Страница 10 из 120
— Да они пьяны были в хлам! — возразил парень, — Протрезвеют — и помнить ничего не будут!
— На твоём месте я бы на такое везение не рассчитывал, — наставительно заметил Фуфлунс, — Хоть один из троих, да мог оказаться покрепче приятелей. И если узнает тебя или её…
— Так что же я должен был делать по-твоему?! Стоять и наблюдать, как они мою жену лапают?!
— Зря ты горячишься — не о том речь. Если бы ты позвал на помощь пару крепких соседей, вы бы справились с ними и голыми руками — сам ведь говоришь, что они были «в хлам». И тогда это было бы простое дело, которое нетрудно замять. А ты на них с фалькатой набросился, да ещё и сзади. Это же запросто можно повернуть как разбойное нападение на римских солдат…
— Так плашмя же!
— Это двоих плашмя, а третьего, да ещё и центуриона…
— Тупым обушком, не лезвием!
— Радуйся, что хоть на это у тебя ума хватило! Не хватало ещё только лезвием! Если бы ты убил его — римляне уже всю Кордубу перевернули бы вверх дном! Но ты и обушком отделал его так, что он валяется в лекарской палатке. Спасибо хоть — голову не пробил, а только контузил, но приятного мало и в этом. Римский гражданин — это тебе не союзник из вспомогательных войск, а центурион — ещё и не рядовой легионер. Этого римляне так не оставят. И что теперь с вами делать? Тебя-то — ладно, на рудник переправим, там искать вряд ли догадаются, а её?
— Так со мной же на рудник!
— Вдвоём вы слишком приметная пара. Кто-то из встречных запомнит, да и проболтается знакомым, а римляне ведь будут искать людей, похожих на вас…
— И чем же это мы так приметны? Пара как пара…
— Да не вы вдвоём, а она! — разжевал ему уже я, — На таких обычно обращают внимание.
— В плащи завернёмся и капюшоны на головы оденем…
— Ага, по тёплой и бездождливой погоде! Это всё равно, что сообщать всякому встречному о том, что вы скрываетесь и не хотите быть узнанными. Разве так ведут себя люди, которым нечего бояться?
— У вас родня какая-нибудь подальше от Кордубы есть? — спросил его Володя.
— Да нет, только в Кордубе и ближайших окрестностях…
— Забирать их отсюда надо, и чем скорее — тем лучше, — уверенно заявил Васькин, — Её — в первую очередь. Куда — не знаю, но надо поскорее.
— Ну, Нирул! Ну, отчебучил! — констатировал я уже безо всякого смеха.
Римский центурион — не хрен собачий, и проблемы своей необдуманной выходкой наш молодой и горячий мастер доставил себе и нам нешуточные. Откровенно говоря — ну их на хрен, такие проблемы. Но и его понять тоже можно. Эссельта, его молодая супружница, из-за которой и разгорелся весь сыр-бор, явно того стоила. Среди юных турдетанок немало симпатичных, но и на их фоне избраннице Нирула ну никак не грозило затеряться. Будь я так сексуально озабочен, как тогда, в начале наших испанских приключений — сам бы на неё слюну пустил, и правильно парень сделал, что не показал мне её тогда. Теперь-то — при такой жене как Велия и такой наложнице как Софониба — с ума сходить, конечно, уже не стану, но понять парня — очень даже могу…
Выручать их надо так или иначе. Во-первых, Нирул — наш мастер по драгоценной чёрной бронзе, дающей клану Тарквиниев немалую часть его доходов. Хоть и не единственный уже с некоторых пор, на отобранном у Митонидов руднике ещё один есть, но и один из двух — ценный кадр, которыми умные люди не разбрасываются. Во-вторых, в своё время парень нам здорово помог — в перевооружении, а мне — так ещё и в «первоначальном накоплении капитала». Как-никак, те самоцветы, что я прихомячил тогда, подстраховывая меня, помогли мне преодолеть жабу и сделать немало весьма полезных приобретений, на которые я, не имея их в загашнике, едва ли решился бы. А в некоторых случаях — так ещё и банально купилок не хватило бы. Так что, хоть и не потрачена ещё и до сих пор их основная часть, вклад в мой «выход в люди» они — самим своим наличием — внесли немалый. Надо быть совсем уж неблагодарным скотом, чтобы сбросить такое со счёта. А в-третьих — мы в ответе за тех, кого приручили, как говорится. Нирул — мой вольноотпущенник, да ещё и мой первый раб, с владения которым началась моя местная рабовладельческая карьера, и такое тоже не забывается. Испания — не Греция и не Рим, и патронажно-клиентских отношений, обязывающих бывшего раба по прежнему зависеть от бывшего господина, в ней пока ещё как-то не завелось. Освободил — значит, освободил, и этим всё сказано. Но это, если по законам, а если по «понятиям», то и я вправе обратиться за помощью к нему, и он — ко мне. Кто же ещё окажет покровительство бывшему рабу, как не его бывший господин?
— Раз уж римляне обосновались здесь, то рано или поздно они приберут к своим загребущим рукам всё, что приносит ощутимую прибыль, — заявил Фуфлунс, — Досточтимый Волний не намерен дожидаться этого момента. Он решил перенести выплавку чёрной бронзы подальше от Кордубы и поближе к Гадесу, где о ней не так скоро пронюхают жадные римские шакалы. Ты, Нирул, так или иначе будешь переведён на новое место, и твоя жена всё равно переедет туда вместе с тобой. И пожалуй, раз уж тут творятся такие дела, её следовало бы увезти отсюда заранее. Тебя-то спрятать легче, а вот твоя красавица слишком приметна, и не стоит ей мозолить глаза римским соглядатаям. Тут ещё и вывезти-то её надо суметь как-нибудь понезаметнее. А как её — ТАКУЮ — вывезешь так, чтоб никто внимания не обратил? Тоже задачка не из лёгких…
У Володи, да и у Хренио тоже, имелось на сей счёт мнение, в корне отличное от мнения нашего бывшего «бригадира», и я его разгадал, переглянувшись с ними. Но разгадав, а затем взглянув на Эссельту и прикинув хрен к носу — понял, что их мнение — неправильное. Ну как ты убедишь и заставишь традиционную до мозга костей бабу, да ещё и по праву гордящуюся своей внешностью, по собственной воле испортить её, перевоплотившись в дурнушку? Да разве ж согласится она остричь свои роскошные волосы и извазюкать смазливую мордашку в саже? Вот моих баб если к примеру взять, так Велия ещё поняла бы — аристократка, образованная, из весьма непростой семьи, где умеют и любят мыслить нетривиально. Но и её при таком раскладе убедить — если по хорошему, не прибегая к прямому приказу — пришлось бы потрудиться. А вот Софонибе, которая хоть и тоже неглупа, но всё-же интеллектуально попроще — скорее всего, пришлось бы однозначно приказывать, и обида была бы практически гарантирована. Вот и нируловская супружница тоже — ага, вышла родом из народа, со всеми вытекающими. В принципе-то античные бабы всё-таки феминизмом современным ещё не испорчены и мужиков своих слушаться приучены, и если Нирул ей прикажет — обиду включит однозначно, но сцепит зубы и сделает, как велено. Да только хрен ведь прикажет он ей ТАКОЕ! Парень ведь без ума от её внешности, а по всем традиционным канонам ей полагается быть писаной красавицей, а ему — героическим защитником, и это обсуждению не подлежит. Священный обезьяний обычай предков, млять, и хрен чего с ним поделаешь! Нет, тут надо как-то иначе — попроще, но одновременно и похитрожопее. Ох и задал же мне задачку мой бывший раб… Млять! Эврика!
— Так, Нирул! У вас с отцом медь в мастерской сейчас есть?
— Есть, конечно. Что нужно сделать?
— Помнишь одну табличку с надписью на цепочке? Вот как раз такая же примерно и нужна.
— Ты хочешь купить себе ещё одного раба?
— Не раба, а рабыню. И не купить, а СДЕЛАТЬ ВИД, что купил. В Кордубе рабы гораздо дешевле, чем в Гадесе, а я — приезжий из Гадеса, и такое моё «приобретение» никого здесь не удивит. А кто станет внимательно приглядываться к какой-то рабыне, когда разыскивают СВОБОДНУЮ?
— Понял! Не надо ничего делать, я ведь и ТУ сохранил.
— Я думал, ты её давно переплавил. Ты же, кажется, собирался?
— Собирался, но потом передумал. У тебя мне хорошо служилось, и напоминание о ТАКОМ рабстве мне настроения не портит. Эссельта! Ты поняла, что мы с моим бывшим господином задумали?
Судя по её гримаске, она всё поняла, и в восторг её это, конечно, не привело.