Жесткий контур

Виктор Ильин

Жесткий контур

Рассказ

Тридцать первого августа по общежитию пронесся слух: Сергей Мокшанов с четвертого курса кораблестроительного факультета привез из Ялты, где он был на каникулах, удивительные тирольки.

Владелец тиролек сидел в этих коротеньких вельветовых штанишках в одной из комнат общежития и играл в подкидного дурака с двумя приятелями. Игра шла с условием: проигравший должен выполнить любое желание партнеров. Проигравшим оказался Сергей Мокшанов. Желание приятелей оказалось скромным: он должен был пойти в буфет и купить хлеба. Корабелы, как все в институте называли ребят с кораблестроительного, собирались поесть.

Неторопливо переставляя длинные загорелые ноги, ноги завзятого баскетболиста, Сергей прошествовал в буфет, сопровождаемый любопытными взглядами. Комната оказалась наполненной веселым говором давно не видевшихся студентов. Вельветовые штанишки сразу же обратили на себя внимание. Наступила тишина, и Сергей услышал, как кто-то довольно отчетливо произнес: «Стиляга».

Сергей скользнул снисходительным взглядом вдоль очереди, толпившейся у буфета, и усмехнулся: «Желторотики, мелочь пузатая, погодите, будете еще за честь считать со мною поздороваться, еще глотки надсадите, когда будете болеть за меня на баскетболе».

Действительно, в комнате было много незнакомых парней и девушек. Наверное, первокурсники. Но были и знакомые и среди них пожилая женщина в квадратных роговых очках, кажется, работающая в отделе кадров. Уж не она ли произнесла это слово? Но тут Сергей заметил стройную фигурку однокурсницы Светланы Кукайтис, стоявшей в самом конце очереди. Заметил и просиял.

— Вечерний привет, Светка! Ну чего ты там стоишь? Иди сюда. Тебе что надо? Я возьму. Молодые люди подождут, у них впереди много времени.

Очередь негромко, но неодобрительно зашумела. Невысокий широкоплечий парень в темно-синей фланельке, в вырезе которой виднелись полоски тельняшки, решительно тронул Сергея за плечо.

— Очередь вон там начинается, — сказал он.

— Прими руку, — не оборачиваясь, бросил Сергей, заметив, как вдали заалело лицо Светланы.

Кто-то испуганно хихикнул. В институте хорошо знали вспыльчивость и крутой нрав знаменитого центрового. Его любили и побаивались. Два парня, из тех, что стояли поближе, отступили назад, но морячок еще сильнее сжимал плечо.

— Здесь очередь, — твердо произнес он. — Понятно? Очередь для всех. Понятно? И никакому стиляге...

Он не договорил. Удар крепким, натренированным плечом, пришедшийся морячку как раз в подбородок, не дал ему окончить фразу. Девушки вскрикнули. Светлана бросилась к Сергею, схватила его за руку.

— Какое безобразие! — возмущенно вскрикнула женщина в квадратных очках. — Явиться в буфет в трусах... Драться. Вы хоть бы девушек постыдились, Мокшанов. Вы что, пьяны?

Сергей окинул женщину подчеркнуто нагловатым взглядом и наклонил к ней голову, увенчанную набриолиненным чубом.

— Я считал вас, мадам, культурной женщиной. Все культурные люди знают, что это не трусы, а шорты. Их летом носят во всех цивилизованных странах.

Дальнейшие события развернулись с кинематографической быстротой. В буфет явился комендант общежития, отставной офицер, и внушительно скомандовал:

— Вон!

Потом в комнату пришло известие: Мокшанова вызывают к ректору. Оно очень встревожило корабелов. Приятели засуетились, завздыхали. Сергей, фальшиво посвистывая, переоделся, кинул в чемодан злополучные тирольки, но потом, увидев в маленьком зеркальце, висевшем на стене, свои встревоженные, растерянные глаза, сразу обозлился. Вытащил тирольки, завернул в газету, взял под мышку.

— Брось, Серега, — встрепенулся один из друзей. Ведь ты же действительно нахамил. К чему дразнить гусей?

— А-а, — отмахнулся Сергей и постарался как можно беззаботней подмигнуть приятелям.

Но шел он медленно. На душе было скверно. Как там ни бодрись, вызов к ректору может плохо кончиться. Знаменитый центровой? Несомненно. Опора команды, которой так гордится весь институт? Безусловно. Декан корабелов громче всех кричит и аплодирует на матче? Верно... Но... «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь»... Вышло, конечно, некрасиво... Но тирольки — ерунда. А вот если вспомнят несданный курсовой проект по строительной механике корабля? А если речь пойдет об осенней переэкзаменовке по гидромеханике? Вот тогда... «А, впрочем, откуда они это узнают?» — пытался себя успокоить Мокшанов. Но тут же снова тревожно думал: «А хвосты?» Впрочем, о хвостах еще весной говорили с деканом. Эти хвосты даже появились не без его участия. Ведь это декан в числе других уговаривал Сергея «постоять за честь факультета», когда начались кубковые встречи. И ведь постоял же. Даже в «Советском спорте» об этом писали. Но ведь и декан как на грех в отпуске!

На улице было тепло, но Сергей зябко повел плечами, представив себе все возможные варианты разговора с ректором. «Ну, покаюсь, ну, пообещаю быстро сдать, обрубить проклятые хвосты. Ведь все-таки баскетбольная команда — гордость всего города». С этой мыслью Сергей довольно уверенно постучал в обитую коричневым дерматином дверь ректорского кабинета.

Трофим Петрович Тузиков — ректор Индустриального института — был коренаст и бритоголов. Про него шутили: поперек себя толще. Он страдал гипертонией, и потому в кабинете у него всегда поддерживалась прохлада, а шторы были сдвинуты. Солидная кожаная мебель, круглая люстра с подвесками, длинный огромный стол как бы подчеркивали мрачноватость этого кабинета.

В комнате, кроме начальника, уже сидела женщина в квадратных очках, а в уголке — секретарь комитета комсомола института Кукушкин. Сергей вошел, поздоровался. Ему еле ответили. Женщина лишь вскинула лицо с длинным, словно локоть, подбородком и гневно поджала губы.

— Как вы себя ведете, Мокшанов? — явно стараясь говорить спокойно, произнес ректор. Но спокойствия не получилось, и следующую фразу он почти выкрикнул. — Кто вам, студент Мокшанов, дал право оскорблять людей, своих товарищей?!

— Прошу вас на меня не кричать, — тоже безуспешно стараясь взять себя в руки, заговорил Сергей.

Кукушкин шевельнулся в кресле и только вздохнул.

Женщина в квадратных очках протянула ректору листок бумаги, тот бегло пробежал текст.

— Вот вы, оказывается, не только по-хамски ведете себя в общественных местах, но удрали с практики... Кто вам разрешил самовольно покинуть практику?

— Я собрал материал и считал, что мне там больше нечего делать. Кроме того, мы должны были начать тренировки после летнего перерыва, и я считал...

— Я собрал... Я считал... И этот возмутительный случай в буфете. Вы что возомнили о себе, студент Мокшанов? Вы комсомолец?

— Нет, что вы! — отозвался Кукушкин, как бы даже испугавшись одного такого предположения. — Этот случай с трусиками...

Сергею казалось, что его обижают, даже травят. Спортивные успехи избаловали его. Он привык к особому положению знаменитого центрового и сейчас он еле сдерживал себя.

— ...Не с трусиками, а с шортами, — почти выкрикнул он. — Ну что, что в них особенного, в этих шортах? — Он судорожно разорвал газету и бросил шорты на стол ректора. — Вот, полюбуйтесь!

— Уберите, — коротко произнес ректор, вставая. Холодное спокойствие, с каким были произнесены эти слова, как-то очень не шло к его полному, круглому лицу.

— Избил первокурсника, демобилизованного моряка, сбежал с практики, — мстительно перечисляла женщина в квадратных очках.

— Если бы только это! — Ректор вздохнул. — У вас же два хвоста по основным предметам!.. Идите, Мокшанов. — И когда Сергей шел к двери, он услышал, как ректор сказал: — Я еще разберусь, кто там такой добренький в деканате. Болельщики, черт их возьми! Надо наводить порядки.