Страница 13 из 13
Как водится, не обошлось в этой истории и без пожара. В 1989-м «Сандерленд» сгорел полностью, как и должно было случиться при исполнении странных обрядов, чья магическая сила заключается в верности самим себе и тому, что они означают. Но иные мечты отказываются умирать или, быть может, есть люди, которые отказываются предавать какие-то мечты. Так или иначе, в 1992 году двое аргентинцев – итальянского происхождения и испанского – купили заведение и отстроили его кирпичик за кирпичиком. И теперь усталый путник может присесть за столиком на берегу реки или внутри ресторанчика, пропитанного ароматами испанского пучеро, аргентинской пикады и итальянской пасты, заставленного витринами со старинными кувшинами и бутылками фабрики «Пухоль & Суньоль», минеральной водой «Кристаль», предназначенной для дам, или у стойки, где в былые дни сиживали опасные удальцы из квартала Рефинериас, заказать аперитив «Лусера», салат с куриными желудочками, стейк или пирог – и перемешать настоящее с воспоминаниями о друзьях, о возлюбленных, о призраках былого, пока Фито Паэс колотит по клавишам рояля, а в воздухе – истаивает дым последней сигары, выкуренной Освальдо Сориано перед смертью, и звучит теплый насмешливый голос «Негра» Фонтанарросы[25], который расскажет тебе последние байки Росарио. Еще можно изучить расписание поездов, уже много лет как не выходящих с вокзала «Кордоба», или листки, где указаны даты прибытия пароходов, которые не прибудут никогда, потому что сейчас лежат на дне далеких морей. В подарок можно получить оловянного солдатика, вооруженного шпагой и кинжалом, тщательно и терпеливо раскрашенного Рейнальдо Сьетекасе[26], а можно остановиться перед древним календарем и вымарать из него, если есть охота, день, когда сгинула любовь, предал друг, изменила мечта. Можно медленно и торжественно вытащить из обложки вчетверо сложенную фотокопию документа – свидетельства о рождении Эрнесто Гевары де ла Серны, известного также как Че, появившегося на свет здесь, в Росарио, 14 июня 1928 года. Можно расправить этот листок на столе, положить его рядом со старой фотографией «Сандерленда», еще раз взглянуть на реку и чокнуться со всеми призраками, которые в этот предвечерний час населяют тишину.
Справа по борту – ребенок
Только попытайтесь вообразить себе эту сцену в стиле стародавних комиксов: город, придвинувший свои постройки и службы к самому берегу, воскресное семейство с восемью-десятью детишками на борту – тут тебе и сыновья, и малолетние племянники в спасательных жилетах и кругах-поплавках, а также бабушка и деверь-шурин, и черепаха. И вот вся эта компания, доверху загрузив собой кораблик, заводит мотор и – пуф-пуф-пуф – отваливает от причала и держит курс на горизонт, за семь морей. А через полчаса другое судно обнаруживает в открытом море малолетнего мальчугана, который качается на воде в своем надувном жилете, но с закрытыми глазами и как бы без признаков жизни. Ну, все, как полагается, кричат: «Человек за бортом, стоп машина!», ложатся в дрейф. Вылавливают мальчугана, и он, весь сморщенный, как замоченный турецкий горох, рассказывает, что свалился за борт и оказался посреди моря-океана в полном одиночестве. К счастью, нынешние детишки – народ ученый, смотрят кабельное телевидение, так что и этот карапуз, проявив немалую смекалку, вспомнил и применил к себе всю науку выживания, поскольку был в невинности своей убежден, что за ним вернутся и его спасут, как в кино это бывает. И благодаря этой святой убежденности не ударился в панику, сохранил самообладание, закрыл глазки, замер и стал надеяться, что папа-мама успеют раньше, чем прозвучит слово «конец».
У спасителей глаза полезли на лоб. Никто не мог поверить, как ни силился, что бывают такие безответственные и легкомысленные родители. Запросили по радио, по 9-му каналу, не плывут ли тут поблизости олухи царя небесного, хватившиеся мальчика? И, к неописуемому изумлению, вскоре получили утвердительный ответ. Утвердительный – это еще очень мягко сказано, ибо легко представить себе степень паники, растерянности и сумятицы, поднявшейся на борту, когда, получив такое извещение, родители принялись пересчитывать отпрысков и убедились, что – да, в самом деле, Манолито-то и нету.
Ну что, вы скажете – смахивает на рождественскую сказку? А вот и нет: это истинное происшествие, имевшее место недели три тому назад в прибрежном левантийском городке, названия которого не даю, потому что оно очень уж смешное, всего лишь одно из многих: каждые выходные раздаются призывы о помощи по самым разным поводам и прежде всего – когда мореплаватели с маху сядут всем килем на скалистую мель при выходе из бухты. Прелести и пикану моей истории придает то обстоятельство, что такое происходит сплошь и рядом на испанском побережье. Когда плаваешь летом или в любой погожий день недели с включенным радио, кажется, будто слушаешь какую-то юмористическую передачу, но юмор, впрочем, порой граничит с трагедией: в эфире (причем на рабочей частоте) заказывают паэлью на половину третьего, жалуются, что течение тащит так, что скоро они превратятся в буревестников, сообщают, что вышли без капли горючего, не имея ни малейшего представления о законе Архимеда, толпятся в районе промысла, плавая наподобие мусора, перепутываясь якорями, сталкиваясь бортами, как при абордаже, наскакивая друг на друга и друг друга понося последними словами, врубают лихую музыку в час сиесты, поднимают по тревоге вертолеты спасателей или катера береговой охраны, потому что какой-то пень вышел в море, не проверив уровень масла или бензина… Ну, короче, мы и море умудрились превратить в средоточие всего дерьма, какое только есть на белом свете.
Менеджеры яхт-клубов и издатели специализированных журналов жалуются, что в Испании падает интерес к спортивному мореплаванию, что испанцы отворачиваются от моря, что существует глупейший предрассудок, будто иметь судно и плавать – это всего лишь вопрос денег, меж тем как всякий, кто любит рыбную ловлю или просто яхтинг, может позволить себе кораблик, и обойдется это не дороже, чем летний сезон в Бенидорме. Так или иначе, мне мало дела до забот, обуревающих менеджеров и издателей, и я бы предпочел, чтобы они помалкивали, потому что их стараниями на каждого настоящего моряка появляется десять «чайников», выходящих в море только по субботам и воскресеньям. И вместо пятидесяти яхт на месте промысла будет пять тысяч, и море будет заполнено и заполонено как пляж, и исчезнут одинокие зимние выходные, когда человек, склонный к мизантропии (и вообще сволочь), может пройти двести миль, и хорошо если встретит хоть один парус – такого же, как он сам, человеконенавистника, как правило, голландца или англичанина – представителей только этих наций встречаешь в любую погоду и в любое время года. Потому что в наши дни, при всем падении интереса, на которое так много плачутся, приходится каждый раз забираться все дальше в море и проводить там все больше времени, чтобы получить возможность побыть в мире, молчании и покое, читая или глядя на тихое, приветливое море – или борясь с ним не на жизнь, а на смерть, взяв рифы и матерясь, – и знать, что ни один сигнал бедствия от воскресных мореплавателей или назойливый треск водного мотоцикла не потревожат твоего слуха.
Морские волки
Мечта у них – выйти на пенсию, чтобы можно было заниматься рыбной ловлей, как только захочется. В морских делах они разбираются несравненно лучше так называемых знатоков, одетых с иголочки – дизайнерской иголочки – и пыжащихся в перерывах между регатами. У тех, про кого я говорю, нет денег на дизайнеров, как и на многое другое. У большинства – скромное суденышко с подвесным мотором, мощи которого едва хватает, чтобы маневрировать в открытом море, когда налетевший юго-восточный ветер или левантинец вдруг застопорят тебе ход или Атлантика скажет: «Ну, здравствуй, давно не видались». Возраст у них разный, но чаще всего им от сорока с крепким гаком до пятидесяти, а делятся они на два самых распространенных типа: тощий, жилистый, прокаленный солнцем или толстобрюхий флегматик (в последнем случае непременно усатый). Зовут их Пако, Маноло, Хинес и прочее, в том же незамысловатом роде. И всю неделю сидят они у себя в мастерской, в лавке, в конторе, сидят и мечтают, что вот придет суббота, и они, рано-рано на заре поднявшись или вообще не ложась, упакуют какие-нибудь немудрящие припасы в судки или корзинку (ныне ее с успехом заменяют пластиковые контейнеры «Тапперуэр») и – пуф-пуф-пуф! – отправятся в море. Иным до того невтерпеж, что выходят и в будние дни, под вечер или спозаранку, забрасывают леску с крючками на выходе из бухты или стоят с удочкой на молу или волнорезе, чтобы когда проснется и начнет готовить завтрак детям их благоверная Мария, появиться в дверях, присесть к столу, выпить кофе да и отправиться на работу, предварительно сунув в холодильник дораду или морского окуня на ужин.
25
Родольфо «Фито» Паэс Авалос (р. 1963) – аргентинский рок-пианист, автор-исполнитель и кинорежиссер. Освальдо Сориано (1943–1997) – аргентинский журналист и писатель. Роберто Фонтанарроса (1944–2007) по прозвищу Негр – известный аргентинский карикатурист и писатель. Все трое – уроженцы Росарио.
26
Рейнальдо Луис Сьетекасе (р. 1961) – аргентинский журналист, тоже уроженец Росарио.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.