Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 9

— Ждет, — сказал юноша, отчаянно ища глазами своего нового знакомца и с ужасом понимая, что может и не узнать его без верхней одежды среди всей этой толпы.

— Позвольте узнать, к кому?

Юра повернулся к метрдотелю, сохранявшему совершенно отрешенное лицо.

— Меня должен ждать господин Бром.

— А! — Брови метрдотеля вздернулись, и Юра позволил себе наконец расслабиться. — Аркадий Венедиктович! Да-с. Он предупреждал. Ждут-с в кабинете. Прошу за мной.

Юра пошел вслед за метрдотелем мимо столиков, за которыми сидели люди, совершенно не обращавшие на него внимания. Юра хотел быстрее миновать зал, проскочить сквозь него, но метрдотель не торопился, время от времени кивая с улыбкой знакомым посетителям.

Наконец эта пытка кончилась — они вошли в узкий коридор и остановились у двери с номером «5». Метрдотель распахнул дверь:

— Прошу вас!

Аркадий Бром сидел за столом, накрытым к ужину. Увидев Юру, он встал, обогнул стол и снова долго держал его руку в своей, а потом усадил на стул и отослал метрдотеля. Он налил Юре вина и положил на его тарелку тонко нарезанный расстегай, пригласив сначала угоститься и согреться и при этом просил чувствовать себя совершенно свободно. Юра при одном взгляде на тонкие ломтики расстегая с рассыпчатой рыбной начинкой почувствовал, как сжимается от голода желудок. Он взял вилку и стал есть, поначалу стараясь отламывать небольшие кусочки. Бром между тем снова завел речь о том, что обыватель не понимает ни образов, ни ритма его стихов. Когда Аркадий Венедиктович поднял свой бокал и предложил выпить за поэзию, Юра, до этого пивший вино по редким праздникам и то только дома, схватил свой бокал и выпил вино как воду — одним духом. Бром засмеялся одобрительно и снова подлил из бутылки.

Так и пошло: расстегай сменился другими закусками, бокал следовал за бокалом — скоро Юра захмелел, осмелел и даже начал иногда спорить с Бромом. Правда, не совсем понимая, зачем и о чем. Он жаловался на жизнь, а вернее, на сестру. Жаловался на квартирную хозяйку, на соседей, на родителей. Наконец Аркадий Бром подсел рядом и крепко взял его за руку.

— Послушайте, Юра, — сказал он ласково. — Сейчас мы с вами поедем к людям, которые примут в вас самое искреннее участие. Они, возможно, покажутся вам немного… — он снова засмеялся, — странноватыми. Но это ничего. Вот, выпейте еще вина. На улице холодно.

Юра плохо помнил, как они прошли через зал, как оделись в гардеробе. Снаружи действительно было холодно и уже темно — фонари светили пока вполнакала. Бром поймал извозчика. По дороге он все время давал кучеру указание повернуть то направо, то налево — как будто они ехали не по знакомым московским улицам, а по какому-то критскому лабиринту. И часто брал Юру за руку — впрочем, всегда так непринужденно, как будто с дружеским участием.

Наконец Бром остановил извозчика, и они с Юрой сошли у черного входа большого трехэтажного здания.

— Сюда, Юра, идите сюда, — позвал Бром, открывая перед ним дверь.

Они поднялись на второй этаж по темной лестнице и вошли в пустую кухню. Потом через другую дверь попали в гостиную. Здесь Аркадий Венедиктович усадил Юру на кушетку и велел подождать.

3

«Сестры»

Сначала он старался сидеть прямо, но тепло, исходившее от большой голландской печи в углу гостиной и выпитое вино наконец сделали свое дело. Юра снял бушлат, положив его рядом, а потом облокотился на спинку кушетки и вяло начал рассматривать помещение. «Странное место для посвящения в члены ложи», — подумал он. Большая хрустальная люстра под лепным белым потолком не горела — только несколько изящных бра погружали всю гостиную в мягкий полумрак. На стенах, оклеенных персиковыми полосатыми обоями, висело несколько картин совершенно вакхического содержания в тяжелых рамах с потемневшей от времени позолотой. Кроме кушетки, на которой он сидел, здесь стояли еще один мягкий большой диван и несколько кресел. Были и два окна, закрытых тяжелыми коричневыми гардинами. В дальнем углу Юра разглядел стол, на котором стояло несколько бутылок с шампанским.

Долгое ожидание совсем разморило молодого поэта, и он задремал.

Разбудили его тихие голоса и шелест ткани. Он открыл глаза и от неожиданности вздрогнул. Перед ним стоял Аркадий Венедиктович с бокалом шампанского в руках, а позади него — три странные фигуры. Сначала Юра подумал, что это женщины. Но секундой позже с ужасом понял — нет, это были трое мужчин, одетых в платья. Хотя прикрытые полумасками лица их были накрашены, как у женщин, однако скрыть мужские черты косметика была не в состоянии. Одна из «женщин» — ее изображал мужчина помоложе, — шурша платьем с искусной вышивкой, подошла и села рядом с юношей.

— Здравствуй, красавец. Выспался?

Мозг Юры все еще отказывался сделать логический вывод о месте, в которое он попал. Ему все еще казалось, что этот карнавал — всего лишь часть испытания для неофита. Он кивнул, даже не попытавшись отстраниться.

— Дайте ему шампанского, — приказала вторая «женщина» — платье на ней сидело в обтяжку, и фигура выдавала мужчину коренастого. — А то он оробел!

«Дамы» и Бром засмеялись. Третий ряженый в полумаске подошел к столу и налил бокал. Потом приблизился к кушетке и небрежно протянул шампанское Юре — несколько капель пролились на его пиджак.

— Держи, — приказал он.





Юноша, не смея взглянуть в его глаза, взял бокал, но пить не стал. Он чувствовал себя как кролик перед тремя удавами. Реальность происходящего постепенно начала прорываться сквозь опьянение и ту защитную стену, которую пытался выстроить мозг.

Попался! Теперь он ясно понимал, что Бром вовсе не хотел ввести его в масонский орден. Что его целью было сначала завлечь Юру, а потом отдать в руки извращенцев-мужеложцев. И он, поддавшись, позволил себя напоить и отвезти в это гнездо разврата, которое находилось непонятно где. Надо было бежать, но как? Как прорваться через руки четверых мужчин, желавших явно поразвлечься с юношей.

— Что вы хотите? — испуганно спросил Юра.

Мужчины переглянулись и начали улыбаться.

— Ничего такого, — просто ответил молодой, сидевший рядом. — Ничего необычного. Перестань дичиться, красавчик. Аркадий Венедиктович рассказал нам, что ты поэт. Вот, выпей и прочти нам стишок. — Он повернулся к Брому. — Аркаша, позови…

Бром кивнул, поставил бокал на столик и вышел.

— Это для нашего архива, — сказал молодой, снова поворачиваясь к Юре. — Ты ведь не против?

В комнату вошел человек с треногой и ящиком фотографического аппарата.

— Любишь фотографироваться? — спросил молодой, пока двое остальных занимали места позади кушетки для общей фотографии.

— Нет.

— Зря! Эти фотографии… — Молодой щелкнул пальцами.

Юра почувствовал, как на его плечо легла рука коренастого. Толстые пальцы впились в пиджак, придавливая юношу к спинке кушетки. Он дернулся, стараясь вырваться, но тут же чужая рука придавила и второе его плечо.

— Сиди смирно, — послышался голос. — Иначе фотография не получится.

— Да уж, — сказал молодой, придвигаясь ближе настолько, что Юра мог рассмотреть мелкие бусинки, пришитые по краям полумаски. — Зря мы, что ли, одевались специально для тебя? Посмотри на мое платье. Нравится? Хочешь такое?

Фотограф быстро расставил треногу, нырнул внутрь полога и поднял руку, в которой держал вспышку.

— Улыбайся! — послышался голос сзади, и пальцы еще больнее впились в плечи Юры.

«Пропал!» — с ужасом подумал юноша.

Вспыхнул магний вспышки.

— Прекрасно, — сказал молодой. — Для начала очень хорошо.

— Для начала? — простонал Юра.

— Конечно! Вечер только начался.

Молодой повернулся назад — к остальным ряженым.

— Ну что, сестры, кто сорвет первый цветок с этих поэтических уст?

— Так-так, — сказал следователь. — Видите, доктор, все понятно. Юношу обесчестили. Он не выдержал и повесился. А рана на голове — следствие какой-нибудь старой травмы. Яснее ясного.