Страница 29 из 30
— Зачем, Лейс?
Она даже не заморачивается, чтобы притвориться, что не понимает о чем речь. Все те доктора, каждый из них, скорее всего, спрашивали ее: «Зачем, зачем, ты это совершила?». Она заправляет выбившийся локон за ухо и покрепче затягивает кончик полотенца на груди. Я собираюсь докопаться до гребаной истины, сломать неприступные стены нашей обособленности, хотя бы в этом.
Она прекрасно понимает мои намерения. И да, ей известно, что от меня просто так не избавиться. Она должна мне сказать правду, ну хотя бы половину. Да, бл*дь, мне хватит даже гребаного предположения, почему она это сделала. Она хмурится, гнев вспыхивает в ее взгляде.
— Тебе знакомо такое состояние, когда просыпаешься среди ночи, а твое сердце, словно отбойный молоток, стучит не переставая!? Когда ты боишься даже прикрыть на секунду глаза, потому что страх, словно инородный вирус, пожирает твое тело и разум изнутри?
Я стою словно гранит, не двигаясь, сохраняя предельное терпение, яростно изучая ее. Стерве прекрасно известно, что со мной такое тоже происходит, мы даже в этом похожи. Пошло все в задницу, я никогда этого не признаю. НИ-КО-ГДА.
Лейси принимает мое молчание.
— Ну, вот, а я этого больше не чувствую, Зет. Когда я сплю, мне снятся сны... Затем я просыпаюсь, и мне больше не страшно. Я приняла все. Что-то со мной не так, — тихо говорит она.
Я все еще яростно смотрю на нее. Чтобы не случилось с ней, ее тело приняло этот акт предательства по отношению к ней: оно начало наслаждаться этим. Больше нет страха, нет желания выкарабкаться, тело примирилось со всем.
— Смерть — это единственная вещь, которой я боюсь, — выдыхает она. — А мне нужно испытывать этот страх. Я нуждаюсь чувствовать хоть что-то. Понимаешь? Если есть выбор принять все или чувствовать, я хочу чувствовать, поэтому смерть — это выход из всего дерьма.
Сейчас она выглядит как маленькая потерянная девочка, в своем потертом полотенце, со спутанными волосами, и глазами жертвы. Я отвожу глаза, кивая.
— Тебе нужно что-нибудь еще? — спрашиваю я.
Я не могу ее обнять. Не могу ее пожалеть. Есть определенные вещи в жизни, которые я могу делать, и которые я не могу делать. Которые не хочу.
— Ничего, — говорит она честно. — Ты и так сделал достаточно.
Ее выражение глаз становится пустым и безучастным, она осматривает мышцы моей груди.
— Та крошка доктор. Она так просила меня, чтобы я посетила ее подругу. Она сказала, что та мне поможет.
— И что ты ей сказала?
— Несмотря на то, что она мне понравилась, я бы не смогла выполнить этого. Я сказала ей чистую правду. Нет смысла что-то исправлять, если ты даже не знаешь, каким оно должно быть. Я едва ли чувствую что-то человеческое, Зет. Я как одна из тех статуй, что осталось после извержения Везувия на Помпеи. Мое тело все еще здесь, но это просто оболочка, нет больше души, чувств, эмоций. Я никогда не смогу стать прежней. Я как те статуи, только лишь камень, покрытый слоем пепла.
***
Слоан
Я слышу отдаленный стук в дверь, но мое радио стоит на максимальной громкости. У меня нет соседей в радиусе пары миль, поэтому я никогда толком не парюсь по поводу шума или громкой музыки.
БАМ. БАМ. БАМ.
От глухих стуков в дверь практически вылетают стекла из рам.
Я на минуту прекращаю доставать белье из стиральной машины. И вот опять. Бах. Бах. Бах. Громкие стуки практически перебивают крик радио. Кто бы это ни был, он явно охрененно зол.
Я мгновенно думаю о самом плохом — это он. Но затем я вспоминаю, что у Зета есть ключ от моего дома. Он бы просто вошел без лишнего шума, если бы это был он. Почему я опять поддалась его влиянию? Я направляюсь по коридору и мимоходом захватаю свою бейсбольную биту, которую постоянно держу у стены за входной дверью. Я смотрю в глазок, и мой желудок ухает вниз. Я покручиваю в руках биту и жую нижнюю губу.
Может, у него и есть ключ от моего дома, но по какой-то причине, он долбит кулаком в мою дверь в десять утра. В единственный выходной на этой неделе. Он выглядит чертовски разъяренным. Глазок немного искажает его выражение лица. Он выглядит словно великан.
— Слоан, если я сейчас открою дверь ключом, и ты будешь там, то это будет немного неловко, и кто-то получит по заднице.
Он произносит слова не срывающимся от крика голосом. Он говорит это спокойно, как будто прекрасно знает, что я стою за дверью и смотрю на него в глазок. Он смотрит прямо в глазок и приподнимает вопросительно бровь.
Бл*дь.
Я открываю дверь, бросая на него недовольный взгляд.
— Что ты здесь делаешь, Зет? Ты что, не мог хотя бы написать сообщение?
Уголок его губ дергается вверх, но он подавляет улыбку, посматривая на бейсбольную биту в моих руках.
— Мог бы, но не стал.
— Ну, тебе следовало бы.
— Я просто хотел посмотреть, где ты живешь.
Он улыбается загадочной улыбкой, и я прекрасно понимаю, что она означает. Он прекрасно знает, где я живу. Он выглядит поразительно сексуально в своей обтягивающей черной футболке, кожаной куртке и джинсах, которые обтягивает все самые соблазнительные части тела ниже пояса. Темные волосы, черные глазища и одежда темных тонов... Я даже удивлена увидеть его у себя на пороге в светлое время суток.
— Если я не приглашу тебя войти, ты останешься стоять на пороге и не сможешь пройти в дом?
Я чувствую себя до забавного самодовольно, когда отпускаю едкую шуточку. Зет приподнимает брови, отодвигая меня в сторону, и заходит в дом.
— Ты думаешь, что мы в фильме ужасов про вампиров?
— Ну, это вряд ли напоминает сказку.
— Почему же... Если ты позволишь этому случиться, то будет сказка.
— Да ты что!? И кто же ты тогда? Мой прекрасный принц?
Он только фыркает в ответ на мои слова
— Нет же, глупышка. Я страшный серый волк.
Он осматривается вокруг с явным любопытством, которое ни сколько не уменьшает его яростную энергетику. Мне почему-то кажется, что он осматривается на наличие запасных выходов, чтобы запомнить их расположение. Не для себя конечно. Для меня. Предполагая, в какую же я сторону побегу.
— Что ты здесь делаешь, Зет?
— Я же уже тебе сказал, что хочу посмотреть, где ты живешь.
— Нет, не хочешь. Лгун
— О, даже так? Ты настолько хорошо изучила меня?
Он берет в руки рамку с фотографией, на которой запечатлены мы с Алексис в летнем лагере. На фотографии мы словно близнецы, обе улыбаемся и у обеих скобы на зубах. Он не должен быть здесь. Он не должен трогать мои вещи, не должен просматривать мою почту, не должен садиться на мой кухонный стол.
— Надеюсь, ты не против? Кстати, ты живешь одна?
— Да.
— Отлично, — говорит он кратко, продолжая осматривать комнату.
Выходя из кухни, он направляется в гостиную. Моя гостиная немного пустовата, но мне нравится. Тут есть пара книжных полок, слегка потрепанный кожаный диван, небольшой плоский телевизор, который я никогда не смотрю. Его взгляд скользнул по моей гитаре, которая стоит в углу.
— Ты играешь? — интересуюсь я.
— Нет.
Он, наконец, поворачивается и сосредотачивает на мне свое внимание.
—Ты что-то ищешь?
— Единственная комната, в которой я заинтересован что-то найти — это спальня Слоан. А сейчас я просто убеждаюсь насколько безопасно у тебя дома.
— У меня достаточно безопасно. Я потратила тысячи долларов, чтобы быть уверенной, что вор не заберется вовнутрь, когда я нахожусь дома. А сейчас, если ты не возражаешь, мне нужно делать некоторую работу по дому.
Зет усмехается, как будто то, что мне нужно делать работу по дому, нечто забавное.
— Твоя подруга, которая работает мозгоправом, — говорит он. — Я хочу с ней встретиться
— Что?
— Я хочу встретиться с ней.
— Зачем?
— Для того чтобы я смог договориться о том, чтобы она помогла Лейси.
Помогла Лейси? У меня занимает минуту-другую, чтобы, наконец, вникнуть в сказанное им. Он хочет попросить помочь его подруге? Ни за что и никогда Я не могла бы подумать, что он попросит о таком. Потому что мне показалась, что девушка была непреклонна в вопросе оказания помощи. И если честно, меня нисколько не удивило, что она обещала вернуться в больницу и не сделала этого, потому что люди часто говорят то, что, по их мнению, я хочу услышать.