Страница 28 из 69
ничего не собиралась. Может, саквояж укомплектовал вместо нее преступник,
набросав внутрь более или менее подходящих вещей. Сначала убил девчонку
разделочным молотком, а потом и саквояжик к ней, убитой, поближе поставил, чтобы
уж не сомневались опера ни в чем. Выходит, работал профессионал высокого
уровня. А кто заказчик?
Если отставить в сторону глыбокоречинский наркосиндикат, если чисто
гипотетически допустить, что зловещий Скула к убийству Юльки не причастен, а
вместо этого заняться поисками вероятных желающих заполучить нехилый кус по
завещанию, то круг подозреваемых наверняка станет шире, а мотив для убийства
наследницы найдется не у одной только Леры.
Кто по закону является наследником первой очереди? Дети, родители, супруги.
Детей у Юлии не было, иначе об этом не преминула бы насвистеть Лере
словоохотливая билетная контролерша. Мужа, соответственно, тоже. Юлькин
паспорт Валерия не просто подержала в руках, а ознакомилась досконально и
подробно. Далее. Незамужнюю бездетную гражданку постигает безвременная
кончина. Что в таком случае происходит с завещанным? Оно вновь перейдет к
завещателю, пока и если таковой жив? Или не к завещателю?
Надо же, какой юридический казус получается… Потому что тут есть, о чем
поспорить: то ли к Юлькиному папане вернется фирма «Скворечник», то ли
Юлькиной мамане отойдет. Хотя, скорее всего, завещатель назначит нового
наследника. Так кому же выгодна смерть девчонки? Не считая самой Валерии
Буровой?
Могла Лепехина-младшая просветить маменьку, что московский папка отписал
ей бизнес? Естественно, могла. Откуда узнала? Да от него же, от папки Лёньки и
узнала. А примадонна, в свою очередь, поделилась с супругом, у которого друзья в
наколках. Похвастаться решила или, наоборот, завистью к родной кровинке изошла,
но ведь могла ему рассказать? Скорее всего, так и было.
И как отреагирует на свалившееся Тонькиной дочке богатство Артурчик, то ли
бизнесмен, то ли уголовник? Как отнесется к тому, что эта свистушка, пусть в
перспективе, но все же владелица строительно-монтажной фирмы в Москве, а,
может, и не одной только фирмы? А у него бильярдная в Глыбокоречинске.
Нормально?
Конечно, он хищник отнюдь не крупный, но хищник, однако. И, кстати, от крыс
лучше держаться подальше.
Кто для Артурчика Юлька? Никто. Девчонку ему не жалко, а бабла дармового
хочется. Почему не сделать так, чтобы наследство Тоньке досталось? А уж он с
супругой как-нибудь разберется.
Получается, что именно он заказчик убийства. И если это так, то вторым
покойником станет Леонид. Если он не стал первым. Если Артур не дурак, а это
навряд ли, логичнее убрать сначала Лёньку.
Об этом думать Лера не могла. Не желала. Лучше думать, что Воропаев
заблудился в брянских лесах. Хотя это полный дибилизм. Тогда она будет думать, что
муж запил с мужиками и не просыхает с понедельника.
Нужно что-то срочно делать. Нужно Лёньку поскорее найти и предупредить, что
на него идет охота. Пусть спрячется на даче или где хочет, но только не звонит
больше своей бабе в Глыбокоречинск, она его подставит.
Или все-таки наркоделец Скула с подручными приложили ко всему
происшедшему руку, и Леониду следует опасаться угрозы именно с той стороны?
Вывод, который смогла Лера сделать, был тривиален и потому ничего не
давал: от кого следует Воропаеву Лёне прятаться и кого ему бояться, знает только
сам Лёня Воропаев. Может, он как раз и прячется? А жену не предупредил, потому
что… Почему? Не доверяет? Не считает нужным?
А может, он вообще отсиживается в подполе у «лягушки-квакушки», и та носит
ему по вечерам в кастрюльке котлеты и вареную картошку, а под фартуком кринку
молока? А что, прелестный способ укрыться. Никто не найдет, даже Артурчик. Может
быть, для того Воропаев и звонил в Глыбокоречинск, чтобы убежища попросить?
И что в связи с этим делать Валерии?
«Скоро у меня крыша поедет» – мрачно подумала Бурова. – «Судя по
динамике, это случится в ближайшие пять минут»
И тогда она позвонила Надежде Михайловне.
Валерии в голову не пришло позвонить матери, с которой она общалась не
чаще четырех раз в год и то по телефону, и то превозмогая каменное нежелание что-
то ей говорить и о чем-то спрашивать, и что-то выслушивать. Чужие.
Кто для нее Киреева, Валерия в себе не копалась. Ну, назовешь ее старшей
сестрой или подругой, а разница? К чему статусы определять, какой в них прок, какая
польза? Если надеешься, что сразу, как только припечатаешь статусом, права на
человека заимеешь, и теперь он навеки твой, то это бред. Дружба – это не любовь,
где людей нити тянут, дружба на уважении стоит. Начнешь обижать подругу или
подличать, она потерпит немного, а потом отвернется от тебя. С любым статусом,
заметь. Оттого и редко встречаются настоящие подруги, что уважать друг друга не
хотят да и не стараются. А типа подруги – это повсеместно, в жизни каждой барышни
таких подруг завались, на любой случай жизни и на всякое настроение.
Лере, конечно, очень хотелось, чтобы и Надежда Михайловна относилась к ней
с теплотой и симпатией. Так же, как и сама Лера относится к ней. Только
насмешливую и несентиментальную Кирееву фиг поймешь. Но ирония, присущая
обеим, спасала ситуацию и не позволяла заводить заунывные беседы на тему: «Как
вы ко мне относитесь?» Да и не к лицу было самодостаточной Валерии Буровой
выказывать этакую слабость. Но судьбе за Кирееву она была благодарна. Хотя
теперь она не Киреева вовсе, а Лапина уже больше года. Лера никак не могла
привыкнуть к ее новой фамилии и, по правде сказать, особенно не старалась.
И вот эта самая Киреева-Лапина вместо того, чтобы помочь Лере унять
беспокойство, наговорила ей кучу гадостей. Только не стоит на нее за это сердиться,
она прагматик. И она совсем не сентиментальна. Лера, ты ведь такая же. И ни к чему
чувствовать себя уязвленной. Разве тебе нужны были ее сопли? Тебе нужен был
трезвый совет и четкое направление. И то, и другое ты получила, а уж если тебе не
понравилось, как Киреева отреагировала, это твои проблемы, дорогая. В этом
Михайловна не виновата. Она всегда была такой. Такой и остается.
Солнце шарашило по кузову «газели», накаляя консервную банку до стекания
белой краски с бортов, и выжаривало придурков, решивших рвануть в Москву в
самое послеполуденное пекло. Воздух был заодно со светилом. Потолочный люк
раззявил пасть, и оконные стекла сдвинуты до максимума, но вместо прохладных
порывов ветра разгоряченные лица пассажиров обдувал пыльный зной пустыни
Кара-Кум.
Константин уже минут двадцать раскачивался в маршрутке, которая катила по
выбоинам местечковой дороги в направлении Рудневского шоссе, когда входящий
звонок отвлек его от зависания на форуме русского бейсбола.
Звонила соседка по даче. Нечастый случай. Он спросил со смешком:
– Трудности?
– Можешь подъехать к Тимирязевской? – спросила соседка нервно.
– А на фига? – невозмутимо поинтересовался Костян. Менять планы ему не
хотелось.
– Куплю бочонок чешского. Или какое ты пьешь?
Костян гыгыкнул:
– Только за этим? Думаешь, поведусь? И для справочки, я разливное
предпочитаю, чтобы ты знала.
– Кончай бакланить, подъезжай. Ты где сейчас? Ты мне здесь через час нужен,
– прессовала соседка.
– Ты оборзела? – легонько схамил Костян, обидевшись на командный тон и
соседкину бесцеремонность.
Воцарилась тишина. Костик подул в трубку. Снова поднес мобильник к уху:
– Алё. Есть кто на проводе? Чего стряслось-то?
– Да помощь мне нужна, – устало проговорила Лера, как будто выдохлась от