Счастье Вениамина Л.

— Что с вами случилось, Уко, почему вы оказались здесь?

— Я здесь живу, — ответил Вениамин Л.

Что ему было отвечать еще?

— А вы вполне удовлетворены вашими нынешними жилищными условиями?

Вениамин Л. ничего не понимал. С какой стати они разговаривают с ним подобным образом? Это была какая-то хитрость с их стороны, какой-то обман! Сколько он ни прятался от них, он к ним попался, и теперь его в лучшем случае ждет смерть, как этого несчастного дежурного из милиции, или то, что произошло с остальными уцелевшими людьми. Вениамин Л. знал, что произошло с остальными. В слуховое окно он неоднократно наблюдал, как их по утрам выгоняли из подвалов, строили в колонны и под конвоем уводили на работу. К вечеру так же под конвоем их приводили обратно и вновь загоняли в подвалы.

Из груди у Вениамина Л. вырвался жуткий, истошный крик, он вскочил и бросился к слуховому окну. Предпочтительнее было отправиться вслед за тем дежурным, чем оказаться в подвале.

Ему не дали добежать до окна. Подставили подножку, свалили, завернули за спину руки…

Вот это было более понятное обращение. Такого Вениамин Л. ожидал с самого начала.

Он кричал, бился, пытался кусаться — его связали по рукам, по ногам, положили на одеяло, служившее ему лежанкой, и понесли с чердака на лестничные марши.

Что они со мной будут делать, что будут делать, билось в Вениамине Л. Он сейчас безумно завидовал тому дежурному: того хоть в одно мгновение, а что они устроят с ним?

Его привезли в больницу. То есть это было похоже на больницу, но на самом деле это, видимо, была какая-то лаборатория, и они собирались умертвить его здесь, выкачав из него всю кровь. Блестели хромом рукояток приборы со множеством стрелок в окошечках, сияла крахмальной белизной белья кровать.

Его в несколько рук повернули на бок, сняли с него штаны, трусы, оголив зад, и приведенная под конвоем дюжей крысы медсестра-человек сделала ему укол. Через несколько минут у Вениамина Л. все поплыло перед глазами, он успел подумать: «Вот он, конец», — и потерял себя.

Когда Вениамин Л. очнулся, то обнаружил, что лежит совершенно обнаженный — в той же самой бело-крахмальной кровати, в той же самой палате-лаборатории, среди тех же приборов со множеством стрелок. Но руки у него были свободны, свободны были ноги, он мог шевелить ими, сгибать-разгибать, то есть он был свободен?

Вениамин Л. огляделся, — вокруг никого не было. Значит, он мог сбежать отсюда, оставалось только решить вопрос одежды.

Вениамин Л. встал, прошелся по холодному полу, заглядывая во все углы, — ничего, что можно было бы надеть на себя, нигде не лежало. Дикая мысль пришла ему в голову: опуститься на четыре конечности и так, изображая из себя этого, кося под крысу, выйти отсюда. Вдруг получится прикинуться, будто бы он из них. Тем более что после жизни на чердаке, где приходилось карабкаться по стропилам и драться с кошками и собаками, он вполне овладел этим умением — двигаться на всех четырех. Вовсе оказалось не сложно.

Но только он встал на все четыре, дверь растворилась, и в нее вошел… Вениамин Л. сразу узнал, кто это вошел. Это был тот господин из подвала. Разве что несколько располневший, так что щеки его сейчас напоминали хомячьи. Но одет он был с прежней безукоризненной элегантностью: такой же, как тогда, замечательный черный костюм, струящаяся ослепительно-белая сорочка и только галстук не фиолетово-красный, а маренго с бордовым.

— Уко! — сказал он, раскидывая в стороны лапы, словно для объятия. И действительно подошел, взял Вениамина Л. за плечи, потряс его. — Смотрю у себя в кабинете телевизор — кого показывают? Уко показывают! И в таком положении: на чердаке, в антисанитарии. Не мог не навестить!

Вениамин Л. смотрел на него с враждебным недоверием. Чего от него снова хотел этот господин? Зачем он ему понадобился?

Господин из подвала, между тем, снова похлопал его по плечам.

— Все, Уко! Все! Теперь все будет нормально. Ты у нас не простой, ты с заслугами, правильно, заслуги нужно ценить. Я всегда придерживался этой точки зрения: заслуги нужно ценить. Видишь, специально пришел, оторвался от дел, чтобы подтвердить тебе это. Теперь все будет нормально, обещаю!

Вениамин Л. продолжал молчать, по-прежнему глядя на него с недоуменной враждебностью, и господин из подвала рассердился:

— Ты что, не помнишь меня? Отвечай!

Вениамин Л. вынужден был ответить:

— Помню. Конечно.

— Меня помнишь, отлично! Что еще помнишь?

— Все помню, — бессмысленно ответил Вениамин Л.

— А как твое имя, помнишь?

— Уко, — сказал Вениамин Л.

— А до него, до него? Помнишь?

Вениамин Л. вновь позволил себе молчание. Чему он был обязан этим визитом, этим странным, похоже, вполне миролюбивым обхождением?

— Где я? — спросил он.

— Где? — переспросил господин из подвала. — В больнице. В самой лучшей, отличнейшей больнице.

— Зачем?

Метельчатые усы у господина из подвала снова рассерженно подергались.

— Как зачем! Восстановишь силы. Побудешь в нормальных, достойных условиях. А тебе той порой подберут достойную работу. Достойное жилье.

Вениамин Л. не верил ни единому его слову.

— С какой стати? — спросил он. — Что вы тут про заслуги… Я же человек.

Круглые злые глазки господина из подвала выразили обескураженность. А вслед тому он захохотал, привзвизгнул от изнеможения, быстро опустился на все четыре и раз, и другой хватанул зубами пол перед собой. Из штанины внизу у него выскочил кончик хвоста и несколько раз мелко простучал по полу.

— Ты полагаешь, — еще продолжая сотрясаться от хохота, проговорил он, когда выпрямился, — что ты человек? Вот болван! Ну-ка посмотрись! — Он шагнул к белому встроенному шкафу и распахнул его створку. На внутренней стороне створки блеснула пластина зеркала. — Посмотрись, посмотрись!

Вениамин Л. переступил ногами — и оказался в зеркале. Он оказался в зеркале — и обомлел. Его прежнего не было, а на него со створки глядела совершенно настоящая, голая крыса. Худая, грязная, с плешинами в шерсти, но — крыса! И ноги, которыми он переступил, чтобы подойти к зеркалу, были вовсе не ногами, а лапами. И лапами были руки, — вот почему ему стало трудно хватать ими что-либо. А ногти на них — это были не ногти, а когти! Только, видимо, все эти изменения происходили так медленно, так постепенно, что он не отдал себе в них отчета!..

Слезы радости, слезы счастья, восторга вырвались у Вениамина Л. Он мутировал! Он стал крысой! Как глава города, как другие. И значит, ему не грозит судьба этих несчастных, которые загнаны сейчас в подвалы. И как хорошо, как это замечательно, что он ничего не помнит о себе том, прошлом, когда его звали не Уко. Как хорошо. Он Уко, и только. Пасюк, и больше никто. Крыса.

— Что, убедился? — спросил господин из подвала, закрывая створку.

Вениамин Л., вытирая тыльной стороной лапы глаза, подтверждающе кивнул. Он был не в состоянии говорить от раздирающих его восторга и счастья.