Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 150

Макнил едва дождался, как только последний плот переселенцев отплывет чуть дальше, чем на выстрел из лука, и сразу же бросился на берег; Росс не отставал ни на секунду. У них не было даже каменных инструментов, как у людей из племени, так что они были в проигрыше; Росс обнаружил, что служит фактически правой рукой для Эша, так как работал по его подробным указаниям. Перед наступлением ночи у них уже был хороший задел, а также две пары растертых рук и еще боль в спине.

Когда стало так темно, что работать дальше было уже нельзя, Эш указал назад, на дорогу, которой они пришли. Какой-то свет освещал горную тропинку. Похоже было на костер, и если так, то на большой, раз они могли видеть его на таком расстоянии.

— Лагерь? — поинтересовался Макнил.

— Должно быть, — согласился Эш. — Тех, кто разводит такой костер, так много, что им не нужно принимать меры предосторожности.

— А к завтрашнему дню они здесь будут?

— Может, их разведчики и будут, но весна ранняя, так что не может быть, чтобы в дороге они хорошо питались. Будь я предводителем этого племени, то повернул бы в сторону, в луга, вдоль которых мы вчера шли, и дал бы скоту попастись денек или чуть дольше. С другой стороны, если у них проблема с водой...

— То они пойдут скорее вперед! — мрачно договорил за него Макнил. — А мы не должны находиться здесь, когда они придут.

Росс потянулся, скривившись от приступа боли в плечах. Руки у него сильно болели и пульсировали, а ведь они далеко еще не сделали то, что надо. Если бы Эш был здоров, то можно было бы использовать бревна и проплыть вниз по течению в поисках более надежного места для их кораблестроительных планов. Но он знал, что Эш не выдержит такого напряжения.

В эту ночь Росс спал главным образом потому, что был слишком изможден, чтобы лежать с открытыми глазами и нервничать. Ни свет ни заря его разбудил Макнил; вдвоем они проползли к кромке воды и стали прилагать все силы к тому, чтобы связать вместе шнурами из коры упорно сопротивляющиеся молодые деревца. В наиболее важных местах они усилили их ремешками, оторванными от своих юбок, и полосками кроличьей кожи, бережливо сохраненными из числа трофеев недавней охоты. Во время работы их терзал голод — на охоту у них теперь не было времени. К тому времени, когда солнце было уже далеко на востоке, у них было готово способное медленно плыть утлое суденышко — плот.

Эш, с горящим лицом и кожей, горячей на ощупь, заполз на борт и улегся на подстилке из тонкого слоя листьев, которую они устроили специально для него. Он жадно пил воду, которую ему принесли, окунал в нее руки, и когда Росс вытер его лицо влажной травой, издал слабый вздох облегчения, бормоча о Келгариесе что-то, чего ни один из его спутников не понимал.

Макнил оттолкнулся от берега, и раскачивающееся суденышко неистово закрутилось, когда течение стало уносить его от берега. Они смело начали, но им еще видно было место, с которого они отправились, а удача уже покинула их.

Стараясь изо всех сил удержаться в среднем течении, Макнил яростно отталкивался шестом, но скал было слишком много, а возле них много обломанных деревьев; прямо на них стремительно надвигалось большое дерево. Дважды его спутанные ветви цеплялись за суденышко и удерживали его на месте, и Росс вздыхал немного свободнее, когда их плот опять высвобождался и плыл дальше.

— Давай ближе к берегу! — выкрикнул Росс предупреждение. Казалось, эти огромные переплетенные корни целились прямо в плот, а он был уверен: ударь их даже несильно вся эта груда — шансов у них не будет. Он окунул в воду свой собственный шест, но его торопливый толчок не нашел дна; кол в его руке попал в какую-то яму. Он слышал, как крикнул Макнил, когда свалился в воду, с трудом дыша из-за грязной жидкости, которая попала ему в рот, удушая его.





Наполовину парализованный от шока, Росс судорожно рванул обратно к плоту. Подготовка на базе включала плавание, но обучение в воде в бассейне при контролируемых условиях разительно отличалось от битвы за выживание в ледяной воде реки, учитывая, что один из них уже достаточно нахлебался этой жидкостью.

Боковым зрением Росс уловил темную тень. Край плота? Он отчаянно ухватился за него, обдирая кожу рук о грубую кору, цепляясь за нее. Дерево! Он заморгал, чтобы прочистить глаза от воды и попытаться хоть что-то разглядеть. Но он не мог приподнять свое обессилевшее тело над водой настолько, чтобы увидеть что-то за завесой корней; все, что он мог, это уцепиться за тот маленький кусочек безопасности, который отвоевал, и надеяться, что удастся присоединиться к плоту где-нибудь ниже по течению.

Казалось, времени прошло очень много; он засунул руку между двумя омываемыми водой корнями в полной уверенности, что эта опора удержит его голову над поверхностью воды. Прохладный поток бил его по голове и рукам, но одежда пришельцев все еще защищала его, и всему телу не было холодно. Он просто слишком сильно устал, чтобы вырваться и снова наудачу рвануть к берегу в сгущающейся темноте.

Неожиданно удар пронзил его тело и вывернул ему руку, засунутую между корнями; Росс закричал. Он дернулся и задел дно под водой; дерево зацепилось за корягу. Освободившись от корней, он барахтался, стоя на четвереньках, запутываясь в порослях камыша, корни которого покрывала застаревшая грязь. Как раненое животное, он тащился через липкую грязь к месту повыше, вышел на открытый луг, залитый лунным светом.

Какое-то время он лежал без движения от усталости, весь в грязи, спрятав на животе холодные, больные руки. Его поднял звук резкого лая — не волчьего или лисьего — повелительный, требовательный лай. Он вяло слушал его; потом, сквозь землю, на которой он лежал, Россу показалось, будто он слышит стук копыт.

Копыта — лошади! Лошади с холмов — возможно, они несут опасность. Казалось, его мозг был таким же вялым и окоченевшим, как и руки, и понадобилось немало времени, чтобы полностью осознать, какая угроза может исходить от лошадей.

Встав, Росс заметил летящий силуэт, мчавшийся через диск луны как бесшумная стрела. Где-то в ста ярдах из травы раздался отчаянный визг, и летящий силуэт поднялся со своей добычей. И снова лай — напряженный, взвинченный лай.

Припадая к земле, Росс отполз назад по своим следам и увидел, что на краю луга, там, где начиналась рощица, двигаясь, дымится факел. Может, это пастух? Росс знал, что ему нужно развернуться к реке, но для этого надо заставить себя выйти на тропинку — и он не был уверен, осмелится ли снова войти в воду. Но что будет, если на него натравят собак? Смутные воспоминания о том, что вода уничтожает запахи, развернули его в другом направлении.

Дойдя до крутого склона берега, на который он ранее так старательно взбирался, Росс просчитался и свалился назад, скатившись в грязь, где рос камыш. Механически отер тину с лица. Дерево все еще было здесь, как на якоре; каким-то образом течение выбросило его сплетенные корни на песчаную отмель.

Лай над лугом раздавался очень близко, и теперь ему отвечал второй собачий голос. Росс прополз через камыши обратно к клочку воды между деревом и берегом. Он предпринял эти несколько незамысловатых шагов к спасению почти бессознательно; он слишком устал, чтобы действительно испытывать волнение.

Вскоре он увидел, как по верхней кромке берега бежит очертание на четырех ногах, подавая голос. Потом к нему присоединился спутник побольше и более звучный. Собаки даже потянулись к Россу, как раз когда он вяло раздумывал, могут ли они увидеть его среди тени или только чуют его присутствие. Будь у него силы, он бы взобрался на бревно и попытал счастья в открытой воде, но сейчас мог только лежать на месте, укрываясь за клубком корней между ним и берегом, как за ширмой, которая, впрочем, не очень хорошо защитила бы его, если бы пришли люди с факелами.

И все же Росс ошибался, ибо его возвращение ползком через заросли камыша обильно испачкало его грязную одежду и замаскировало кожу лица и рук, снабдив его камуфляжем, которого он сам никогда намеренно не добился бы даже самыми изощренными приемами. Он чувствовал себя голым и беззащитным; тем не менее люди, которые пустили собак по следу по берегу реки, освещая факелом песчаную отмель, не увидели ничего, кроме ствола дерева, вклинившегося в грязевую насыпь.