Война миров

— Педро, и женские сигареты с пепельницей.

— Ой, — сказала я, — а разве тут можно? Ведь книги… Это для них вредно!

— Почему вы так думаете? Боитесь пожара?

— Н-нет. Не боюсь. Ведь книги далеко от стола. Просто в Музее Национальной Литературы курить нельзя вообще во всем здании. Только на улице. Я спросила, мне сказали, что от дыма бумага стареет.

— Бумага стареет от всего. Но особенно сильно — от света. Тем не менее люди до сих пор читают на свету.

Я засмеялась:

— Но разве можно читать в темноте?

Он улыбнулся.

— И как часто вы бываете в музеях?

— Редко, по правде говоря. Только в Музее Национальной Литературы.

— А там?

— Раз в неделю. У меня абонемент в библиотеку при музее. В нее можно попасть с улицы, а можно через музей. Я хожу через музей, потому что мне нравится, как пахнут книги. И еще потому, что около главного входа часто бывает место на бесплатной парковке!

Он засмеялся.

— Вы любите слушать книги?

— Да. И еще я хочу поступить в колледж, и мне нужно много знать. Поэтому я купила абонемент в библиотеку. Это намного дешевле, чем подписка в магазинах.

— Вы закончили школу или еще учитесь?

— Закончила. Полную.

— Прекрасно. И кем хотите стать?

— Не знаю еще. Дома я думала, что хочу быть учительницей. А когда приехала сюда, то поняла — архитектором. Но лучше бы мне, наверное, стать врачом. Это нужнее.

— Нужнее, Долорес, работать по призванию. Если у вас есть призвание архитектора, то лучше стать им.

— Так откуда мне знать, какое у меня призвание? Я еще ничему не училась, а разве до учебы поймешь?

— Ну не скажите. Может, вы в детстве строили домики для кукол?

Я сдавленно хихикнула:

— Я вообще не играла в куклы.

— Вот как? А как же вы развлекались? Дети должны играть.

— Я ходила на рыбалку с соседскими мальчиками. Пока бабушка мне не сказала, что я уже большая и мне нельзя ходить на речку только лишь с мальчиками, и тем более нельзя купаться вместе с ними. Еще я любила подстригать кустарники так, что они принимали разную форму. Однажды я выстригла дракона из любимой бабушкиной живой изгороди. Всем соседям понравилось!

— Вы умеете рисовать?

— Да, в школе научилась.

— Как вы оказались на набережной? Это малолюдное место, там нет клубов, ресторанов, стоянок такси.

Ага, началось.

— Я ехала домой. У меня оставалось полтора часа разрешенного времени, и я могла бы взять еще заказ. Но там надо было везти клиентку в Лощину, это очень далеко, а я уже устала. А других приличных заказов не было.

— Но вы живете совсем в другой стороне.

— Да. Мне нравится эта набережная, я просто люблю через нее ездить. Даже если приходится давать крюка. Конечно, если я везу клиента, то выбираю оптимальный путь — это ведь нечестно, везти длинным путем, когда есть короткий. Но когда одна и еду на рассвете — то всегда через набережную.

— И чем же она для вас привлекательна?

— Она красивая. А еще там есть место, с которого очень хорошо виден мост Святого Доминика. Это самый красивый мост, который я видела в жизни! И можно стоять у балюстрады, смотреть на воду — и на мост. Я отдыхаю душой, когда бываю там.

— Но там нет бесплатных парковок, а вы любитель поэкономить.

Какой внимательный старый черт, такого на мякине не проведешь. Он уже мне нравился с чисто профессиональной точки зрения.

— Да, — я позволила себе широкую улыбку, — зато там мало камер, и они стоят так, что целые участки не просматриваются. Еще там почти никогда не бывает полиции. Если осторожно, можно встать с нарушением, прямо у тротуара. И минут десять постоять. Никто не заметит.

— Ах вот оно что! И как же было сегодня? Вы приехали полюбоваться мостом на рассвете, встали, и тут рядом появились люди…

— Нет. Мое любимое место — почти в самом конце набережной. Я ехала и издали увидела «Севилью», припаркованную не только против всех правил, а еще и нагло. И четверых людей. И пока я ехала, то поняла, что трое из них грабят четвертого. Конечно, я решила спугнуть грабителей! Мне и в голову не приходило что-то другое.

— И вы вызвали полицию…

— Конечно! А потом вышла из машины, чтобы помочь человеку в воде. Мало ли что. Пока еще приедет полиция… а вдруг ему в воде станет плохо? Как оказалось, стало.

— Вы отлично плаваете. Научились в деревне, когда ходили на рыбалку с мальчиками?

— Не-ет, — я потрясла головой. — То есть я умела плавать, но так, по-деревенски. А по-настоящему научилась в школе. У нас был бассейн.

— Хорошая школа.

— Самая лучшая в пригороде!

— А вы — настоящий сорванец. Представляю, сколько раз школьный капеллан наказывал вас.

— Он очень добрый человек, генерал Вальдес. Он никогда не наказывал детей за непослушание и шалости.

— Как же он справлялся? Например, с вами?

— Ну… Он сказал мне после уроков прийти в часовню. Я пришла. Удивилась, потому что пришло еще очень много детей. Неужели все такие хулиганы? — подумала я. Я тогда еще совсем недолго училась в той школе. А капеллан повел нас в большое здание рядом с часовней, там раньше был барак, но его отремонтировали. Оказалось, он там занимался с нашим школьным хором, а тем, кто петь не мог, рассказывал. Об истории Мексики, о Боге, об искусстве. Мне он сказал, что я, наверное, шалю от скуки, так вот мне занятие, и я должна заниматься каждый день в течение недели, а потом обсудить с ним. И включил мне фильм о живописи. Там были все-все древние шедевры! Сказать по правде, это он потом учил меня рисовать. Я стала ходить к нему каждый день, это и вправду было намного интереснее, чем гулять по улице или что-то еще. К тому же я подружилась с девочкой из хора…

— Поразительно умный человек. С таким подходом не удивлюсь, что вы очень набожна.

— Честно говоря, иногда я пропускаю мессу. Но молюсь каждый день!

— Куда вы ходите к мессе?

— В церковь Святого Людовика на Холме.

Пришел Педро и подал кофе с сигаретами. Очень вовремя, потому что старик-генерал мне уже слегка разонравился с профессиональной точки зрения. Повосхищалась — и хватит. Теперь я скорее опасалась его. Настоящий контрразведчик. Надеюсь, ему не занадобится проверять мою легенду. Школа никуда не делась, и капеллана я описала как живого. Другое дело, что мой прототип, настоящая Долорес Кастро, вообще-то была очень тихой и смирной девушкой. К тому же болезненной. Она не шалила на уроках, к капеллану ходила за компанию с той самой подружкой из хора. И плавать, кстати, не умела.

Я пригубила кофе, закурила сигарету. Генерал отошел к стеллажам, отпер стеклянную дверцу и вынул громадный том. Как я определила — альбом по искусству. О господи, зачем это ему?

Он раскрыл том посередине, показал мне картину:

— Узнаете?

Ну, «Мону Лизу» не узнать невозможно. Ты решил устроить мне экзамен на знание живописи?! Генерал показал еще несколько картин, столь же известных и ярких. Я назвала. Потом сообразила, что всерьез меня экзаменовать не станут — нормальная деревенская девочка даже имени Леонардо да Винчи или Рафаэля никогда не слышала. Даже окончившая полную школу.

— У вас отличная зрительная память. Для сравнения: мой младший брат из всего мирового наследия узнал бы в лучшем случае «Мону Лизу». Хотя получил образование куда лучше вашего. Но его никогда не интересовала живопись. Что ж, если у вас такая память… — Он принес толстую папку и положил ее передо мной. — Посмотрите. Кого-нибудь из них вы видели на набережной сегодня утром?

Я раскрыла папку. Все понятно. Внутри лежали большие глянцевые фотографии прекрасного качества. И почти сразу я нашла снимок одного из «грабителей».

— Вот. Этот был на набережной. Хотя здесь он одет намного лучше.

— Посмотрите еще.

Нет, в папке больше не было ни одного знакомого лица. Впрочем, если честно, кое-кого я опознала — одних по публикациям в прессе, других по нашим ориентировкам.

— И эти трое — они были без машины? Пешком?