Левиафан

Мэвис приветствовала Джорджа дружеским объятием, от которого у него заныла вся передняя половина тела. Хагбард показал на надпись, высеченную в каменной стене подводной пещеры. Она состояла из символов, неизвестных Джорджу, но над надписью он увидел нечто знакомое: круг с перевёрнутым трезубцем внутри.

— Символ мира, — сказал Джордж. — Я не знал, что он такой древний. — В те времена, когда его создавали, — отозвался Хагбард, — он назывался Крестом Лилит Велькор и означал, что любой, кто попытается спорить с иллюминатами, подвергнется самым страшным пыткам, которые они смогут придумать. Лилит Велькор стала одной из первых их жертв. Они распяли её на вращающемся кресте, очень похожем на этот.

— Ты однажды говорил, что на самом деле это не символ мира, — сказал Джордж, задумчиво провожая глазами надпись, — но я не знал, что ты имел в виду.

— В кружок Бертрана Рассела входил иллюминат-«дирижёр», который и подбросил им идею, что круг и трезубец — прекрасный символ, который могут нести участники Олдермастонских походов. Это было сделано весьма расчётливо и тонко. Если бы члены Комитета за ядерное разоружение немного подумали, зачем им вообще нужен какой бы то ни было символ… Но Рассел и его сторонники купились. Они не знали, что трезубец в круге на протяжении тысячелетий был традиционным символом зла у сатанистов «левой руки». Среди правых много тайных магов «левой руки» и сатанистов. Они, разумеется, сразу сообразили, что к чему, и, ошибочно решив, что за движением в защиту мира стоят иллюминаты, обвинили пацифистов в использовании сатанистского символа, чем до некоторой степени дискредитировали все движение. Хитрый ход.

— А почему он изображён на той стене?

— Надпись предупреждает путника о необходимости очистить сердце, потому что он вот-вот окажется в Валусийском море, которое принадлежит только иллюминатам. Совершив путешествие по Валусийскому морю, мореплаватель приближается к подземному порту Агхарти, который был первым убежищем иллюминатов после гибели Атлантиды. Как раз сейчас мы в это море и входим. Смотри.

Джордж открыл рот, наблюдая, как расступаются стены окружавшей их пещеры. Выплыв из туннеля, лодка оказалась в подводной мгле. Разумеется, телевизионные камеры и лазерные системы наведения работали тут не хуже, чем в Атлантике, поэтому они шли в обычном режиме, с той лишь разницей, что пространство вокруг было не синим или зелёным, а серым. Казалось, они плыли по затянутому сплошными тучами небу. Оценить расстояния не представлялось возможным. Подземное море вокруг могло простираться на сотни миль — а может быть, от берега их отделяли считанные метры. — Здесь глубоко? — поинтересовался Джордж.

— Очень, — ответила Мэвис. — Дно этого моря лишь чуть-чуть выше дна Атлантического океана.

— Ты такая умная, — хихикнул Хагбард, ущипнув её за ягодицу, от чего Джорджа передёрнуло.

— Не обращай на него внимания, Джордж, — сказала Мэвис. — Он немного нервничает и потому плохо соображает.

— Заткнись, — сказал Хагбард.

С беспокойством спрашивая себя, не дал ли трещину благородный разум Хагбарда Челине под грузом ответственности, Джордж снова перевёл взгляд на водную гладь и заметил, что море вовсе не было пустынным, как ему показалось сначала. В нем плавали здоровенные рыбины и мелкие рыбки весьма причудливых форм. У них не было глаз. Мимо подводной лодки в поиске добычи проскользнуло осьминогоподобное чудище с невероятно длинными тонкими щупальцами, кончики которых покрывали тонкие волоски. Маленькая слепая рыбка проплыла достаточно близко к одному из щупальцев, и волоски вздыбились. В мгновение ока тело осьминога дёрнулось в её сторону. Щупальце со вздыбленными волосками обвилось вокруг несчастной рыбки, к нему на помощь поспешили другие щупальца, зажимая жертву в тиски. Спрут сожрал рыбку в три приёма. Джордж с удовлетворением отметил, что хотя бы кровь у этих существ красная.

Дверь позади них открылась, и на мостик вышел Гарри Койн.

— Всем доброе утро. Я хотел выяснить, не здесь ли мисс Мао.

— Она на вахте, — сказал Хагбард. — А ты, Гарри, останься здесь и взгляни на Валусийское море.

Гарри задумчиво огляделся вокруг и покачал головой.

— Знаешь, порой мне кажется, будто все это делаешь ты.

— Что ты хочешь сказать, Гарри? — спросила Мэвис.

— Ну, это как научно-фантастическое кино, — махнул Гарри длинной, как змея, рукой. — Что, если ты просто заманил нас в заброшенный отель у черта на куличках, установил в подвале мощный двигатель, от которого дрожит все здание, и понаставил везде кинокамер? Если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Обратная проекция, — сказал Хагбард. — Скажи-ка, Гарри, а что изменится, если все вокруг и вправду нереально?

Гарри на мгновение задумался, и его лицо со скошенным подбородком помрачнело. — Тогда нам не следует делать то, что, по нашему мнению, мы делать должны. Но и тогда ничего не изменится. Это значит, что надо продолжать.

Мэвис вздохнула.

— «Надо продолжать» — могущественная мантра, — обронил Хагбард.

— А если продолжения не последует, — сказал Джордж, — то тоже ничего не изменится. И это значит, что надо все равно продолжать.

— Ещё одна могущественная мантра, — сказал Хагбард. — «Надо все равно продолжать».

Далеко впереди Джордж заметил маленькое пятнышко. Когда они подошли ближе, он понял, что это, и покачал головой. Неужто нет конца сюрреализму, законам которого он подчиняется последние шесть дней? Дельфин с аквалангом!

— Привет, люди, — послышался через динамик на мостике голос Говарда.

Джордж бросил взгляд на Гарри Койна. Бывший наёмный убийца стоял с открытым ртом, обмякнув от удивления.

— Приветствую, Говард, — отозвался Хагбард. — Ну, что там с нацистами?

— То ли мертвы, то ли спят, тот ли в коме. Я приставил к ним целую орду дельфинов — главным образом из Адептов Атлантиды: пусть присматривают.

— Надеюсь, они готовы при необходимости выполнять другие задачи, — заметил Хагбард.

— Всегда готовы, — ответил Говард и сделал сальто.

— Хорошо, — тихо вымолвил Гарри Койн. — Хорошо, — сказал он более уверенно. — Пусть это говорящая рыба. Но зачем ей кислородный баллон и чёртова трубка, через которую она дышит?