Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 4

Предки наши носили не совсѣмъ такое платье, какое нынѣ называется Рускимъ. Сверхъ короткой рубашки (у богатыхъ вышитой разными шелками, и даже золотомъ, на рукавахъ и на воротникѣ, который выставлялся изъ-подъ одежды) они надѣвали узкое и короткое полу-кафтанье, едва достававшее до колѣнъ, и сшитое всегда изъ тонкой матеріи (изъ тафты или атласа) съ бархатнымъ или парчевымъ воротникомъ, высокимъ и стоячимъ; а сверхъ того кафтанъ, по икру, также изъ тонкой матеріи, но всегда стеганый и называемый ферезія[1]; а когда имъ надлежало вытти изъ дому, тогда всякой наряжался въ кафтанъ длинной, суконной, темно-синій или кофейной, иногда же въ парчевой или атласной, съ широкимъ воротникомъ, съ золотыми петлицами и съ длинными сбористыми рукавами. Такихъ богатыхъ кафтановъ хранилось множество въ Царской кладовой; – въ день аудіенціи давали ихъ надѣвать чиновникамъ, и снова запирали въ сундуки. – Бояре, при всякомъ торжественномъ случаѣ, являлись въ высокихъ шапкахъ, собольихъ и черныхъ лисьихъ; а другіе знатные или богатые люди носили обыкновенно бархатныя съ соболіею опушкою. Сапоги у нихъ были короткіе, по большой части изъ Персидскаго сафьяна, остроносые и съ высокими каблуками. Женщины носили ферези, или сарафаны, а сверхъ шубы или длинное, широкое платье, почти такое же, какъ мущины, съ застежками или съ серебряными пуговицами. Замужнія ходили въ шапкахъ[2] съ бобровою опушкою, унизанныхъ жемчугомъ и вышитыхъ золотомъ; а дѣвицы въ большихъ лисьихъ. – Маржеретъ говоритъ, что знатныя Рускія женщины обыкновенно провожали верхомъ Царицу, когда она ѣзжала гулять за городъ: это покажется иному невѣроятнымъ; но для чего же лгать Маржерету, который долго жилъ въ Москвѣ при Годуновѣ и Димитріѣ? Надобно думать, что Рускія женщины переняли ѣздить верхомъ у Татарокъ.

Описаніе домашней жизни старыхъ Рускихъ Бояръ безъ сомнѣнія не плѣнитъ нашего воображенія. Не многіе изъ нихъ имѣли каменные домы, и то уже во время Романовыхъ; при Годуновѣ жили они въ деревянныхъ, маленькихъ и темныхъ домикахъ. Горницы обивались иногда выбѣленною холстиною, и единственнымъ украшеніемъ ихъ были образа. Домашняя посуда состояла – въ горшкахъ, въ деревянныхъ или оловянныхъ чашахъ и тарелкахъ. Въ одномъ дворцѣ подавали кушанье на серебрѣ; богатые и знатные люди имѣли только чарки и стопы серебряныя. Щи, разныя похлебки, каши, пироги, ветчина, всякія жареныя мяса (кромѣ телятины), икра и соленая рыба, составляли богатство Руской кухни. Олеарій говоритъ, что старики наши съ похмѣлья ѣдали обыкновенно рубленую баранину съ огурцами, перцомъ, уксусомъ и разсоломъ огурешнымъ; что они крайне любили чеснокъ, и что въ самыхъ знатнѣйшихъ домахъ рѣдко проходилъ запахъ его. Иностранцамъ отмѣнно нравились Рускіе меды: малиновой, вишневой, смородинной и другіе. Что же касается до Италіянскихъ и Французскихъ винъ, то Бояре хотя и получали ихъ черезъ Архангельскъ, однакожь предпочитали имъ водку. Знатные люди не рѣдко давали обѣды и приглашали къ себѣ гостей изъ нижняаго состоянія, на примѣръ изъ купцовъ: въ такомъ случаѣ сіи послѣдніе обыкновенно изъявляли благодарность свою дорогими подарками, такъ, что хозяинъ не оставался въ накладѣ. Естьли онъ хотѣлъ дружески обласкать ихъ, то призывалъ жену, чтобы она подчивала гостей водкою; иногда дозволялось имъ даже и цѣловать ее въ губы. Такимъ образомъ нѣкто изъ людей знаменитыхъ въ Москвѣ, угощая Олеарія, вызвалъ его въ другую комнату, гдѣ встрѣтила ихъ хозяйка въ богатой одеждѣ, поклонилась сперва мужу, а тамъ гостю; взяла изъ рукъ служанки подносъ съ налитою чаркою, сама отвѣдала и подала Олеарію. Сія молодая, прелестная женщина, исполняя волю супруга, должна была, закраснѣвшись, поцѣловать иностранца, и вручила ему бѣлую тафтяную ширинку, вышитую золотомъ и серебромъ.

Рускіе обѣдали въ старину часу въ одиннадцатомъ утра, и тотчасъ ложились отдыхать, какъ знатные, такъ и простые люди. Въ сіе время не льзя было итти въ гости ни къ купцу, ни къ Боярину; даже сидѣльцы запирали лавки свои и въ лѣтнее время спали на землѣ передъ ними. Димитрій самозванецъ никогда не отдыхалъ послѣ обѣда и не ходилъ въ баню: жители Московскіе заключали изъ того, что онъ не Руской!

Жены богатыхъ и знатныхъ мужей вели обыкновенно жизнь праздную и мало думали о хозяйствѣ; вышивали платки и кошельки золотомъ; сидѣли поджавъ руки, или качались на качеляхъ съ служанками. Онѣ рѣдко выходили изъ дому, даже и въ церковь: ибо Рускіе мужья въ старину не стыдились быть ревнивыми. Боярыни, нарядясь великолѣпно, выѣзжали лѣтомъ въ закрытыхъ маленькихъ коляскахъ, или колымагахъ, обитыхъ снаружи краснымъ сукномъ; а зимою въ саняхъ, также закрытыхъ. Всякая изъ нихъ сажала въ ногахъ своихъ молодую рабу. Кругомъ шло множество слугъ, иногда до 30 и 40 человѣкъ, говоритъ Олеарій; а на лошади, впряженной въ колымагу или въ сани, висѣли лисьи хвосты. Такъ украшались и Боярскія и Царскія лошади; сихъ послѣднихъ обвѣшивали иногда и соболями.

Иностранцы, бывшіе при Царяхъ въ Москвѣ, находили нашихъ предковъ невѣждами Въ сравненіи съ другими Европейскими народами; но изключали изъ сего числа нѣкоторыхъ знатныхъ людей, уже имѣвшихъ довольно свѣдѣній. Такъ, на примѣръ, Олеарій чрезмѣрно хвалитъ умъ и любезность Боярина Никиты Ивановича Романова-Юрьева, человѣка веселаго и добродушнаго. Онъ былъ усерднымъ покровителемъ всѣхъ чужестранцевъ въ Москвѣ, любилъ ихъ обычаи, музыку, даже сдѣлалъ себѣ Нѣмецкое платье, ѣздилъ въ немъ иногда на охоту, и не слушался Патріарха Іосифа, который упрекалъ его такою непристойностію; однакожь Ісифъ досталъ наконецъ хитростію Нѣмецкое платье Боярина и сжегъ его. Сей Никита Ивановичь не рѣдко спорилъ съ Патріархомъ о Религіи; говорилъ не много, но сильно и рѣзко: ибо онъ, будучи родственникомъ Государевымъ и любимъ всѣми, не боялся досадить ему. – Борисъ Ивановичъ Морозовъ, воспитатель Царя Алексѣя Михайловича, описывается иностранцами также весьма умнымъ и любопытнымъ человѣкомъ. Онъ дружески обласкалъ Голштинскихъ Пословъ, бывшихъ въ Москвѣ при Царѣ Михаилѣ – угощалъ ихъ въ домѣ своемъ, веселилъ соколиною охотою и провожалъ съ музыкою по Москвѣ-рѣкѣ,когда они отправились водою въ Персію. – Патріархъ Никоиъ есть важный характеръ для Историка Россіи: иностранцы отдавали справедливость необыкновенному его разуму. Онъ жилъ, по ихъ извѣстіямъ, весьма хорошо и даже роскошно въ новыхъ Кремлевскихъ палатахъ своихъ; любил веселиться съ умными Боярами, любилъ шутить въ разговорахъ и сказалъ одной молодой Нѣмкѣ, которая приняла Греческую Вѣру и требовала его благословенія:,прекрасная дѣвица! я не знаю, что сдѣлать прежде: благословить или поцѣловать тебя!»… Надобно знать, прибавляетъ Авторъ, что духовныя Особы въ Россіи, по обряду церкви, должны братски лобызать тѣхъ, которые принимаютъ ихъ Религію. – Впрочемъ Никонъ хотѣлъ всегда строгаго общественнаго благонравія. Такъ, на примѣръ, онъ запретилъ музыку въ столицѣ, думая, что она можетъ развратить нравы; велѣлъ отобрать музыкальные инструменты не только въ питейныхъ, но и во всѣхъ частныхъ домахъ, и торжественно сжечь ихъ за Москвою-рѣкою. Одинъ Никита Ивановичь Романовъ не послушался его, и не переставалъ забавляться музыкою въ домѣ своемъ.

Герберштейнъ описываетъ Рускихъ Бояръ и дворянъ весьма гордыми. Простые люди (говоритъ онъ) почти не имѣютъ къ нимъ доступа, и не могутъ въѣхать верхомъ на Боярскій дворъ. Знатной человѣкъ никогда не ходитъ пѣшкомъ, боясь тѣмъ унизиться; ему надобно сѣсть на лошадь, чтобы видѣться съ сосѣдомъ, живущимъ отъ него въ десяти шагахъ.» – Сей же Герберштейнъ хвалитъ трудолюбіе и воздержность Московскихъ ремесленниковъ, которые, сходивъ въ праздникъ къ обѣднѣ, возвращались домой и снова принимались за дѣло:,ибо они думали (вотъ точныя слова его!), что однимъ Боярамъ и знатнымъ людямъ можно быть праздными, и что работать гораздо душеспасительнѣе, нежели гулять и пьянствовать. Впрочемъ и самый законъ дозволяетъ имъ пить медъ и пиво въ одни большіе праздники.» – Еще и вовремя Великихъ Князей Московскіе купцы знали и твердили пословицу: товаръ лицомъ продать. Хитрость ихъ въ куплѣ и продажѣ удивляла Нѣмцовъ, которые говорили:,одинъ Сатана обманетъ Рускаго.» Но естьли иностранецъ ошибкою платилъ Рускимъ купцамъ лишнія деньги, то они всегда отдавали ихъ назадъ, думая, что пользоваться такою ошибкою есть бытъ воромъ. – Мастеровые люди наши и въ старину славились отмѣнною переимчивостію. Иностранные художники, пріѣзжавшіе въ Россію со временъ Князя Іоанна, не пускали ихъ наконецъ въ свою мастерскую, боясь, чтобы они не сравнялись съ ними въ искусствѣ.



1

Нынѣ мы называемъ ферезями одни нарядные сарафаны.

2

По крайней мѣрѣ не лѣтомъ, какъ надобно думать.