Два рейда

Ляховский вспомнил, как однажды эти разведчики провожали Колесникова на партизанский аэродром. Ночью прилетел самолет, произвел посадку и, взяв на борт Юрия, благополучно взлетел с большака, заменявшего посадочную площадку. Через двое суток, когда Полетаев, Баляев, Панков и Ляховский сидели у костра и с завистью говорили, что Юрий Антонович «уже пьет чай в Москве», в лагерь вдруг заявился Колесников с летчиками. Оказывается, самолет подбили немцы. Он загорелся и грохнулся в болото. Это их спасло. И к тому же командир корабля, известный партизанский летчик Таран, который в 1942 году перебросил через линию фронта и мою группу, перед самой землей сумел нисколько выровнять машину. Ранен был только бортмеханик Пашка Авроров…

Дослушать их разговор мне не удалось. Меня и командира полка вызывали в штаб дивизии. А когда вернулись, десантников уже не было. Они получили консультацию доктора Зимы, необходимые медикаменты и уехали к свой отряд.

Вершигора созвал командиров, политруков, секретарей партийных и комсомольских организаций на совещание. К штабной палатке, установленной в роще рядом с хутором, подходили партизанские командиры, рассаживались группками, дымили махоркой и оживленно разговаривали. Особо нетерпеливые молодые командиры спрашивали: «Куда пойдем?» Те же, кто поопытней, понимающе улыбались и подшучивали над молодежью: «Как бы не так! Держи карман шире — сейчас тебе все выложат как на ладони!»

Порядок, заведенный Ковпаком и Рудневым, при котором конечная цель рейда известна лишь небольшому числу лиц, Вершигорой и-Войцеховичем не нарушался. К этому партизаны привыкли и не проявляли излишнего любопытства.

Когда все командиры и политработники собрались, Вершигора сказал:

— Завтра выступаем. Путь наш — на север. Первым препятствием является «варшавка». Немцы превратили ее в настоящую оборонительную позицию. Подступы со стороны леса прикрыты минированными завалами. Придется прорывать… В этом рейде от подразделений потребуется большая маневренность. Будем выбирать открытую местность, избегая лесов и болот…

Вершигора помолчал некоторое время, как бы размышляя, говорить или нет, и, наконец, решился:

— Хочу обратить внимание на одну из особенностей. Мосты захватывать, но не взрывать. В исключительных случаях разрешаю разбирать…

Услышав последние слова, Бакрадзе локтем толкнул меня в бок, подмигнул и прошептал в ухо:

— Понимаешь, Вано, к чему клонит Борода?

Я утвердительно кивнул головой.

Вершигора продолжал:

— От вас, командиров и политруков, зависит выполнение задачи, поставленной нам советским командованием. В оставшееся время на открытых партийных и комсомольских собраниях нацельте товарищей на выполнение трудной и ответственной задачи… По всей вероятности, это будет наш последний рейд по тылам врага. Думаю, не ударим в грязь лицом.

В конце совещания Войцехович зачитал приказ о выступлении в рейд, объявил маршрут первого перехода и дал ряд советов, как лучше подготовить подразделения к маршу.

Командиры начали расходиться по своим подразделениям.

Воспользовавшись моментом, когда Петр Петрович остался один, я подошел к нему.

— Тебе что-нибудь не понятно? — спросил он.

— И да, и нет. Кое-что до меня не доходит.

— Что именно?

— Можно откровенно?

— Конечно.

— Я понимаю так: каждый наш шаг в тылу врага должен быть целесообразным, отвечать требованиям обстановки, сложившейся на фронте. Об этом нам никто не говорит, но стоит припомнить основные рейды, проведенные соединением, и самому можно понять. Из Брянских лесов вышли перед контрнаступлением на Волге. Карпатский рейд «совпал» с Курской битвой. Рейд в Польшу сопровождался наступлением Украинских фронтов. Все это не случайно, не простое совпадение. Наши походы заранее планируются…

— Минуточку. Отойдем в сторонку, — прервал меня Вершигора, взял под руку и повел в глубь рощи. Несколько минут шли молча. Первым заговорил Петр Петрович — Какое отношение, по-твоему, к сегодняшнему дню имеет все то, о чем ты только что говорил?

— Это меня как раз и интересует. Думаю, прямое. Мы идем не на Украину, а на север. Значит, следует ожидать перемен в Белоруссии.

Вершигора резко остановился и посмотрел мне в глаза.

— Почему бы и не быть этим переменам? — спросил он.

— Я за перемены, но поведение противника говорит о другом. Наши войска нанесут удар где-то на Украине.

— Ты так думаешь? — улыбнулся Петр Петрович. — Выкладывай свои козыри.

— У меня один козырь, зато туз! Наши разведчики ежедневно докладывают о том, что немцы из Белоруссии перебрасывают войска на юг. Железные дороги забиты эшелонами с танками, артиллерией…

— А что сегодня утром докладывали, знаешь?

— Нет. От нашего полка в дальнюю разведку уже дня четыре не посылают — ответил я.

— В таком случае твой козырный туз не стоит простой шестерки. Да будет тебе известно, наступление в Белоруссии началось! Возможно, немцы уже драпают.

— Как драпают?!

— А вот так, — ответил Вершигора и пальцами правой руки на ладони левой изобразил, как они драпают.

Для меня эта радостная весть явилась большой неожиданностью.

— Отказываюсь понимать. Зачем же немцы перебрасывали отсюда войска? Выходит, дураки?

— В этом история разберется. Нам многое неизвестно. Думаю, и немцы не дураки, просто наши оказались умнее и хитрее.

— Вы об этом знали?

— Да. Меня в Киеве предупредили, чтобы был готов к взаимодействию с наступающими войсками. А когда Украинский партизанский штаб дал команду выступать, я понял: в Белоруссии началось. Генерал Строкач требует, чтобы через два-три перехода вышли на рубеж Столбцы—Мир. Думаю, неспроста. Последние данные разведки подтверждают мои догадки. Противник в панике. Местные власти и всякие там чиновники улепетывают на запад. Это верный признак неустойки противника на фронте.

— Почему же вы не сказали об этом на совещании?

— Зачем раньше времени говорить? Скоро сами убедитесь, — ответил комдив.

Вершигора не ошибся. Вечером радисты приняли сводку Совинформбюро. В ней сообщалось, что советскими войсками освобожден город Жлобин. Ведутся бои по уничтожению гитлеровских войск, окруженных под Бобруйском. Перечислялись села, из которых изгнаны оккупанты.

В партизанском лагере ликовали. Слышались радостные возгласы.

— Петро, наших освободили! Ура! — торжествовал мой ездовой Иосиф Борисенко.

— А как же моя деревня? Она ведь рядом с твоим селом, о твоем сообщили, а моя в сводке не упоминается? — беспокоился его друг Петро.

— Освободили и твою, факт!

— Радость-то какая! Живы они там, мои родные? Йося, давай письма напишем домой.

— А как отослать?

— Раненых еще не успели отправить на аэродром. С ними передадим.

До поздней ночи не спали партизаны, поздравляли друг друга с новыми успехами на фронте.

Ранним утром меня разбудил Юра Колесников. Он со взводом разведчиков только что вернулся от автострады. По сияющему лицу видно — Юра доволен результатами разведки.

— Что там творится! Драпают фрицы вовсю, — заговорил он весело, то и дело подкручивая рыжие усики. — Подходы к дороге — во! Незаметно пробрались к «варшавке», смотрим, прет немец на запад: автомашины, броневики, танки, повозки… Конца не видать. Оставил наблюдателя и сюда.

— А как маршрут?

— Дорога болотистая, топкая, местами вымощена бревнами. Одним словом, дорога дрянь. Единственное утешение— проходит лесом. Но что нам дорога! Где прошел один человек, там пройдет полк, где прошла одна лошадь — пройдет обоз.

Во второй половине дня 29 июня 1944 года дивизия покинула Ясенец и двинулась на север. Колонну вел Колесников. Впереди шли кавдивизион и первый полк. Дорога действительно была дрянной. Топи, колдобины, пни. То и дело приходилось вытаскивать застрявшие телеги и пушки.

Вечером с горем пополам подошли к автомагистрали в районе Синявки. По шоссе непрерывным потоком в несколько рядов отступали разрозненные фашистские войска, перемешавшиеся с обозами. Автомашины чередовались с повозками, тягачами, танками… Среди военного обоза двигались подводы, груженные узлами и домашним скарбом. На них ехали семьи чиновников немецкой администрации и полицейских. Предатели убегали от народного гнева.