Война миров

Я перелезла через перила, нащупала ногой первую ступеньку. С запозданием вспомнила, что нижнего белья на мне нет и при движении это, конечно, бросится в глаза молодому человеку — на то он и молодой человек. Мысленно усмехнулась: опять застесняется.

— Но почему кота пришлось снимать вам? Разве этого не могли сделать сыновья или внуки соседки? Или ваши братья?

— Наша соседка — старая дева, и кот был единственной ее отрадой. А моя мама умерла от гриппа, когда я была младенцем. Папа потом женился на славной женщине из городских. И уехал к ней, а я осталась с бабушкой и дедушкой.

— Вас сослали в деревню, чтобы вы не мозолили глаза мачехе?

— Нет, что вы! — Я спрыгнула наземь. Энрике, как и ожидалось, смущенно отвел взгляд. — Сеньора Валентина — очень добрая женщина. Она хотела удочерить меня, если Пресвятая Дева не подарит ей родных детишек. Бабушка каждый день молилась, чтобы детишки появились, иначе меня забрали бы, и бабушке с дедушкой стало бы совсем одиноко. И через полтора года сеньора Валентина родила сразу двоих! Но она все равно хотела забрать меня, чтобы у нее была дочка. Папа сказал, лучше оставить меня с бабушкой и дедушкой, поэтому они с сеньорой Валентиной удочерили девочку-сиротку из приюта.

— Вот как? — изумился Энрике. — То есть ваш отец предпочел взять чужого ребенка? А вас бросить в деревне?

— Но, сеньор Энрике, ведь у меня была семья и был дом. К тому же папа, когда женился на сеньоре Валентине, оставил мне все мамино приданое, чтобы я могла учиться в хорошей школе. А у той девочки совсем ничего не было. Конечно же, папа поступил правильно, ведь сироткам тоже нужны родители и дом.

— Таких, как вы, называют «светлая душа», — вздохнул Энрике.

— Сеньора Валентина все равно меня не забыла. Она даже подарила мне свой старенький автомобиль.

— Странный выбор подарка для девочки — машина.

— Да что вы, сеньор Энрике, отличный подарок, ведь хороший водитель нигде не пропадет. А потом, я была ужасным сорванцом в детстве. Я даже в куклы не играла, совсем. Дедушка боялся, что такие привычки помешают мне найти хорошего мужа. А сеньора Валентина призналась, что тоже росла сорванцом, и ей ведь это не помешало выйти замуж и стать прекрасной женой…

Он все еще отворачивался, а щеки потемнели от непрошеного румянца.

— Пойдемте. — Он повернулся и пошел по широкой садовой дорожке. — Беседка — там. Не волнуйтесь, в саду сейчас работает много слуг, ваша репутация не пострадает ни капельки. — И тут же постарался уйти от опасной темы, преувеличенно радостно сказав: — Я однажды спрыгнул с балкона. Меня посадили под домашний арест за то, что… словом, было одно происшествие в школе… неважно. А мне чрезвычайно важно было встретиться с моими друзьями. И тогда я взял и прыгнул. Ногу подвернул, но не показал, что мне больно, даже когда меня отчитывали за эту проделку. Мне было шестнадцать лет — уже не ребенок, чтобы не уметь терпеть боль.

— Вот поэтому, — сказала я с важным видом, — я и не стала прыгать с балкона. Хотя, конечно, тогда, в деревне, ну, когда спасала кота, я потом спрыгнула с крыши. Потому что кот испугался, стал вырываться и царапаться, и я подумала, что не совладаю с ним одной рукой, когда буду спускаться по лестнице. И просто спрыгнула. Сейчас подумала: что, если я спрыгну и подверну себе ногу? Ведь получится очень неудобно.

— Да, я не простил бы себе, если бы вы повредили ногу… — Тут он почему-то покраснел еще сильнее и быстро добавил: — Или руку. — И стал совсем пунцовым.

Понятно. На почве утреннего покушения, когда молодой человек в буквальном смысле заглянул в глаза смерти, у него проснулись витальные потребности. Теперь у него всякая мысль о ноге связывается с фантазиями о круглой женской попе, а о руке — наверное, с грудью.

Он привел меня к большой беседке-ротонде с белыми колоннами, каменным полом и крышей-луковкой с флюгером. У стола застыл слуга в белом. Кофе был сервирован на двоих, из чего я сделала вывод, что Энрике вовсе не случайно оказался под моим окном.

— Утром мне показалось, что вы выше ростом. И крупнее, — сказал он, когда мы уселись и слуга церемонно наполнил наши чашечки. — Удивительно, как вы справились.

— Я очень сильная, — доверительным тоном сообщила я. Некультурно закатала рукав выше локтя, согнула руку и показала: — Видите, какие бицепсы?

Моя выходка принесла желанную разрядку: он рассмеялся. И правда, как-то странно вожделеть девушку, которая хвастается своими мышцами.

— Сколько вам лет, Долорес? — спросил он мягко.

— Скоро будет двадцать, — ответила я с готовностью.

— Вы выглядите моложе.

Чудесный комплимент. Особенно если учесть, что мне двадцать четыре и позади у меня шикарный жизненный опыт.

— И удивительно в наше время, что вы к двадцати годам, да еще и занимаясь такой работой, сохранили подобную чистоту и простоту взглядов.

— У меня отличная работа, сеньор Энрике! — Я позволила себе взъерошиться. — Она честная, и я сама себе хозяйка!

— Я не хотел задеть вас. Конечно, любая честная работа хороша. Но все-таки… Таксистам приходится сталкиваться с разными людьми. Не все из них добры и воспитанны. Многие не стесняются обслуживающего персонала, к которому относят и водителей. И особенно люди не стесняются таксистов, которых видят, может быть, в первый и в последний раз. А вы тем более работаете ночью. Должно быть, вам даже приходится развозить по домам пьяных мужчин.

Я легкомысленно пожала плечами:

— До сих пор не приходилось. Бывало, что везла людей навеселе. Но я всегда выбираю таких, чтоб были с женами.

— Разумно, — очень серьезно похвалил меня Энрике. — А почему вы работаете ночью?

— Ночная лицензия — самая дешевая. Когда я приехала в столицу, у меня были деньги. Мне казалось, что их много. Мечтала поступить в колледж. Но жилье в Золотом Мехико очень дорогое. Я не хотела снимать квартиру на паях с другими девушками. Откуда мне знать, как их воспитывали? Я не так наивна, чтобы думать, будто все одинокие девушки в столице блюдут себя. Да даже если блюдут — вдруг они любят сплетничать или слушать громкую музыку? Или у них миллион родственников в деревне, которые постоянно будут приезжать в гости? Поэтому я нашла отдельную квартирку. Да, она крохотная, меньше даже, чем мои комнаты в бабушкином доме. И на самой окраине. Зато я живу в ней одна. Дом прямо рядом со сквером, все соседи — люди приезжие, но приличные. Я нарочно искала строгую домовладелицу — такая точно проследит, чтобы ее жильцы были тихими и скромными. Правда, она еще и очень прижимистая, всегда ругается на расход воды или электричества. Сколько ни израсходуешь, она все равно ругается! — Я засмеялась. — Но это не беда. Зато вода в том районе очень дешевая. А мне все равно нужно экономить. Потом я арендовала машину, и получилось так, что оставшихся денег хватило только на ночную лицензию.

— У вас машина арендованная? Я бы не удивился, если бы вы ездили на машине вашей уважаемой мачехи! — Энрике засмеялся. — Выглядит она, мягко говоря, не новой.

— Ну что вы! Ей всего пять лет, а той было шестнадцать.

— Вы меня удивили. Даже не подозревал, что шестнадцатилетняя машина еще может ездить.

— По правде говоря, — созналась я, — я тоже видела только одну такую машину. Остальные отправлялись на переработку куда раньше.

Энрике поднял голову и уставился на что-то позади меня. Я обернулась. Ничего особенного, просто по дорожке от дома медленно и величаво двигался старик в ливрее. Потомственный дворецкий, надо полагать. А Энрике-то не слишком уверен, что за кофепитие с таксисткой ему не прилетит по шее, ишь как напрягся. Люди, которым нечего бояться, глядят на слуг вопросительно, если те пришли без зова.

— Сеньор Энрике, сеньора Вальдес желает вас видеть, — сообщил дворецкий.

О, похоже, это было худшее из возможных зол: слуги донесли матери, а не отцу. Энрике кивнул:

— Хорошо.

Дворецкий не сдвинулся с места.

— Что еще? — удивился Энрике с нескрываемым раздражением.