Страница 172 из 175
– Я думал, хмарь – чёрная, – пробормотал Вранокрыл.
– Ты теперь по другую сторону Калинова моста, – сказала Дамрад. – И видишь истинный цвет Марушиной души нашими глазами. У вас, в Яви, представления о ней вывернуты наизнанку. Хмарь в Нави – это свет, в то время как вы у себя считаете её тьмой.
В котлован можно было спуститься на грузовой площадке. К ним подбежал один из грузчиков – чумазый, потный, в шрамах от ожогов, и схватил коней под уздцы.
– Великая Госпожа! – раболепно поклонился он, кривя в улыбке-оскале изуродованные губы. – Ты с проверкой? У нас всё в порядке, работа кипит!
– Это хорошо, – усмехнулась Дамрад, спешиваясь. – Спусти-ка нас.
– Будет исполнено, Великая Госпожа!
Вранокрыл тоже слез с седла и с опаской встал на площадку. Загрохотали цепи, и они с владычицей начали медленно, с толчками, опускаться в гремящее и гудящее огненное пекло. Горячий воздух шевелил волосы, жар печей стягивал кожу, и уже спустя несколько мгновений Вранокрыл был на грани обморока. Как только рабочие сами не плавились в этом горниле? Как они здесь дышали? Несмотря на то, что котлован находился под открытым небом, в воздухе кузни можно было, наверное, печь хлеб – так казалось шатавшемуся от дурноты князю.
А вот владычица, казалось, чувствовала себя отлично. В развевающемся в потоках раскалённого воздуха плаще она шагала по узкому мостику к круглой каменной купели, в которой лежали выкованные мечи. Выглядели они пока не слишком изысканно – все рябые, в следах от ударов молота, словно покрытые оспинами лица: видно, им ещё предстояла окончательная отделка, но чёрное сердце потаённой грозной силы уже билось в них. Подняв один из клинков, Дамрад окинула его пытливым, ласкающим взглядом.
– Выглядит, как обычная сталь, но это хмарь, – сказала она. – Спасения от такого оружия нет ни для кого, даже для дочерей Лалады. Малейшая рана, нанесённая таким клинком, должна неминуемо губить их.
– Почём вам знать, что оно для них смертельно? – пропыхтел задыхающийся Вранокрыл. – Вы что, уже испытывали это оружие на них?
Губы Дамрад покривились в заносчивой усмешке.
– Нет, на дочерях Лалады мы его, конечно, не испытывали, – язвительно отчеканила она. – Но нам удалось добыть несколько образцов белогорского оружия. Так вот, клинки из твёрдой хмари способны прекрасно противостоять его волшбе. А если ударить умеючи, то белогорский клинок может и вовсе разлететься на куски. Можно себе представить, какие раны нанесёт твёрдая хмарь кошкам, если на обычных людей она действует… сейчас ты увидишь, как!
По приказу владычицы привели раба – худого, забитого мужичка с растрёпанной копной завшивленных волос и безнадёжно свалявшейся в колтуны бородой. На его тощих, покрытых сыпью боках можно было пересчитать все рёбра, а впалые глаза во тьме измождённых глазниц испуганно поблёскивали, когда несчастный затравленно озирался.
– Это пленник из Яви, – пояснила Дамрад Вранокрылу. – Не беспокойся, он не из твоего княжества. Смотри же!
Глаза невольника страдальчески выпучились, а горло издало короткий хрип: клинок вошёл в его тощий живот с сивой полоской мохнатой поросли и вышел из спины.
«Вот тебе и баба, – мелькнуло в раскалённой до одури голове князя. – Ударчик-то – ого-го… Экая силища».
Владычица Дамрад между тем мощным, резким движением выдернула клинок, и пленник рухнул на колени – вроде бы, ничего сверхъестественного, но тут произошло то, отчего князя в этом невыносимом пекле охватил пронизывающий холод. Сначала у раба застыли глаза, побелев и словно схватившись ледяной глазурью; затем морозная волна высеребрила ему все волосы, а после в считанные мгновения охватила всё тело, обратив его в неподвижное изваяние. Владычица постучала костяшкой указательного пальца по бледному, мерцающему инеем лбу – раздался гулкий звук. Потные, раздетые по пояс рабочие огромной двуручной пилой развалили тело от макушки до паха пополам, а владычица в ответ на полный ужаса и отвращения взгляд князя усмехнулась:
– Даже оттаяв, он всё равно не ожил бы. А так, коли охота, можно изучать строение внутренностей тела, хе-хе!
Розовато-жёлтая лужа блевотины излилась на мостик из мучительно вывернувшегося желудка князя, забрызгав ему мыски сапогов. Ухватившись за нагретые перила, он ронял тягучую слюну, содрогался, передёргивался и икал. Сквозь жаркое облако дурнотного жужжания до его слуха донёсся насмешливый голос Дамрад:
– Ну-ну, какой наш гость впечатлительный!
Никому не было дела до случившегося: вокруг продолжалась работа, гул и грохот не смолкал. Владычица протянула меч Вранокрылу:
– Желаешь посмотреть поближе?
Князя накрыло волной тяжёлого, потустороннего холода, которым веяло от клинка, а свирепая дурнота-мясник острым ножом подрезала ему внутренности, готовясь вытянуть их наружу. Вранокрыл отшатнулся от протянутого меча, а Дамрад клыкасто расхохоталась.
– Плох тот воин, который боится оружия! Как же ты станешь во главе Павшего войска, княже, ежели от одного вида настоящего боевого клинка готов упасть в обморок?!
Вранокрыл и сам не мог понять, что за слабость на него накатила. Никогда он не боялся ни крови, ни потрохов – ни скотских, ни человеческих, а тут словно его самого освежевали живьём и заставили жрать собственную требуху. От одного взгляда на неотшлифованный, грубый клинок с замёрзшей на нём кровью душа расползалась на полосы, хотелось взрезать себе горло, лишь бы не прикасаться к этой смертоносной тьме, принявшей вид меча. А может, просто чудовищный жар кузни на него так действовал? Настала пора отсюда выбираться.
– Государыня, мне с непривычки нехорошо стало от жары да духоты, а вовсе не от вида оружия, – глухо пробормотал он немеющими и сухими, непослушными губами. – Глоток свежего воздуха – вот и всё, что мне сейчас требуется.
– Что ж, пойдём на свежий воздух, коли так, – сказала владычица Дамрад, колко-проницательным прищуром показывая, что ничуть не обманута таким объяснением, но из вежливости принимает его. – Ты видел достаточно, теперь думай.
Чернота гробницы Махруд была столь глубока, что казалась подвижной и живой, подчинённой какому-то внутреннему дыханию – то расширяющейся, то сужающейся, как зрачок. Эта ступенчатая пирамида состояла из семи ярусов, а к её верхушке вела длиннейшая лестница, подъём по которой стоил, должно быть, немалых сил. На первом, самом крупном и мощном из ярусов лестницу перегораживали высокие врата в виде башенки с зубчатым верхом.
Желтоватый блин Макши завис над вершиной гробницы, венчая её снопом мутного света, в лучах которого внешняя отделка башни зеркально поблёскивала. По лестнице медленно и задумчиво поднимались и спускались навии, и среди них можно было заметить целые семьи – жён с двумя-тремя мужьями и детьми разных возрастов. Посетители текли к пирамиде неиссякаемым потоком; перед тем как начать восхождение, все облачались в чёрные плащи с наголовьями. Те же, кто спускался оттуда, имели не то сосредоточенный, не то потрясённый вид: с заторможенными, устремлёнными в одну точку взорами они рассаживались и отдыхали на обломках каменных блоков, раскиданных широко окрест гробницы и оставшихся здесь, по-видимому, со времён её строительства.