Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 5

Иногда это срабатывало, и даже очень неплохо. В данном случае это сработало, но не в мою пользу.

– Допустим, родственница, – спокойно ответила девушка, – ну и что с того?

А, действительно, что с того? Это как про ковбоя, который, чтобы понравиться девушке, покрасил лошадь в зеленый цвет. После такого ответа надо встать, извиниться и шагать в ту сторону, откуда пришел, проклиная себя за неуклюжесть и неспособность познакомиться с девушкой.

– Вы знаете, мне всегда нравилась Эдит Пиаф, хотя я не понимал того, о чем она поет, – начал я, – и в детстве я был безумно влюблен в нее. А сейчас увидел Вас, похожую на нее, и мои детские чувства снова проснулись.

Девушка удивленно подняла брови. Видно, что я задел какую-то чувствительную струну. Мне действительно нравилась Эдит Пиаф, а ее песню «Падам, падам» я еще в детстве выучил наизусть. И я спел. Может быть, пиво помогло мне, может быть, что-то еще другое, но я пел по-французски:

На глазах девушки навернулись слезы, но она улыбнулась и сказала:

– Я так завидую ей. Ей всегда доставалась самая лучшая любовь, но я предала ее и вместо того, чтобы быть рядом с ней, сижу и распиваю ароматный кофе в далекой Сибири. Не перебивайте меня. Я знаю, что вы мне не верите и я не хочу ничего доказывать. Лучше идите своей дорогой и не мешайте мне перед смертью выпить чашечку кофе.

Я оглянулся вокруг. Не было никаких признаков того, что кто-то ей угрожает. Я схватил чашечку и выплеснул кофе на землю.

– Что вы делаете, – возмутилась она. – Официант принес мне кофе, не потребовав денег сразу, а у меня нет денег, чтобы расплатиться за кофе.

– Хорошо, я закажу вам кофе, но зачем вы хотите покончить счеты с жизнью? – спросил я.

– Вы совершенно ничего не поняли, – сказала незнакомка, – мне придется умереть, но не от кофе. Если хотите все узнать, то поцелуйте меня, – и она призывно подставила мне губы для поцелуя.

– Боже, да она же сумасшедшая, – подумалось мне. – И чего меня дернуло связаться с придурочной?

– Нет, я не сумасшедшая, – сказала девушка, – я сама не знаю, как оказалась здесь. Русский язык мой родной. Меня зовут Галин. Мои родители сразу после революции эмигрировали во Францию, и я не успела забыть свой язык. Только что закончилась война, но СССР не может быть той страной, где я оказалась. Я не буду ничего рассказывать, вы должны почувствовать это сами и решить, та ли я женщина, которая нужна вам. Целуйте!

– Эх, была не была, семи смертям не бывать, а одной не миновать, помирать, так с музыкой, – подумал я и прикоснулся к губам девушки.

Моторы «Боинга» натужно ревели. Самолет раскачивало из стороны в сторону. Иногда он падал в такую глубокую воздушную яму, что пассажиров и их вещи поднимало под самый потолок самолета, а потом резко швыряло на пол и заносило в бок.

Галин держалась за мою руку и плакала. Иногда она назвала меня Марсель и просила обнять ее.

– Марсель, я боюсь умирать, обними меня. Эдит никогда не узнает этого и не будет сердиться на нас, Марсель.





Я смотрел в иллюминатор на облака и мне в тумане виделся ринг, где я в тяжелом поединке завоевал звание чемпиона мира. Зачем оно мне нужно? Я подарю любому свой чемпионский титул, лишь бы остаться жить. Боже, почему жизнь так скоротечна?

Я крепко обнял Галин и стал ждать удара, который поставит все на место. Все будут равными, не будет гениев и не будет простых людей, все будут просто людьми.

Оттолкнув от себя Галин, я бросился к своей спортивной сумке, чтобы достать фотографию Эдит и взглянуть на нее в последний раз.

Рядом со мной разбился стеклянный предмет, и я открыл глаза. Мой бокал лежал на гранитной плитке, а я ничего не мог понять: где я и что со мной.

Подошедший официант любезно осведомился:

– Кофе вашей дамы записать в ваш счет?

Но рядом со мной никого не было. Недопитая чашечка кофе одиноко стояла напротив меня.

Зачем я ее оттолкнул?

Колесо жизни

В 1957 году мне было семь лет, но мне почему-то казалось, что я уже был взрослым и по какому-то недоразумению я стал маленьким. Мне приходится играть с мальчишками, которым еще предстоит идти в школу и учиться всему, что я уже давно знал.

Два года назад, пролистав отрывной календарь за 1955 год, я отчетливо вспомнил Никиту Сергеевича Хрущева, бывшего первого секретаря московского городского комитета коммунистической партии, Долорес Ибаррури, несгибаемую Пасионарию, председателя коммунистической партии Испании и многих других деятелей коммунистической партии и советского правительства, с кровью вошедших в историю России. Взрослые только ахали, когда я безошибочно называл фамилии и имена тех, кого мне показывали в календаре, говорили, смотрите какой способный мальчик, гладили меня по голове и мгновенно забывали о том, о чем они только что беседовали со мной. Я помнил не только то, кем они были в 1955 году и до этого, но и знал, что с ними будет потом. Каким-то внутренним чувством я понимал, что говорить об этом взрослым совершенно не обязательно.

Мы бежали по летнему, залитому солнцем тротуару, и катили перед собой обода велосипедных колес без спиц, подталкивая их или палочкой, или крючком, сделанным из стальной проволоки. Лязг тонкого металла обода об асфальт был громким, и он создавал ощущение нахождения в прозрачной кабине одноколесной машины, несущейся по тротуару при помощи волшебной силы, готовой поднять тебя ввысь и понести над землей, над твоим городом, над большой рекой и унести так далеко, куда не ступала нога ни одного путешественника.

В какой-то момент лязг колеса слился в одно тонкое гудение и внезапно жара, грохот и слепящее солнце сменились прохладой, тишиной и полной темнотой. Так всегда бывает, когда заходишь с улицы в затененные сенцы деревенского дома. В сенцах глаза быстро привыкают, а темнота, в которую я попал, не исчезала. Вдалеке вспыхивали редкие огни, но они светили в глаза, не освещая того, что находилось вокруг. Я даже не видел себя. Где-то в стороне слышался шум машин, голоса людей, но никого поблизости не было.

Постепенно я начал различать свои руки, одежду, как в кино после начала сеанса. И все происходящее вокруг мною воспринималось как кино, потому что никто совершенно не обращал на меня внимания, даже проходящие машины не сигналили мне, чтобы я ненароком не попал под их колеса.

Я потряс головой и ощупал себя. Вроде бы сам цел, но голова очень тяжелая. В левой стороне груди в области сердца была резкая боль. Трудно поднять левую руку. Я сунул правую руку под гимнастерку и сразу понял, что это штифты двух орденов Красной Звезды впились в грудь при падении. Откуда я падал? Вдалеке что-то бухало, и звук ударной волной качал меня из стороны в сторону. Я достал из кармана документы. Читаю. Капитан Репин Иван Алексеевич, должность – командир артиллерийской батареи войсковой части 29803. Так, это же моя батарея ведет бой и мой наблюдательный пункт должен быть где-то рядом. Я пошел в сторону вспышек и громких звуков.