Золотое яблоко

КОНЕЦ

Неожиданно зажегся свет. Экран уполз вверх. Джо протер глаза. Его мучила нестерпимая головная боль. А еще он ужасно хотел помочиться. Казалось, мочевой пузырь вот-вот лопнет. Он изрядно выпил на вечеринке пластикового мартини, затем занимался любовью в такси с китайской девушкой, затем сидел и смотрел этот фильм, и за все это время ни разу не зашел в туалет. Боль в паху была невыносимой. Он подумал, что так же больно, наверное, было тому Эвоэ из фильма, который сам себя кастрировал.

– Где тут у вас сортир? – громко спросил Джо. В зале никого не было. Пока он увлеченно смотрел фильм, который они, несомненно, видели раньше, все потихоньку ушли.

– О боже, – застонал он. – Мне необходимо отлить. Если я сию же секунду не найду туалет, то уссусь на месте. – Тут Джо заметил под столом урну для канцелярского мусора. Она была цельнодеревянная, с металлической обшивкой. То, что надо! Джо расстегнул молнию на брюках, вытащил член и опустил его в урну. «Вот будет мило, если они сейчас всей толпой вернутся в зал», – подумал он. А впрочем, какого черта? Сам виноваты, что навалились на него с этим фильмом, не дав возможности предварительно опорожнить мочевой пузырь. Джо мочился и угрюмо рассматривал образовавшуюся в урне пену.

– Нассать мне на вашу Атлантиду, – бурчал он. Кто эти люди, которых он видел сегодня вечером? Ни Саймон, ни Падре, ни Большой Джон никогда ему не рассказывали о такой группе. И ни разу ни словом не упоминали об Атлантиде. Но если верить этому фильму, то Древних Видящих Иллюминатов Баварии лучше называть Древними Видящими Иллюминатами Атлантиды. И слово «древний» относится к гораздо более далекому прошлому, чем 1776 год.

Пора было и уходить. Он слишком устал и уже «ловил отходняк», причем не только от выпитого алкоголя, но и от странного наркотика, который дала ему перед фильмом китаянка. Впрочем, дурь была ничего себе. С 1969 года Джо завел привычку иногда вечером накуриваться и смотреть ночные телепередачи (если, конечно, не должен был рано утром вставать). Предаваясь подобным развлечениям, он испытывал такой кайф, что даже лишился из-за этого двух подружек. Они, видите ли, хотели ложиться в постель, когда он удобно устраивался перед телевизором и глупо посмеивался над невероятно умными остротами, восхищался глубиной философских афоризмов, брошенных персонажами (например, словами Джонни в «Горьком рисе»: «Всю неделю я работаю, а по воскресеньям смотрю, как люди катаются на карусели», – какая страсть сквозит в простых словах этого человека, описывающего свою жизнь!), или отдавал должное заумной тонкости рекламных роликов и их скрытой связи с фильмами, в которых их показывали. Наркотик Мао Цзуси был не хуже травы, а тут еще и настоящий цветной фильм на большом экране, причем без перерывов на рекламу – то есть, если задуматься, без фнордов! Ведь рекламные вставки, как бы хитроумно они ни вплетались в сюжетную линию фильма, все равно всегда воспринимаются как перерывы, даже если ты настолько обкурен, что мог бы этого не замечать. Это был отличный фильм. Лучший фильм в его жизни. Он никогда его не забудет.

Джо прошел по темным коридорам, спустился, пошатываясь, по лестнице и вывалился на улицу. Глядя в сторону Ист-Ривер, он увидел светлое небо над Квинсом. Восходит солнце? Неужели он пробыл здесь так долго?

Мимо проезжало свободное такси. Джо махнул ему рукой.

А вот и эта лестница, Полезем вверх по ней. Тебе ступенька первая, А остальные – мне.

«Забавно, – думал лейтенант Отто Уотерхаус, полицейский при прокуроре штата. – Всякий раз, когда в голове начинает звучать эта чертова песенка, все сразу запутывается. Должно быть, у меня навязчивый невроз». Впервые он услышал песню «То Be a Man» в исполнении Лена Чандлера еще в шестьдесят пятом году в доме своей тогдашней сожительницы. Эта песня прекрасно отражала его самоощущение: он чувствовал себя членом племени. Племя, да именно так он думал о чернокожих; он слышал, как один еврей точно так же говорил о евреях, и ему это нравилось больше, чем всякая ахинея насчет духовного братства. В глубине души он ненавидел других чернокожих и свою собственную черную масть. Надо лезть вверх, это точно. Надо лезть вверх, и каждый делает это в одиночку.

Когда Отто Уотерхаусу было восемь лет, черные мальчишки из Саут-Сайда избили его, пырнули ножом и бросили в озеро Мичиган тонуть. Отто не умел плавать, но каким-то чудом ему удалось дотянуться до бетонных свай пирса и уцепиться за них; окрашивая воду своей кровью, он прятался под пирсом, пока банда не ушла. Затем он лежал на холодном бетоне, почти мертвый, и думал, не придет ли банда назад, чтобы его прикончить.

Кто-то действительно пришел. Полицейский. Полицейский подцепил тело Отто носком ботинка, перевернул его на спину и взглянул сверху вниз. Отто смотрел снизу вверх на ирландское лицо – круглое, голубоглазое, со свиным пятачком вместо носа.

– Вот дерьмо, – пробормотал полицейский и ушел.

Опять-таки чудом Отто дожил до утра. Проходившая мимо женщина его обнаружила и вызвала «скорую помощь». Прошли годы, и ему показалось вполне логичным пойти служить в полицию. Он знал всех мерзавцев, которые его чуть не убили. Он не трогал их до тех пор, пока не стал полицейским. Потом он нашел причины убить каждого из них по очереди (некоторые стали к тому времени уважаемыми гражданами). Большинство из них не знало, кто он такой и почему их убивает. В чикагской полиции он прославился количеством убитых чернокожих. Это был коп-ниггер, который умел разбираться с другими ниггерами.

Отто так и не удалось опознать того полицейского, который бросил его умирать: он в общих чертах помнил его внешность, но все белые копы казались ему на одно лицо.

У него сохранилось еще одно на редкость яркое воспоминание об одном осеннем дне 1970 года, когда он, патрулируя Пайонир-корт, пристал к какому-то хлыщу, бесплатно разливавшему на пробу – подумать только! – томатный сок. Отто взял с хлыща десятку и выпил стаканчик сока. Этот парень носил роговые очки и стрижку «ежиком». Судя по всему, он не особо расстроился по поводу взятки, но почему-то, когда Отто осушил стаканчик, в глазах очкарика появился странный блеск. У Отто даже мелькнула мысль, что томатный сок, возможно, отравлен. У полицейских повсюду были враги. Казалось, что многие поклялись убивать «легавых» при каждом удобном случае. Но десятки людей уже выпили сок и как ни в чем не бывало ушли. Отто пожал плечами и отправился дальше.

Задумываясь о странных изменениях, которые с ним после этого произошли, Отто всегда мысленно возвращался к этому случаю на Пайонир-корт. С томатным соком что-то было не так.

Только когда Стелла Марис рассказала ему про АУМ, он понял, как его поимели. Но к тому времени было слишком поздно. Он трижды проиграл, работая на Синдикат, иллюминатов и дискордианское движение. Есть только один способ спастись – затеряться в хаосе со Стеллой, которая укажет путь.

– Скажи мне только одно, крошка, – сказал он ей как-то днем, когда они лежали голые в его квартире. – Почему для контакта со мной выбрали именно тебя?

– Потому что ты ненавидишь черномазых, – спокойно сказала Стелла, поглаживая пальчиком его член. – Ты ненавидишь ниггеров больше, чем любой белый расист. Вот почему путь к твоей свободе проходит через меня.

– А ты? – сердито буркнул он и, отодвинувшись от нее, резко сел. – Тебе, конечно, без разницы, черные или белые. Черное мясо, белое мясо – тебе все едино, ведь так, а, грязная шлюха?

– Тебе хотелось бы так думать, – сказала Стелла. – Тебе хотелось бы думать, что с тобой может спать только черномазая шлюха, дешевка, которая ляжет под любого, невзирая на цвет кожи. Но ты прекрасно знаешь, что не прав. Ты знаешь, что тот чернокожий Отто Уотерхаус, который лучше всех чернокожих, потому что ненавидит всех чернокожих, – это выдумка. Это ты не отличаешь черное от белого и считаешь, что черный человек должен быть там же, где белый. Это ты ненавидишь черного человека, потому что он не белый. Нет, цвета я как раз различаю. Но кроме цвета, милый, я вижу в человеке еще и многое другое. И я знаю, что все мы не там, где нам следует быть, и всем нам следует быть там, где мы есть.