Никто

«Привет, Фредди!»

А бывают общества анонимных обжор? Анонимных курильщиков? Какие ещё зависимости у него были? Ничего значительного, просто какая-нибудь тупая хрень для толстозадых. Азартные игры в интернете? Порножурналы? Порнофильмы? Компьютерный гольф?

Церковь святого Игнатия представляла собой огромное атмосферное каменное здание, которое было похоже на древнюю постройку. Одно из первых зданий, построенных в этом городе. Так было написано на табличке у входа.

Территория возле входа была окружена заборчиком, за которым находился маленький и очень ухоженный сад. Крайер потянул за ручку массивной деревянной двери и с удивлением обнаружил, что дверь заперта. Разве церкви не должны быть открыты в любое время, чтобы верующие могли прийти и помолиться, поставить свечку, причаститься?

Размышляя над этим, он вспомнил, что теперь церковные свечи были полностью автоматизированными. Засовываешь мелочь в автомат, нажимаешь на кнопку, и загорается электрическая свеча. Больше никакого воска. Того, кем Крайер был раньше, это, кажется, возмущало. А Крайеру было по барабану.

Он уже собирался выйти на улицу, когда увидел в тридцати метрах дом приходского священника. Он повернулся и пошёл туда с нарастающим лёгким беспокойством, появившимся внезапно где-то внутри. Он остановился и закрыл глаза, попытался сосредоточиться на этом ощущении, которое, возможно, имело какое-то отношение к вопросу: теперь, когда он стал другим человеком, душа у него тоже другая?

Может быть, тот инцидент повлёк за собой искупление?

Он подошёл к небольшому зданию и чуть не запнулся о кучу сухих веток.

Священник работал граблями на маленькой лужайке, избавлялся от сорняков. Он был в тёмных брюках, свободной хлопковой рубашке и расстёгнутой синей ветровке. Ничто в его внешности не указывало на род его деятельности, за исключением воротника. Крайеру это показалось удивительным. Зачем парень в явно нерабочее время, занимаясь личными делами, надел этот воротник и не снимает его даже на время работы в саду?

‒ Эй, ‒ сказал Крайер.

Священник, казалось, рад был на время отвлечься от работы.

‒ Я могу вам чем-нибудь помочь?

‒ Возможно. Простите, что побеспокоил вас.

‒ Ничего страшного, вы меня совсем не побеспокоили. Я отец Бруно.

Кое-что ещё пришло Крайеру на ум. Почему некоторые священники представляются по фамилии, а некоторые ‒ по имени? Отец Каллахан, отец О’Мерфи, отец Джим, отец Том.

Зачем он отвлекается на все эти мелочи? Всё это не имеет значения, ничто не имеет значения, кроме того, ради чего он плачет и истекает кровью.

‒ Я просто хотел спросить о… собраниях А.А., ‒ сказал Крайер.

‒ Мы проводим собрания в подвальном помещении три раза в неделю. По понедельникам, средам и пятницам в 19:30.

Для гарантии: чтобы те, кто чувствует, что в выходные не сможет сдержаться, пришли сюда в пятницу. Или в понедельник, после того как облажались в субботу или воскресенье.

‒ Вы отвечаете за эти встречи?

‒ Да, я.

Отец Бруно смотрел Крайеру в глаза, дружелюбно улыбаясь, с заботой, прибережённой для тех, кому понадобится утешение. Либо он видел Крайера впервые, либо не узнал его. Крайер подумал, что этим можно воспользоваться. Можно зайти с другого конца и продолжать рыть носом землю, как ищейка.

‒ Год назад на эти встречи ходил мой друг. Вы тогда уже здесь работали?

На лице священника промелькнуло болезненное выражение, а затем он снова улыбнулся, на этот раз будто бы с раскаянием.

‒ Да, я был здесь. Помогал отцу Антонио и сам прикладывался к бутылке. Я начал посещать эти собрания, садился всегда в дальний угол, пытаясь скрыть своё лицо, находясь в своей же церкви, потому что боялся, что кто-нибудь из прихожан узнает меня. Я не совсем понимал, как работает эта система. Меня больше занимало собственное тщеславие, нежели моя жизнь и вера. Только несколько месяцев спустя я смог действительно встать и признаться перед всеми, понять, что мне действительно нужна помощь. ‒ Отец Бруно поставил грабли возле статуи святого Франциска. ‒ А как вас зовут?

‒ Эйб Фишбаум.

Они пожали друг другу руки.

‒ Вы сказали, что год назад ваш друг посещал эти встречи, да, Эйб? Надеюсь, это пошло ему на пользу.

‒ Не думаю, что можно так выразиться. Его убили вскоре после этого.

‒ Какой ужас…

‒ Следствие зашло в тупик, и я решил, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы найти виновного. Я надеялся, что могу задать кому-нибудь несколько вопросов.

‒ Разумеется, спрашивайте. Я попытаюсь по возможности ответить.

‒ Тогда об этом много говорили в новостях. В дом моего друга проник преступник, который убил его жену, дочь и его самого. Вы не помните человека, о котором идёт речь?

‒ Как его звали?

Как же избежать ответа на этот вопрос?

‒ Он был довольно тучным, ел все пончики и возмущался по поводу электрических свечей.

‒ Было бы проще, если бы вы напомнили мне его имя.

‒ Но это же общество анонимных алкоголиков, разве нет?

‒ Хотя бы просто имя, без фамилии. К тому же, если об этом происшествии писали в газетах и говорили в новостях, то…

‒ Он работал в «Интел», может быть, приходил с кем-нибудь из коллег, если вы их, конечно, знаете. Они там любят есть королевские креветки.

Отец Бруно склонил голову набок и негромко хмыкнул. Короткий выдох, но полный смысла.

‒ Не очень-то близкими вы друзьями были, раз вы можете его описать, но не знаете его имени.

‒ Я знаю, ‒ сказал Крайер, ‒ или, по крайней мере, знал раньше. Просто я не могу вспомнить. Не могу сказать.

‒ Не можете сказать?

‒ Нет.

Он не лгал. И любой человек, который по долгу службы имел дело со слабыми, нерешительными, сломленными, удручёнными, нестойкими людьми, с пьяницами, грешниками, с людьми, которые грешили сами и сами же страдали от несправедливости, человек, который сам был алкоголиком, не стал бы требовать от Крайера слишком многого.

‒ Хм. Я не понимаю, ‒ сказал отец Бруно, который теперь искренне заинтересовался. Он один из тех, кому до чёртиков надоело видеть каждый день одни и те же лица, слушать об их обычных проступках и терзаниях. ‒ Но оставим это. Вы сами ищете утешения? Может быть, вам нужно исповедаться?

Этого следовало ожидать. Начинаешь вести себя странно, заводишь разговор об убийствах ‒ и священник, конечно, захочет, чтобы ты рассказал всё Господу, а потом сам же сдаст тебя копам.

‒ Нет, я пришёл не за этим. Я пришёл, чтобы узнать, не замечали ли вы чего-нибудь странного на собраниях А.А. примерно год назад. Не приходил ли кто-нибудь посторонний. Бывали ли драки, угрозы, или кто-нибудь обращался к вам с серьёзными проблемами. С серьёзными психическими отклонениями. Может быть, кто-нибудь вёл себя пугающе.

‒ Как я уже говорил, на тот момент у меня у самого были проблемы. Боюсь, это беспокоило меня больше, чем проблемы моих прихожан и других участников встреч. Но насколько я помню, ничего странного не происходило. Ничего такого, что осталось бы в моей памяти спустя год, в том числе драки и угрозы. Вы сказали, что вашего друга убили?

‒ Его и всю его семью.

‒ Сожалею о вашей утрате.

‒ Это была не моя утрата.

‒ Что вы имеете в виду?

‒ Давайте обсудим и это тоже. ‒ Крайер никак не мог подобрать нужные слова. На него с грустью смотрел святой Франциск: каменное лицо, на котором были рубцы, оставленные непогодой, глаза смотрели слишком осуждающе для святого. ‒ Может быть, отец Антонио что-нибудь знает?

‒ К сожалению, он скончался около полугода тому назад. Рак.

‒ Он всегда проводил эти встречи?

‒ Нет, но человек, который их проводил, возможно, придёт сегодня вечером. Он всё ещё староста группы. Могу сказать вам его имя: Ларри. Возможно, он вспомнит что-нибудь, что окажется для вас полезным.

‒ Спасибо. Думаю, я подожду.

Всё это время он думал: может быть, это он. Может быть, отец Бруно на полставки подрабатывает маньяком, орудующим ножом. Подавляет сексуальное желание, не трахает маленьких мальчиков, как нормальные священники, и вынужден оттягиваться другими способами.