Страница 14 из 26
— Это безумие. Вы сошли с ума. — На самом деле в отношении этих троих заключенных Мотье получил из Виши два предписания: одно — об их освобождении, а другое — о передаче гестаповцам, которые должны прибыть за ними сегодня или завтра. — Немцы вас депортируют.
— Будь что будет. — Фавер был непреклонен.
— Господи, да ведь я же пытаюсь спасти вам жизнь!
— Нет.
За все это время Анрио не проронил ни слова.
Мотье распахнул дверь, вызвал охранников и приказал отвести двоих заключенных обратно в лагерь.
— А ты, — крикнул он директору школы, — можешь идти. Убирайся!
Каждый раз, когда раздавался стук в дверь, Дейви прятался в комнате Рашели и там сидел, боясь шелохнуться. Однажды постучал человек, который доставил из Швейцарии деньги для беженцев, скрывающихся в Ле-Линьоне и окрестностях. Войдя в дом, он снял пальто, и девушка увидела, что вокруг пояса у него привязаны завернутые в газету пачки купюр. Парень размотал веревку и выложил деньги на стол.
— Спасибо, — сказала Рашель, — я их передам по назначению. — Она должна была отнести деньги мадам Анрио.
Когда курьер удалился, Дейви вышел из спальни. Стоя возле стола, они смотрели на лежавшие на нем пачки.
— Он принес деньги, — объяснила Рашель.
Глядя на это богатство, они начали в шутку строить планы: а что, если взять и сбежать с этими деньгами? На что бы они их потратили? Куда бы поехали? Прежде всего в Нью-Йорк, заявил Дейви. Он покажет ей Эмпайр-стейт-билдинг. Он поведет ее на танцы.
— А можно мне будет сходить к парикмахеру и сделать перманент? — спросила Рашель.
Дейви запустил пальцы в ее густые волосы.
— Тебе не нужна завивка.
Несмотря на шутливый тон разговора, Рашели стало не по себе: она до сих пор так и не сказала ему правду. Может, настал подходящий момент?
— К сожалению, никуда мы с тобой не поедем.
— Почему это вдруг?
— Весь мир горит огнем. Куда бы мы ни поехали, мы повсюду будем чувствовать за собой погоню.
— Меня действительно могут схватить, но тебя-то за что?
— Нам обоим грозит опасность. Тебе — потому что ты вражеский летчик, а мне — потому что… Потому что я еврейка.
— Что?
Она старалась не смотреть на него.
— Я тебя обманывала. Я не француженка. Я родилась в Берлине, и меня зовут Рашель Вайс.
Она была уверена, что потеряла его. Теперь он не захочет иметь со мной дело, говорила она себе.
— Ну, даже не знаю, что сказать, — произнес Дейви с глуповатой улыбкой на лице и почесал голову. — А остальное? Интернат в Англии. Погибшие родители. Тоже соврала?
— Нет, все правда, кроме фамилии. И что я из Германии, и что я… еврейка.
— Понятно.
— И про то, что люблю тебя, я тоже говорила правду.
Дейви обнял ее и поцеловал.
— Рашель Вайс, я тебя обожаю. Если б только мы могли взять эти деньги и уехать туда, где нам ничто не угрожало бы и где мы могли бы пожениться и провести медовый месяц!
— У нас с тобой и так медовый месяц, тебе не кажется?
— В общем, да, — сказал он, не выпуская ее из объятий.
— Прекрасный медовый месяц. Мне он очень нравится.
На следующий день вернулась мадам Фавер, и их медовый месяц закончился.
Норма Фавер пробыла в Виши несколько недель, добиваясь освобождения своего мужа. Когда она сошла с поезда, в Ле-Линьоне уже была ночь. Несмотря на поздний час, она со станции пошла не домой, а прямо с чемоданом направилась к Жизели Анрио, потому что ей не терпелось увидеть детей.
Сидя за столом в окружении детей, которые наперебой рассказывали ей свои новости, Норма Фавер ела суп и пыталась сообщить подруге то, что ей удалось узнать об их мужьях, главное — что завтра или послезавтра их должны выпустить.
Вскоре, поблагодарив хозяйку, мадам Фавер с детьми отправились домой. Рашель встретила их на полпути.
— Я так по вас соскучилась, мама. — Она обняла Норму.
— Я тоже по тебе скучала, доченька.
— А папа? Что с ним?
— Он должен завтра вернуться домой.
— Слава богу, слава богу!
Рашель забрала у Нормы чемодан. Ночь была холодная, и они прибавили шагу. Неожиданно девушка выпалила:
— У нас дома раненый американский летчик. Его самолет сбили. Он уже почти поправился. — Она замолчала, потом, немного смутившись, добавила: — Я за ним ухаживала.
— И давно он у нас появился?
— В тот день, как вы уехали.
Мадам Фавер заметила замешательство Рашели, но сейчас ей некогда было об этом думать. У нее в доме прячется американский летчик — вот что сейчас самое важное. Надо было что-то предпринимать. Оставлять его слишком опасно.
— Ты все время была с ним? Одна?
— Да. Но ведь он раненый.
Она словно оправдывается, подумала Норма.
— Кто еще знает, что он у нас в доме?
— Парень, который его привез, и доктор.
— Больше никто?
— Никто.
Они пересекли площадь. В такой холод и тем более в столь поздний час на улицах не было ни души.
— Расскажи мне об этом летчике.
— Он из Нью-Йорка, его отец — банкир. Ему двадцать лет, у него есть брат и сестра, и он два года отучился в университете. Он вам понравится, вот увидите.
— Как его зовут?
— Дейви.
— Дейви?
— Второй лейтенант Дэвид Гэннон.
Слушая Рашель, мадам Фавер никак не могла понять, действительно ли в поведении девушки было что-то странное или ей это только кажется. А если все-таки не кажется?
— Он сильно пострадал?
Рашель описала ранения Дейви. Трое старших детей уже вбежали в дом, оставив наружную дверь настежь.
— Что ж, пойдем взглянем на твоего второго лейтенанта Дейви, — сказала мадам Фавер.
Дверь в спальню, где лежал Дейви, была закрыта. Рашель сходила за ним, и через минуту американец показался на пороге гостиной. Мадам Фавер стояла у камина.
Когда Дейви приблизился, она пожала ему руку и познакомила его с детьми, которые с любопытством разглядывали незнакомого молодого человека. Один за другим они подошли и пожали ему руку.
Мадам Фавер объяснила, что ему не надо беспокоиться насчет детей, они видели сотни беженцев, приходивших в этот дом, и научились держать язык за зубами.
Потом она попыталась разговорить американца, но это у нее плохо получалось, возможно, из-за того, что она стеснялась своего неважного английского. У парня было открытое, честное лицо, а выглядел он даже моложе, чем Рашель.
Вскоре, прервав разговор, Норма пошла укладывать детей. Когда, прочитав им на ночь сказку и подоткнув одеяла, она вернулась в гостиную, Дейви, несмотря на сломанную ногу, вскочил со стула и стоял, пока она не села. Мадам Фавер увидела в этом признак хорошего воспитания.
— Где вы спали? — спросила она Дейви.
— Я отдала ему свою комнату, — ответила за него Рашель, кинув взгляд на американца, который в свою очередь посмотрел на нее. У обоих был крайне смущенный вид.
— Хорошо. Оставайтесь сегодня там.
— Я спала в комнате девочек, — поспешила добавить Рашель.
— Теперь они вернулись, так что этот вариант отпадает. До возвращения мсье Фавера ты можешь спать у меня.
Она видела, что между этими молодыми что-то есть. Если б только знать, как далеко у них зашло.
— Вам не стоит долго у нас оставаться, — сказала она американцу. — Надо найти такое место, где вам будет и удобней, и безопасней. Не беспокойтесь, мы что-нибудь подыщем. А когда нога у вас заживет, постараемся переправить вас в Швейцарию или Испанию.
— Это было бы здорово, — ответил Дейви.
— Ладно. Сейчас уже поздно. Нам всем пора ложиться.
Проснувшись среди ночи, Норма обнаружила, что постель рядом с ней пуста. Ощупала простыню — холодная. Прислушалась, но ничего не услышала. Она лежала в темноте и ждала. Спустя какое-то время в спальню вошла Рашель. Увидев, что мадам Фавер не спит, она прошептала:
— Мне надо было сходить в ванную.
Глупая девчонка, подумала мадам Фавер. Надеюсь, ты не сделала ничего такого, о чем будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. Она переживала за Рашель, как за родную дочь — в конце концов, другой матери у той не было.