Страница 15 из 53
— Будем следить за новостями. Если ее попробуют реализовать, сразу поползут слухи. Это, как ни как, Эус. Хотя не известно подлинник ли это или нет. Может, это специально все подстроили, чтобы набить ей цену. А потом окажется, что никакой картины Эуса вовсе и не было. Кто-нибудь сделает бабки и смоется.
— Не думаю, что это подстроено, Эдик. Получается чересчур закрученный сценарий, — наморщил лоб Тальман, — да и я этот эскиз в руках держал, уж слишком натуральный у него был вид. Ховац опытный эксперт, подделку легко отличил бы.
— Тебя следователь собирается на допрос вызывать? Ты в этом деле не фигурируешь?
— Когда вызовет, точно не сказал. Настоял сообщить ему, если я куда-то решу поехать.
Пока я по этому делу никак не прохожу.
— У меня на следующей неделе важная выставка пройдет, не хватало еще с ментами возиться…
— Кого выставлять будешь?
— Того модного художника, который пейнтбольным ружьем в полотно стреляет, — ухмыльнулся Хори, скрестив на груди руки, — весь бомонд у меня соберется.
— Еще смешнее то, что его покупают даже за океаном. Он бы попробовал навозом что-нибудь намалевать — его еще больше бы покупали.
— Эх, Тальман, вкусы публики логике не подчиняются. Да и мне все равно, чем он там рисует — хоть навозом, хоть ослиной мочой. Пусть критики его ругают. Мое дело — продать его полотна, а раз клиенты готовы выкладывать за них такие бабки — милости просим, я их не осуждаю. Мнения разные, а деньги все крутятся, крутятся…
— Следователь тебе не звонил сегодня? — спросила Элеонора Икс, сидевшая вместе с мужем за кухонным столом, за которым обычно проводились семейные совещания.
— Нет, Нора, сегодня не звонил. Соседи говорят, что к ним полицейские заходили и задавали вопросы насчет ограбления. Никто, однако, ничего не видел. Слышали только, что отъезжает мотоцикл и все. Я тоже услышал шум от мотороллера, когда выскочил в коридор, только какой от этого толк…
— Раньше нужно было ее отнести, Ян. Видишь, какие у нас из-за нее проблемы?
— Если бы я с самого начала знал, что это за штучка, в тот же день отнес бы ее куда надо. Да и мало ли у меня других дел? Сначала одно дело выскочит, потом другое. За всем не угнаться…
— Как бы нас в чем-нибудь не обвинили.
— А в чем нас обвинять-то, Нора? Сам следователь сказал, что мы ничего не нарушали. Тот, кто к нам в дом залез, тот и виноват.
— Хорошо хоть мы легко отделались. А представь, вор бы к детям зашел или к нам…
— Ему только картина была нужна, нападать на нас не было смысла. Ведь он не взял ничего другого.
— А как же воры узнали о картине? Ты кого-нибудь подозреваешь?
— Может, кто-то из коллег Альберта их навел. Только от сотрудников музея воры могли узнать, что картина подлинник.
— Наверное, полицейские к Альберту придрались? Что он сказал по телефону?
— Что следователь спрашивал его, кому он давал информацию о картине, всякое такое. А ты своим подругам случайно не говорила о ней?
— Нет, не говорила. Тут, скорее всего, концы ведут в музей.
— Ну, пусть следователь и разбирается с этими концами…
Зарево над горизонтом стремительно тускнело, обволакивая столицу непроницаемым шлейфом темноты. Фердинанд Золик повернул руль и, обогнув какую-то большую постройку фабричного типа, упрятанную за высоким забором, выехал на тесную улицу, по обеим сторонам которой торчали неприглядные однотипные пятиэтажки. В этом районе столицы Золик не бывал очень давно и сейчас, щурясь, пытался определить, в какой именно из домов ему нужно было попасть. Минут через пять он, наконец, разобрался с адресом и, оставив белую легковушку во дворе, прихватив с собой лишь дорожную сумку, зашел в один из подъездов, открыв железную дверь одним из ключей, которые ему днем дал Георг Кессель.
Если бы в этот момент мимо арт-дилера, поднимавшегося по лестнице на третий этаж, прошел кто-нибудь из его знакомых, он бы мог его и не узнать. На голову Фердинанда была натянута мятая серая панама, вместо дорогого костюма он был наряжен в простую белую футболку и поношенные джинсы, а для пущей маскировки он нацепил еще и черные очки. Лишь два предмета никак не вписывались в этот странный ансамбль — дорогие кожаные ботинки на ногах и еще более дорогие часы на левой руке.
Золик спокойно дошел до третьего этажа, не встретив на пути никого, кто мог бы обратить внимание на его подозрительный вид, и зашел в одну из квартир, от которой у него тоже имелся ключ.
Зайдя в скромно обставленную гостиную и включив свет, арт-дилер последовал инструкциям, записанным на бумажке у него в кармане, и подошел к потертому бежевому дивану у стены. Откинув сидение, Золик увидел черный пакет, в котором был завернут вожделенный для него предмет. Вернув сидение на место, он спокойно уселся на диван и вынул из дорожной сумки перчатки, плоскогубцы и перочинный нож.
Надев перчатки, арт-дилер вытащил из черного пакета картину, украденную из дома Яна Икса, и начал ею любоваться. «Красавица! — думал про себя Фердинанд, разглядывая горящими глазами эскиз нагой девицы, — как же ты могла заваляться в какой-то помойке! Нет, я тебе найду достойное место. Такая красавица, как ты, заслуживает какого-нибудь чертовски богатого хозяина. И я тебе такого хозяина найду, будь уверена!».
Выразив мысленно все свое восхищение, Золик взялся за работу. Плоскогубцами он вырвал проржавевшие гвозди, соединяющие раму с листом картона, — рама особо не влияла на стоимость картины, поэтому ее можно было выбросить, — осторожно отделил стекло и отложил рисунок в сторону. Затем он достал из своей сумки еще несколько предметов, нужных для дальнейших манипуляций — ворох газет, папку для эскизов, ножницы, скотч и большой кусок бумаги для упаковки почтовых посылок.
Первым делом Золик взял бумагу, старательно завернул в нее картину, отделенную от рамы, вложил ее в папку и засунул в одно из отделений дорожной сумки, стараясь не повредить ее случайным резким движением. После этого он завернул раскроенную раму и кусок стекла, от которых предстояло избавиться, в газеты, запихал их в черный пакет из-под картины и спрятал его во второй карман сумки.
Закончив со всем, арт-дилер покинул квартиру, заперев ее на ключ, стараясь случайно не попасться на глаза соседям, и спустился к белой малолитражке, нанятой специально для этого случая — приехать сюда на своем личном мерседесе он не решился.
«Так, сейчас надо к Георгу заехать, а потом — к тайнику… — думал Золик, отъезжая все дальше от неприветливых пятиэтажек».
10
Марио вышел из магазина одежды на втором этаже одного из запруженных посетителями торговых центров Калиопы и, засунув в рюкзак коробку с приобретенными только что ботинками, предварительно вынув из него каску, наспех перекрашенную белым аэрозолем после ночной кражи, направился в сторону эскалатора.
Только разносчик пиццы хотел поставить ногу на подвижные ступени эскалатора, как сзади, совсем близко, чей-то приятный женский голос окликнул его. Вегерс обернулся и увидел знакомое лицо — посреди освещенного яркими лампами широкого коридора, с двумя сумками покупок в левой руке, во всей своей красе стояла и улыбалась Лиза, подруга Георга Кесселя. Одета она была в белую блузку с глубоким вырезом, затянутую в широкий ремень из коричневой кожи с украшенной сверкающими камешками пряжкой, в красных бриджах и красных лакированных босоножках.
— Тоже гуляешь по магазинам? — спросила девушка, подойдя к Марио.
— Привет, Лиза. Я тут себе новые кеды купил…
— Ну, да. У тебя ведь позавчера получка была, — с озорной улыбкой на лице подметила Лиза.
— Я тебя начинаю бояться, Лиза. Ты, прямо, знаешь каждый мой шаг, — иронично ответил Марио.
— Прости, Марио, мы, женщины, существа до ужаса любопытные. Кстати, я сейчас в ресторанчик хотела зайти и пообедать. Ты не против составить мне компанию? Не спешишь?