Страница 132 из 148
Я вытянул флягу и потряс ей перед глазами.
— Так! — обрадовано потёр руки Лузга.
А Фрол (вот же злопамятный человек) ехидно заметил:
— Неужто мы перешли в разряд «достойных» пить с вами, Бор?
— Не хочешь, не пей. Я не настаиваю.
— Да что вы, как не люди, прямо! — с обидой сказал Лузга. — Что вы взъелись друг на друга?
Я промолчал, Фрол тоже. Лузга выдержал паузу и откуда-то вытянул железную кружку.
— Ладно, забыли, — бросил он. — Наливай.
Я откупорил флягу и плеснул ему в кружку. Фрол поднял голову и странно посмотрел на меня.
— Такого я давно не делал, — вдруг сказал он, намекая на сделанное мне исключение. — Если чем обидел, то прошу прощения.
Я кивнул и ответил тоже:
— Знаю, что мой нрав трудно вытерпеть, но и я приношу свои извинения.
С этими словами протянул флягу экспедитору. Тот сделал мощный глоток и вернул её назад. Лузга тоже одним махом проглотил зубровку и крякнул от удовольствия. Пока они закусывали, я, молча, поблагодарил своего Покровителя за то, что он проявляет милость ко мне, и последовал примеру Фрола — одним мощным глотком залил в желудок добрую порцию настойки.
— Ты был прав, Бор, — заявил экспедитор. — В нашей жизни проходит столько людей… Все они, так или иначе, влияют на нашу судьбу. Если начинаешь думать над этим, то прямо бросает в дрожь.
Фрол тяжело вздохнул и отчего-то посмотрел на мертвого наёмника.
— А конец всё одно один, — сказал он, чуть погодя. — Ты знаешь, а я даже начинаю тебе завидовать, Бор. Всю жизнь мечтал быть независимым ни от кого, а всё приключилось наоборот…
— Позволь вопрос, — начал я. — Что ты хочешь в Проклятом Храме? Зачем туда пошёл? Только ответь честно.
Фрол усмехнулся и посмотрел на флягу. Я снова плеснул в кружку Лузге, а потом протянул флягу экспедитору. Тот снова сделал глоток и вернул её мне.
— Вы с Лузгой ко всему готовы. Один ходит с кружкой, а другой носит флягу с водкой…
— Зубровкой, — поправил наёмник, заливая её в рот.
— Ну да, ну да… А я до сих пор ни к чему в этой жизни не готов. Могу только «потреблять» за счёт других…
Фрол грустно заулыбался. Он сейчас походил на какого-то глупого дурачка.
— Зачем я мне Проклятый Храм? Думаю, Бор, ты итак догадался. Конечно, из-за золота.
Я улыбнулся.
— Не буду скрывать: я много кому должен… И не мало должен, — говорил Фрол. — А если верить записям Крюкова, там, в Пирамиде, столько золота, что я не только со своими долгами разберусь, но и смогу начать жить сызнова.
— Как и все мы, — бросил Лузга.
— А откуда ты, Фрол? — спросил я.
— С Форокса, — неохотно ответил тот. — А ты?
— С Ингоса. Грёнефьел-фьорд. Слыхал?
Экспедитор развёл руками. Мы обернулись к помрачневшему Лузге. Он долго шамкал губами, глядя на костёр, а потом ответил:
— Моего аллода уже нет… Совсем нет… Если вас интересует, зачем мне золото, то я отвечу: на Умойре есть небольшой хуторок — Дубичи. Хочу его выкупить и… Ладно, не тревожьте мне душу, Бор. Лучше наливай!
Я снова откупорил флягу. Лузга стал мрачнее тучи, да и Фрол был не лучше.
Ну что ж, хотя бы честно ответили. А то все эти слова про «благо для Лиги» да им подобные уж слишком пованивали.
Лузга быстро проглотил содержимое своей кружки, но я видел, что внутренняя боль от него не отступала. Тоже касалось и Фрола. Тот уж совсем стал мрачным.
— Мне золото до не надобности, — заявил я.
— Мы так и подумали, — кисло улыбнулся Фрол. — Особенно после слов про «судьбу». Ты, Бор, уж слишком прямолинеен. И честен. Но вполне достоин восхищения… Мы с Лузгой погрязли в своих проблемах, в своём прошлом. А ты свободен. Вот уж кому надо завидовать… Как ты там говорил: «Лишнее отсеется»?
Лузга вдруг протянул кружку с каким-то вызовом, что я сразу понял, зубровка ударила ему по мозгам.
Я ему не нравился, это факт. Вообще не нравился. Тут к гадалке не ходить, думаю, что дело в банальной ревности.
Экспедитор, углублённый в свои мысли, ничего вокруг не замечал. Он сидел, прижавшись спиной к валуну, хмуро глядя прямо перед собой.
Я налил зубровку. Лузга поболтал содержимое кружки и одним махом залил его в рот…
«Бор… Ну и имя, — думалось ему. — Вот пью с ним, а чуть что — зарежет, даже не задумается… Гляди, какие у него злобные глаза. Аж оторопь берёт».
А ведь и сам Лузга когда-то таким был. Точно таким: молодым, сильным, несгибаемым… бесстрашным… злым, в нормальном понимании этого слова.
Но вот уже ему и сорок шесть лет, и, казалось бы, возраст ещё такой, что чувствуешь себя полным сил, а мысли нет-нет, да откатятся к прошлому.
Лузга совсем недавно стал замечать за собой привычку говорить что-то вроде: «Не та уже Кания, ох, не та!» А это говорило только об одном: разум начинал стареть. Тело полно сил, руки-ноги ещё не дрожат, но душа поизносилась. Сильно поизносилась.
А этот Бор хорош! Ох, хорош! Понятно, чего Фрол так к нему «тянется»… тут обижаться не следует. По честному не следует. Во-первых, он и моложе, и сильнее, да и злее, что скрывать. А я уж и жирком оброс. Вот Фрол к нему и тянется.
Северянин снова налил умойрской настойки и уставился своим ясным пронзительным взглядом прямо на Лузгу. Такое ощущение, что он видит насквозь, до самой печёнки.
И снова все трое выпили молча.
Крепкая же зараза, — чуть скривился Лузга. — Аж в голову стукнула.
Сорок шесть лет и всё Лузга да Лузга… Одни прозвища у нас у наёмников: Кабан, Зуб, Трутень… Лузга.
Тьфу, ты! Аж противно! Не человек, а шавка подзаборная. Это в молодости казалось крутым: и кличка, и прозвище, лишь бы пострашнее. А сейчас совсем наоборот: кого буду вспоминать, как называть? Лузгой? Никто ведь не вспомнит, что он Прохор. Да и кто вспомнит-то?
«Карьера» последнего началась, как только он в таверне вполне намеренно убил своего… второго по счёту человека. Лузга тогда был стройнее, да и волос на голове было побольше. К этому времени у него уже сложилась своя «философия»: в этом мире правит только сильный духом и телом. И если тебе чего-то не достаёт, то иди и возьми это у другого.
Бор снова вытянул флягу и жестом испросил у Фрола и Лузги об их желании выпить ещё по одной.
— Давай, — махнул наёмник.
Сегодня он сам себе разрешил это дело. Пить, так пить.
Хмель быстро всасывался в кровь, пробуждая в голове старые позабытые образы.
— Раньше всё было иначе. Вся Кания жила иначе, — сказал Лузга.
Это было неожиданно даже для него самого. Он поначалу даже не понял, что сказал это вслух.
Фрол чуть удивился: «Вот не думалось и не представлялось, что Лузга способен на такие «лирические» отступления».
— У нас по вечерам на улицах играла музыка…
Наёмник уставился на языки пламени. Перед его глазами проносились танцующие люди, слышался веселый смех… Там, в этом позабытом мире, было хорошо. А ещё оттуда веяло какой-то умиротворённостью.
Тогда все были добрее, моложе… А ещё действительно много танцевали.
— Не знаю, как другим, но мне нравилось, — глаза Лузги затянуло странная поволока.
Сейчас он вдруг видел своих отца и мать, ещё совсем-совсем молодыми, и тоже весёлыми.
— Сосед напротив делал «петушков» на палочке. Они у него всегда получались необычайно сладкими. Я пробовал и у других, но у старого Ерёмы они были лучше всех. Да и больше, чем у других… Он был совсем не жадный. А по праздникам… да и просто так, возьмёт и от щедрот своих протянет мне «петушка»…
Лузга улыбнулся так, как это делает человек, вдруг вспомнивший нечто приятное. Не весёлое, а просто приятное.
— Липовая улица, — сказал он. — Мы жили на Липовой улице. Она тянулась до самых Пивных ворот. Такой красивой улицы не было во всём городке… Я и лип таких нигде больше не встречал…. А как там хорошо было гулять. Ульяна… Милая девчонка… озорная…
Улыбка Лузги стала глупой, но счастливой.
Женщин у него было предостаточно. Но не было ни одной такой, как Ульяна. Даже похожей…