Страница 75 из 148
Я с трудом смотал тряпицу, пытаясь освободить ладонь от ножа. Разбитые костяшки пальцев саднили… А ещё болели все мышцы…
Умываться у орков было не принято. Как пояснил позже шаман: настоящего воина омывает дождь, обдувает ветер. Ему незачем быть таким изнеженным, как эльф.
Последнее слово он произнёс с явным презрением.
Шаман подбросил в очаг веток. Пламя жадно пыхнуло, выпуская клубы дыма в потолок, где находилось круглое отверстие.
Мы были внутри шатра вождя. Здесь пахло варёным мясом и ещё чем-то таким… Я не сразу смог определить. Но потом заметил в дальней части шатра металлическую треногу, в которой висел таз, полностью засыпанный семенами конопли.
— От «дурного» духа, — пояснил Кремень, заметив мой любопытный взгляд.
Был глубокий вечер. Кремень заварил в большой пиале какие-то травы и затем густо полил их лошадиным молоком.
Мы долго беседовали. Поначалу говорили о всякой всячине. Об охоте, о сегодняшней зиме, о запасах в стойбище.
— Так, значит, ты убил Тигр-Хана? — прозвучало это больше, как утверждение.
Осуждал меня шаман, или наоборот — восхищался, было трудно понять. Может, внутренне он сердился на мой «подвиг», но виду не подавал.
Кремень вздохнул и подбросил веток в костёр.
— Утром сюда придут воины, — сказал шаман, как мне показалось обречённо.
Он взял пиалу и разлил её содержимое по глубоким мискам.
— Тебя торжественно проводят вниз, — продолжал он, — представят клану…
— После всего, что я сделал? Мне кажется, Громыхало давал ясно понять, что за Белого Хана…
— Громыхало!? Н-да! — Кремень усмехнулся. — Вот, что я тебе скажу: Белый Тигр стал слаб. Его слишком часто кормили мясом. Вот он пресытился, разжирел, стал ленивым… Знай, что они все, — шаман махнул в сторону стойбища, — виноваты сами в гибели Хана. Раньше только с приходом зимы наше племя приносило ему жертвы. В иное время он должен был сам находить себе пропитание… Дураки! Это им урок!
— Если этот урок, конечно, племя в состоянии понять.
Старый шаман с любопытством посмотрел на меня.
— Некогда в нашем племени жил могучий воин. Его имя давно стёрлось из памяти, — начал Кремень рассказ. — Однажды пришла одна из самых страшных зим. Одна из таких, которая бывает раз в сто лет. Ужасный холод, голод стали один за другим забирать жителей стойбища. И этот могучий воин пошёл в лес… сам… Он хотел добыть для племени хоть какую-то еду. Но не выдержал испытания, насланного на нас духами предков. Вместо того, чтобы продолжать охоту, этот воин стал бросаться на своих соплеменников, и пожирать их… И с того времени этот орк был проклят. Он оброс шерстью, превратился в тигра. И имя ему дали Хан… Он был самой смертью. И зима отметила его своей печатью, чтобы навсегда отличить от тигриного племени…
— Зачем вы ему поклоняетесь?
— Мы не поклоняемся ему… Никто никогда не ходил в Священную долину. Только шаманы носили туда жертвы, чтобы это чудовище не бродило по лесу, не губило одиноких путников.
Я понимающе кивнул, а сам отметил, что легенда весьма красива и поучительна, чтобы быть правдой.
Кремень вдруг протянул мне миску со словами:
— Это вкусно, — и сам сделал первый глоток.
Я понюхал напиток и уловил тончайший запах черемши… А после первого глотка вдруг явно ощутил насколько голоден.
Шаман улыбнулся, и эта улыбка получилась весьма страшной. Тут предательски заурчал мой живот и Кремень поднялся. Он сходил и принёс вареного мяса, и потом протянул его мне.
— Ешь, — сказал шаман.
Я несколько минут, молча, поглощал пищу. Надо сказать, мне казалось, что орки едят всякую гадость, и их кухня не блещет вкусом. Но сегодня могу смело заявить, что это не так. В качестве гарнира Кремень подал варёный горох.
— Завтра придут воины, придёт и Громыхало, — продолжил свой рассказ шаман, глядя в потолок, куда уходил дым от костра. — Когтя, как и всех иных вождей, павших на Священной тропе сожгут на скале пред Духовым Камнем. Пепел развеют по воздуху… Ты знаешь, когда он пришёл в стойбище, то очень оскорбил наш клан. Он насмехался над воинами, затем бросил вызов старому вождю…
Кремень замолчал, долго смакуя напиток.
— Его тело не было сожжено, как того велит обычай предков. И его дух так никогда и не попал к ним… Он не сидит с ними, не пьёт айрг, не говорит об охоте… Его тело разрубили на части и отнесли Тигр-Хану. А голову водрузили на шест…
— Почему ваши воины не возмутились такой… наглости? — удивился я.
— Закон велит следовать за новым вождём…
— Даже если он не блюдёт заветы предков?
Шаман снова улыбнулся. А, может, то была совсем не улыбка.
— Коготь чужого племени. Он призвал воинов быть такими же, как Тигр тигров. Его восхищало всё то, что касалось Белого Хана. В первую же ночь на Пире были съедены жены старого вождя… Громыхало выступил на стороне Когтя. Он сказал оркам, что раз они Тигры, то обязаны поступать так, как поступает Тигр-Хан… Стали убивать стариков, малых детей… из тех, кто послабее…
Кремень тяжело вздохнул.
— Мне было видение, — сказал он. — Несколько дней назад. По Священной тропе поднялся белый единорог. Он подошёл к Духову Камню и пнул его копытом. Появился Тигр-Хан…
Кремень неожиданно резко замолчал. А потом наклонился вперёд и тихо добавил:
— Единорог заколол зверя… А потом долго бил копытом землю. Пока дух Тигр-Хана не вышел из Камня и не сел рядом…
— И что это значит?
Я закончил грызть кость, допил содержимое миски и поставил её на пол у очага. Кремень поднялся на ноги пошёл к треноге. С минуту он перебирал рукой зёрна в тазе, кажется, что-то при этом бормоча под нос.
— Рядом лежало ещё чьё-то тело, — услышал я. — То был орк. По всему видно, что могучий воин… Над ним сидели вороны и клевали его тело… А потом единорог ушёл…
Снова молчание.
Дальнейший разговор не складывался. Шаман, молча, совершал какой-то ритуал, а потом сказал, что пора спать.
Я разместился на грубоватом лежаке. В голове тихо плавали разные мыслишки. Все они сводились к завтрашнему утру. Представлялось, как заявятся из стойбища орки во главе с Громыхало, объявят меня своим вождём…
А зачем мне это? Зачем мне быть их вождём?
— Глупо получилось, — говорил я сам себе.
Хотел спасти себя и спасти гибберлингов, а теперь залез в такие дебри, что ой-ой-ой.
С этими настроениями стал проваливаться в сон.
Откуда-то потянуло холодом. Я подумал, что это сверху через отверстия, для выхода дыма. Но тут моего лица коснулась чья-то рука.
— Стояна? — тихо спросил я.
Тишина.
— Стояна, ты?
— Я…
В тусклом свете тлеющих углей проявилась тёмная фигура.
— Что в этот раз?
— Пойдём со мной, — говорила друидка тихим голосом.
Я встал и последовал за ней наружу. Подспудно мелькнула мысль, что это сон; но вот в лицо задул холодный ветер, и его порывы мгновенно «отрезвили».
Ночь. В небе висит луна. Тихо-тихо.
— Что ты хотела? — спрашиваю у Стояны.
Она стоит рядом, тоже смотрит в небо.
— Жди, — еле слышно говорит друидка.
И я жду. Сознание цепенеет от сонливой усталости… Зачем я сюда вышел? Лучше бы лежал да похрапывал, как Кремень. Там внутри и тепло, и…
Небо расколола молния. Она промчалась от юга до севера. Стало светло как днём, а потом снова темнота.
Не может быть! — пронеслось в голове. — Гроза? Зимой?
Едва хотел сделать шаг, как земля вдруг содрогнулась. Мои ноги тут же подкосились, и я упал на колени. Затем ещё один толчок…
— Смотри! — говорит мне Стояна.
Она указала в сторону, где на круче росли старые сосны. Я долго и внимательно присматривался, но видел лишь громадный валун. От толчков тот вдруг накренился и поехал вниз. Несколько мгновений камень переворачивался, а потом гулко рухнул наземь.
— Иди, — подтолкнула в спину Стояна. — Иди скорей.
Подниматься на ноги было ой, как тяжело. Мне казалось, что я преодолеваю водную толщ.