Страница 2 из 4
Но, проводя в своей книге общие идеи, заимствованные, по выражению автора, «из русской жизни и веры», г. Миллер-Красовский доходит до крайностей столь нелепых, что трудно поверить, чтобы дошел до них человек, с успехом кончивший курс наук в университете. Он постоянно вооружается на немцев (г. Миллер-Красовский!), говоря, что они омрачены руссоскими плевелами (стр. 45) и филантропическими тенденциями и вследствие того – толкуют учащимся про их права. Это вменяется им в большое преступление г. Миллером-Красовским, который свои собственные воззрения развивает вот в какой последовательности:
Но если же воспитатель должен довести питомца – будущего гражданина – до сознания, что права человека преимущественно измеряются исполнением гражданских обязанностей; и если всякая гражданская обязанность есть не что иное, как безусловное подчинение нашей индивидуальной воли правительству и отечественным законам, то, само собою разумеется, послушание, требуемое воспитателем от питомца, будет основою и гражданского послушания. Самоограничение и самоотвержение – главнейшие действователи в воспитании: они вырабатывают в молодой душе способность подчиняться общенародным целям. Этим же подчинением под общее мы и, в свою очередь, пользуемся общими нравственными, умственными силами и общим, покровительством, то есть благостию церкви и государства (стр. 8).
Сколько можно понять из неграмотного изложения, автор хочет сказать, что человека нужно воспитывать единственно для государства. Иначе сказать – нужно подавлять в нем личную волю, с малолетства заглушать всякое сознание своих прав (кроме только приведенных выше празднований дня ангела, рождения и пр.) и целью всего воспитания поставить дисциплину и субординацию. Так именно и полагает г. Миллер-Красовский. В конце книги, сводя к одному результату все свои положения, он ставит четвертым основным положением следующее:
«Воспитание и образование, по форме и содержанию, не что другое, как одно повиновение» (стр. 69).
Даже родительской и детской любви он не оставляет места в воспитании без дисциплины. С цинической грубостью, с самым варварским неуважением к лучшим чувствам человеческой природы г. Миллер-Красовский говорит (стр. 27):
Мы не станом более доказывать, что одна дисциплина прочит родителям детскую любовь; смысл ее лучше всего выражен непреложною педагогическою истиною:
ПОВИНУЯСЬ, ДЕТИ УЧАТСЯ ЛЮБИТЬ (но не наоборот).
Мало этого, г. Миллер-Красовский считает вредным даже то, когда детям объясняют, почему они должны сделать то или другое, НЕ РАССУЖДАЙ, А ИСПОЛНЯЙ! – огромными буквами напечатано на 33 стр. его книги. И этому страшному изречению предшествует следующее рассуждение:
Мы часто замечаем, что родители облегчают детям повиновение, убеждая их в воспитательской какой-либо необходимости причинами и доводами. Это, в сущности, то же самое, что освобождение от всякого повиновения, потому что убежденное дитя уж более не слушается родителей, а причин, резонов, и таким образом только привыкает резонировать… Слабая мать, слабый воспитатель, поясняющие детям свои требования резонами и причинами, только снисходят на степень покорных слуг пред детьми; зато последние нередко и делаются маленькими деспотами. Нельзя вообще допускать ни под каким видом идею равенства между воспитывающим и воспитанником; оно несогласно с заповедью. Мы, однако, сами часто доводим ребенка до греха именно тем, что возбуждаем нашими вечными резонами в нем охоту возражать. Дитя, привыкающее к возражениям, мало-помалу усвоивает себе право переговоров. А что же возражения, переговоры, как не идея равенства! – Положим, убежденное дитя действительно и покорилось необходимости, так оно сделало это, уж не повинуясь высшей воле, – оно покорилось собственной, самоугодной силе сознания (как это печально!). При таком направлении дети не только легко лишаются необходимого благоговейного чувства к воспитателю; они и всю жиздь страдают… Если мы признаем истину, что привычка много значит и что человек всегда и постепенно доходит от малого до великого, то здравое воспитание и не допустит резонов у детей. Оно непременно установит для всех воспитываемых, без разбора возраста и сословия, – разумное правило: НЕ РАССУЖДАЙ, А ИСПОЛНЯЙ.
Как видите, г. Миллер-Красовский вовсе не хочет, чтобы дети слушались резонов. Нет, пусть их слушаются чужих приказов, не смея и подумать о том, разумны или нет эти приказы. Повиновение, дисциплина – вот основа и цель воспитания. А добиться повиновения можно не приучением детей к разумному согласию с волею воспитателя, к внутреннему одобрению его требований, а просто наградами и наказаниями. Награды (то есть внешнее одобрение, знаки отличия и т. п.) г. Миллер-Красовский признает необходимым и единственным стимулом всякой деятельности человеческой. Он говорит:
Карамзины, Пушкины, все, кто только не (то есть ни) записан в (то есть на) золотых скрижалях истории, наверно, не возвеличили бы своими дарами человеческого достоинства, если бы им с молодости твердили: ты работай, трудись, – но награды не жди! (Какой же награды? Понятие автора об этом отчасти объясняется следующим, тут же приводимым у него примером.) И гениальный Суворов, после бессмертных подвигов русского оружия в Италии, писал еще из Италии нашему посланнику при лондонском дворе: «Пришлите мне подвязок» (стр. 38).
Страсть получать знаки отличия и всякие награды очень похвальна с точки зрения г. Миллер-Красовского, который высочайшую степень достоинства человека поставляет в смиренности. К приобретению смиренности должен, по его мнению, каждый человек стремиться как к идеалу человеческого совершенства. С одушевлением говорит он на этот счет: «Легко может быть, что иной яркий луч, иной прекрасный цветок в нашей литературе рано померк, рано увял от горделивой воли, от недостатка в благочестивой смиренности. Так, например, в произведениях Лермонтова, любимом поэте молодежи, мы находим естественную силу и красоту, отголоски величественной кавказской природы; но зато весьма редко встречаем в них нравственную силу – смиренность» (стр. 16). Без смиренности же человек погиб, по мнению г. Миллер-Красовского: от недостатка смиренности и вследствие «плевел филантропизма» германский народ много бедствовал, и «мудрено ли после этого, если Наполеон двумя ударами, при Иене и Ауерштедте, покорил Пруссию?» (стр. 23). Опасаясь, как видно, чтобы и Россию не постигла столь же печальная участь, г. Миллер-Красовский очень подробно толкует о разных наказаниях, посредством которых можно произвести в детях смиренность и отучить их от всякой претензии на какие-нибудь нрава. Как и следовало ожидать, г. Миллер-Красовский очень одобряет розгу; но в ней он видит и некоторые неудобства, состоящие в том, что процесс сечения берет много времени. Против карцера г. Миллер-Красовский восстает решительно, находя, что он не убьет, а скорее «укрепит молодую грешную волю»:
В школе еще карцер играет важную роль: оно, по мнению многих педагогов, потому полезно, что молодой грешник может на досуге удобно обдумать свою вину. Мы же держимся совсем другого мнения: наша двенадцатилетняя практика говорит нам, что продолжительное наказание большею частию не только бесполезно, оно даже способствует зачерствению и озлоблению молодой натуры. Быстрое, моментное действие же воспитателя всегда более потрясет, чем систематически задуманные приемы и способы. Наша главная задача единственно состоит в том, чтобы предавать смерти молодую грешную волю, а не давать ей на досуге, во время длящегося наказания, укрепляться. Это, как уже сказано, достигается одною быстротою, основательным, сильным моментным потрясением (стр. 50).