол…Махинище-урядникС хозяином вошел.Копна прически львиной,И бородище – вал.Перекрестился чинно,Хозяйке руку дал…Средь нас он был как дома,Спокоен, прост и мил.Стакан огромный ромаСтепенно осушил.Срок вышел. Дома краше…Через четыре дняОн уезжал к папашеИ продавал коня.«Цена… ужо успеем».Погладил свой лампас,А чуб цыганский змеемЧернел до самых глаз.Два сенбернарских чадаУ шашки встали в ряд:Как будто к ним из садаПришел их старший брат…Хозяин, глянув зорко,Поглаживал кадык.Вдали из-за пригоркаВдруг пискнул паровик.Мы пели… Что? Не помню.Но так рычит утес,Когда в каменоломнюСорвется под откос…Март 1926Париж