Глаз в пирамиде

Вой сирены достигает ушей находящегося в бессознательном состоянии профессора Белза. Сознание присутствует в живом теле, даже в том, которое явно без сознания. Бессознательное состояние — это не отсутствие сознания, а его временная неподвижность. Это не состояние, напоминающее смерть. Оно вообще не похоже на смерть. Как только достигнута необходимая сложность соединения мозговых клеток, устанавливаются реальные энергетические связи. Они могут существовать независимо от материальной базы, которая вызвала их к жизни.

Все это, конечно, просто образная структурная метафора для взаимодействий на энергетическом уровне, которые нельзя визуализировать. Сирена выла.

В пабе «Три Льва» Джордж спрашивает Питера: «Что было в том водяном пистолете?»

— Серная кислота.

— Кислота — это лишь первая стадия, — говорит Саймон. — Как материя — это первая стадия жизни и сознания. Кислота тебя запускает. Но как только ты попадаешь туда, если полет удачен, ты сбрасываешь за борт балласт первой стадии и путешествуешь в невесомости. То есть освобождаешься от материи. Кислота растворяет барьеры, которые мешают построению энергетических связей максимально возможной сложности внутри мозга. В Клике Нортона мы тебе покажем, как управлять второй стадией.

(Размахивая над головами крестами и крича вразнобой, боевики «Божьей молнии» нестройными шеренгами маршировали через завоеванную территорию. Зев Хирш и Фрэнк Очук несли флаг с надписью: «ЛЮБИ ЕЕ, ИЛИ МЫ ТЕБЯ РАСТОПЧЕМ».)

Говард пел:

Туча дельфиньих тел выплыла откуда-то из-за подводной лодки Хагбарда. Они направлялись к паукообразным кораблям иллюминатов, находившимся в отдалении.

— Что происходит? — спросил Джордж. — Где Говард?

— Говард их возглавляет, — ответил Хагбард. Они стояли на балконе в центре прозрачной сферы, похожей на пузырь воздуха в толще атлантических вод. Хагбард щелкнул тумблером под перилами балкона. — Боевая рубка, подготовить торпеды к запуску. Возможно, нам придется поддержать атаку дельфинов.

— Есть, товарищ Челине, — ответил голос.

Дельфины уплыли так далеко, что сейчас их нельзя было увидеть. Джордж сделал открытие, что ему не страшно. Все происходившее слишком напоминало просмотр научно-фантастического фильма. В этой субмарине Хагбарда было слишком много иллюзии. Если бы он всеми железами и нервами отдавал себе полный отчет в том, что находится в уязвимом металлическом аппарате на тысячи футов ниже поверхности Атлантики, под таким громадным давлением, что малейшее напряжение может распороть обшивку корпуса и туда ворвутся тонны воды, которые раздавят их в лепешку, тогда ему, наверное, было бы страшно. Если бы он действительно мог поверить в то, что те маленькие отдаленные шарики с прикрепленными к ним подвижными клешнями — это подводные суда, управляемые людьми, которые намерены уничтожить лодку, где находится он, тогда ему было бы страшно. Как ни странно, если бы он не видел то, что видел, а только ощущал, осознавал и судил о ситуации с чьих-то слов, как во время обычного полета на самолете, тогда ему было бы страшно. К тому же древний город Пеос, которому двадцать тысяч лет, по виду слишком напоминал настольный макет. И хотя интеллектуально Джордж мог допустить, что они, как утверждал Хагбард, плывут над погибшим континентом Атлантидой, в глубине души он не верил в Атлантиду. Поэтому во все остальное он тоже не верил.

Неожиданно около их воздушного пузыря показался Говард. Или какой-то другой дельфин. Это была еще одна причина, по которой во все это трудно было поверить. Говорящие дельфины.

— Готовы к уничтожению вражеских кораблей, — сказал Говард. Хагбард покачал головой.

— Я бы хотел вступить с ними в контакт. Я бы хотел дать им возможность сдаться. Но они не согласятся. А я не могу подключиться к системам связи на их кораблях.

Он повернулся к Джорджу.

— Для передачи информации они пользуются выделенными каналами телепатии. Это та самая штука, которая предупредила шерифа Джима Картрайта, что ты находился в номере отеля в Мэд-Доге, покуривая чудесную траву Вейсгаупта.

— Ты же не хочешь, чтобы они подошли слишком близко, — поторопил его Говард.

— Ты отвел своих на безопасное расстояние? — спросил Хагбард.

(Пять больших носорогов, шесть больших носорогов…)

— Конечно. Хватит колебаться. Сейчас не время быть гуманистом.

— Море безжалостнее, чем земля, — сказал Хагбард. — Иногда.

— Море чище, чем земля, — поправил Говард. — Здесь нет ненависти. Только смерть по мере и в случае необходимости. Эти люди враждуют с тобой двадцать тысяч лет.

— Я не настолько стар, — возразил Хагбард, — и у меня очень мало врагов.

— Если ты будешь тянуть время, то поставишь под удар свою субмарину и мой народ.

Джордж наблюдал за шарами в красно-белую полоску, которые приближались к ним в голубовато-зеленой воде. Сейчас они были гораздо больше и ближе. То, что приводило их в движение, оставалось невидимым. Хагбард протянул смуглый палец, коснулся им белой кнопки на пульте управления и затем решительно на нее нажал.

На поверхности каждого из шаров вспыхнул яркий свет, немного приглушенный водной толщей. Словно фейерверк, если на него смотреть в темных очках. А потом шары полопались, словно мячики от пинг-понга, по которым ударили невидимыми кувалдами.

— Вот и все, — тихо произнес Хагбард.

Палуба под Джорджем завибрировала. Внезапно ему стало страшно. Ощущение ударной волны в результате нескольких взрывов в воде сделало все реальным. Относительно тонкая металлическая обшивка была единственной защитой от полного уничтожения. И никто бы о нем больше не услышал и не узнал, что с ним произошло.

С борта ближайшего к ним паукообразного аппарата иллюминатов плавно опускались на дно крупные сверкающие предметы. Они исчезали среди улиц города, который, как сейчас понял Джо, был совершенно реальным. Здания в районе взрыва иллюминатских кораблей были разрушены сильнее прежнего. Со дна океана поднялись коричневые тучи ила. Сквозь их гущу на дно падали обломки кораблей-пауков. Джордж смотрел на неповрежденный храм Тефиды в отдалении.

— Ты видел статуи, выпавшие из переднего корабля? — спросил Хагбард. — Я заявляю свои права на них. — Он переключил тумблер. — Подготовиться к операции спасения.

Они начали спускаться среди зданий, почти полностью засыпанных илом. Джордж увидел две гигантские клешни, выпущенные субмариной. Они подняли из ила, одну за другой, четыре сверкающие золотые статуи.

Вдруг раздался сигнал тревоги, и красный свет осветил внутреннее пространство наблюдательного пузыря.

— Нас снова атакуют, — сказал Хагбард.

«О нет, — подумал Джордж. — Только не сейчас, когда я начинаю верить в то, что все это реально! Я этого не перенесу. Ну, начинается, Дорн снова разыгрывает свою всемирно знаменитую сцену трусости…»

Хагбард указал рукой: над отдаленной цепью гор, словно подводная луна, завис белый шар. На его тусклой поверхности виднелась эмблема: сверкающий глаз в треугольнике.

— Дайте торпедную видимость, — скомандовал Хагбард, щелкая переключателем.

Между белым шаром и «Лейфом Эриксоном» в воде появились четыре оранжевых огонька, которые стремительно приближались.

— Нельзя их недооценивать, — заметил Хагбард. — Сначала выясняется, что они могут меня засечь, когда у них, по идее, не должно быть достаточно мощного оборудования. Теперь оказывается, что меня преследует сам «Цвак». И «Цвак» запускает в меня торпеды, хотя предполагается, что моя лодка не поддается обнаружению. По-моему, у нас могут быть неприятности, Джордж.

Джорджу хотелось закрыть глаза, но он не хотел выказать страх в присутствии Хагбарда. Любопытно, какое ощущение возникает в момент смерти на дне Атлантики? Он вспомнил, как читал об исчезновении в шестидесятых годах атомной подводной лодки «Трешер», и «Нью-Йорк таймс» писала, что смерть в воде при таком колоссальном давлении чрезвычайно мучительна, хотя и наступает быстро. По отдельности расплющивается каждый нерв. Позвоночник по всей длине крошится. Мозг гибнет от сжатия, лопается, разрывается и выдавливается в воду, твердую, как железо. Несомненно, в эти минуты человеческая форма становится неузнаваемой. Джордж подумал обо всех жуках, на которых наступая в своей жизни, а жуки заставили его вспомнить о «пауках». Вот что мы сделали с ними. А ведь я считаю их врагами только со слов Хагбарда. Карло был прав. Я не умею убивать.