Страница 25 из 80
При этом никак нельзя забывать, что Андрей Андреевич терпеть не мог евреев. По наблюдению его адъютанта майора Кузина, командующий употреблял выражение «евреи атаковали военторг» и т.п. и ещё в 20-й армии буквально разогнал работников военторга — по национальности евреев. Андрей Андреевич любил повторять, что воевать будет кто-либо, а евреи будут писать статьи в газеты и за это получать ордена.
Недолюбливал генерал и комиссаров. Приезжая в дивизии, он с ними даже не разговаривал. А комиссары в отделах штаба армии просто боялись ему попадаться на глаза. Когда во фронтовой газете появилась карикатура на немецких генералов, то будущий предатель, рассматривая её, заявил: «Над кем смеётесь, над чем смеётесь? Немецкий генерал уйдёт в отставку, он дворником не пойдёт, ибо он имеет свой капитал, а если я Власов, буду снят с работы и уволен, то мне придётся работать дворником, ибо специальности, кроме военной, нет, капитала тоже не имею».
По воспоминаниям Кузнецова, находясь один, Власов часто напевал «церковные богослужения». Был щедр на государственные средства на свои личные нужды и буквально экономил свои собственные средства. Отличался большим самолюбием. Некоторых подчинённых называл лодырями и дармоедами. Успехи его армии под Москвой буквально вскружили ему голову. После первой встречи со Сталиным Власов абсолютно всем рассказывал, как его принимал вождь, этим самым, давая понять великую поддержку. Теперь нередко в разговорах он употреблял новое выражение: «могу с землёй смешать».
Автор книги о Власове Николай Коняев называет своего героя «чрезвычайно талантливым карьеристом, обладающим прирождённым даром очаровывать людей и при этом отличающимся завидной беспринципностью».
Говорят, одним из дежурных застольных выражений Власова в Германии у новых хозяев стали слова: «Водку кушать будем?!»
Неотвратимость наказания, которую он ощущал с момента перехода Красной Армии государственной границы, вынуждала его всё чаще и чаще забываться…
В сущности, весь этот портрет Власова, составленный со слов знавших его людей, резюмирует документ, составленный 26 октября 1944 г. сотрудниками Берлинского отделения (секция 4-Н) Тайной государственной полиции.
«…У него русско-народнический характер, он умён, с лёгким душком крестьянской хитрости. Он грубый и резкий, но в состоянии владеть собой. Оскорблений не забывает. Очень эгоистичен, самолюбив, легко обижается. В момент личной опасности несколько труслив и боязлив. Телом здоров и вынослив. Не особенно чистоплотен. Любит выпить. Переносит много алкоголя, но и тогда может владеть собой. Любит играть в карты. К женщинам не привязан. Дружбы с мужчинами не имеет. Человеческая жизнь для него малозначительна. Способен преспокойно выдать на повешение своих ближайших сотрудников. Особым вкусом не отличается. Одеваться не может. Может только различать старую и новую одежду. Способностей и интереса к иностранному языку не имеет.
Очень любит спорить, а войдя в азарт, может разболтать секреты. Однако это случается весьма редко. Может быть коварным, любит задавать заковыристые вопросы. Философию не любит. Его типично советское образование является поверхностным. К религиозным вопросам относится иронически и сам совершенно неверующ. К поставленной цели идёт неумолимо, в средствах при этом не стесняется. По тактическим соображениям может отказаться на некоторое время от проведения своих идей. К евреям относится не враждебно, ценит их как людей умных и пронырливых. Большой русский националист и шовинист. Принципиально настроен против разделения Великой России.
Его изречение: «Хоть по шею в грязи, но зато хозяин».
Против коммунизма не по убеждению, а из личного безысходного положения и потому, что потерял личные позиции. Придерживается мнения, что русский народ очень благодарен большевизму за многое хорошее. Советское воспитание оказало на него влияние. Будучи в Советском Союзе сравнительно не известен, получил отказ других советских пленных генералов сотрудничать с ним. Как командир хорош на средних постах (комдив), а на более высоких постах считается сравнительно слабым. Хороший тактик, средний стратег…»{184}.
«Конечно, чужая душа потёмки; всё же я осмелюсь изложить мои догадки. Власов не Брут и не князь Курбский, мне кажется, всё было гораздо проще. Власов хотел выполнить порученное ему задание: он знал, что его снова поздравит Сталин, он получит ещё один орден, возвысится, поразит всех своим искусством перебивать цитаты из Маркса суворовскими прибаутками. Вышло иначе: немцы были сильнее, армия снова попала в окружение. Власов… испугался… Оказавшись в плену, он начал думать, что ему делать. Он знал хорошо политграмоту, восхищался Сталиным, но убеждений у него не было — было честолюбие. Он понимал, что его военная карьера кончена…» — точно подмечает детали предательства Власова И. Эренбург{185}.
А ведь так оно и было на самом-то деле!
11
На допросе в контрразведке СМЕРШ Власов расскажет, как в декабре 1942 г. его куратор капитан вермахта Штрик-Штрикфельдт организовал ему встречу в отделе пропаганды с генерал-лейтенантом Понеделиным — бывшим командующим войсками 12-й армии.
«В беседе с Понеделиным на моё предложение принять участие в работе по созданию русской добровольческой армии последний наотрез отказался, заявив, что немцы только обещают сформировать русские части, а на самом деле им нужно только имя, которое они могли бы использовать в целях пропаганды, — говорил Андрей Андреевич следователю. — Тогда же я имел встречу с генерал-майором Снеговым — бывшим командиром 8-го стрелкового корпуса Красной Армии, который также не согласился принять участие в проводимой мной работе, мотивируя свой отказ боязнью за судьбу своих родственников, проживающих в Советском Союзе.
После этого Штрикфельдт возил меня в один из лагерей военнопленных, находившийся под Берлином, где я встретился с генерал-лейтенантом Лукиным — бывшим командующим 19-й армией, у которого после ранения была ампутирована нога и не действовала правая рука.
В присутствии немцев Лукин высказался враждебно по отношению к советскому правительству, однако после того, как я изложил ему цель своего приезда, он наедине со мной сказал, что немцам не верит, служить у них не будет, и моё предложение не принял.
Потерпев неудачу в беседах с Понеделиным, Снеговым и Лукиным, я больше ни к кому из военнопленных генералов Красной Армии не обращался»{186}.
Сам генерал-лейтенант Лукин об этой встрече поведает корреспонденту «Огонька» спустя два десятилетия: «В один из январских дней 1943 г. ко мне явился генерал-предатель Власов. Его сопровождал фашистский майор…
Власов был в длинном пальто, которое делало его ещё выше и сутулее, чем на заседании Военного совета Наркомата обороны в начале сорок первого, когда я видел его в последний раз. Он встретит меня стоя. Щёлкнул каблуками и приложил руку к полям фетровой шляпы на немецкий манер. Потом вытащил из кармана бумагу и театральным жестом протянул её мне: «Прошу вас прочитать, господин генерал!»
Не отвечая на его приветствие, я молча взял бумагу и стал читать. Это было так называемое «Воззвание к русскому народу»…
— Ну и что? — спросил я, кончив чтение.
— Прошу подписать эту бумагу! — торжественно провозгласил Власов. — Вам доверяется высокая честь — быть командующим РОА!
— Вот что, Власов, — сказал я громко, чтобы меня слышали в соседней комнате, в которой, как я знал, собирались мои товарищи по плену, генералы и старшие офицеры Советской армии. — Вот что, Власов… Меня теперь уже не интересует вопрос, каким способом ты получил партийный билет и для чего ты его носил. В моих глазах ты просто изменник и предатель, и та шайка отщепенцев, которую ты наберёшь под своё бесславное знамя, тоже будет не армией, а сборищем предателей… Ты мне скажи, Власов, как ты свой народ обманул?!