Два рейда

— Стой! Ложись! — кричал он, разъяряясь. — Кто сделает хоть один шаг — пристрелю на месте!

Это подействовало отрезвляюще. Партизаны поспешно залегли, озираясь по сторонам. Немцы сразу же прекратили стрельбу.

— Где Воронько? Комбата ко мне! Почему молчите? Где командир батальона?

— Он там, — проговорил кто-то из цепи.

— Где там?

— У проволоки. Убит… или ранен…

— Оставили раненого командира? Такого у нас еще не было. Позор! Цымбал?

— Он тоже ранен…

От Столина не спеша брел человек с забинтованной рукой и опущенной головой. Это был Цымбал. Подойдя к Вершигоре, он выругался, плюнул и сквозь зубы процедил:

— Вояки… С ними не фашистов бить, а вперегонки играть…

Вершигора понимал, что внезапность потеряна, победы можно достичь лишь ценой больших жертв, и приказал начальнику штаба батальона Шумейко навести порядок в ротах и вынести с поля боя раненых и убитых.

Подавленные и пристыженные бойцы и командиры пятого батальона вновь пошли в наступление на Столин… Бой не утихал до рассвета. И лишь после того как были вынесены все раненые и убитые, командир соединения разрешил отвести батальон.

Днем Вершигора пришел в пятый батальон. Он долго и подробно разбирал ошибки, допущенные в бою за Столин. Говорил он резко, что случалось с ним в минуты крайнего недовольства.

— Запомните раз и навсегда: на войне нельзя бегать. Даже отступать нужно лицом к врагу. Солдат, показывающий спину врагу, помимо всего, служит прекрасной мишенью… Тот, кто пытается играть вперегонки с пулей, непременно оказывается в проигрыше, — Вершигора сделал паузу и закончил — Командование недовольно вашими действиями. Так дело не пойдет. Дадим вам возможность доказать в боях, что этот случай пошел на пользу. От вас зависит — быть или не быть пятому батальону.

После неудачного боя решили вторично не испытывать судьбу. Переправились через Горынь по льду, обошли Столин с севера, уничтожили охрану переезда на железной дороге Лунинец—Сарны и углубились в леса, где хозяевами положения были отряды «дяди Пети» (А. П. Бринского), А. Ф. Федорова и Л. Я. Иванова.

Вершигора и Войцехович встретились с Федоровым и Ивановым. От них узнали, что районы на пути нашего движения насыщены бандеровскими бандами. На них и решили проверить боеспособность соединения, прежде всего вновь созданных подразделений.

Теперь мы вышли за пределы партизанского края. Разгромили несколько мелких гарнизонов противника в селах и фольварках, захватили лошадей и заменили ими волов. Темп движения резко повысился. Мы наверстывали упущенное время.

Как-то к нам в голову колонны приехал повеселевший Войцехович и сказал:

— Теперь, разведчики, ушки на макушке и — вперед. Будем жать на всю катушку.

И действительно жали. По сорок — пятьдесят километров за ночь. Наше соединение унаследовало тактику Ковпака, неожиданно появлялось там, где нас меньше всего ждал враг. Кавалеристы Саши Ленкина, за пышные усы прозванного Усачем, и третья рота Гриши Дорофеева по пути в Личины встретились с ротой гитлеровцев. Партизаны первыми обнаружили противника. Ленкин — специалист по ведению встречного боя — приказал Дорофееву развернуть роты вдоль дороги, а сам повел эскадрон лесом в обход и ударил во фланг немцам. Внезапными и решительными действиями партизан противник был смят и обращен в бегство. Неотступно преследуя, партизаны ворвались в Личины. Оставив роту доколачивать гитлеровцев в селе, Усач повел кавалеристов вперед и с хода овладел Мильцами. Затем, не давая опомниться врагу, выбил его и из деревни Сыново.

В результате встречного боя и преследования рота немцев была наголову разгромлена. Партизанам достались склады продовольствия, вооружения и другого имущества, а главное— более двух десятков лошадей.

Удачные бои воодушевляли бойцов. Постепенно забывалась первая неудача под Столином. Соединение восстанавливало свою боевую славу. Вместе с тем рос и авторитет Верши-горы.

В Ковеле, Камень-Каширском и Любомли стояли крупные гарнизоны противника. В бой с ними решили не ввязываться, двинулись в обход. Железную дорогу Брест—Ковель преодолев ли с боем. Еще до подхода колонны эскадрон во главе с Ленкиным разгромил охрану и захватил переезд. Вправо и влево от переезда стали заслоном роты третьего батальона.

Вслед за разведкой колонна устремилась через «железку». В это время из Бреста подошел воинский эшелон. По вагонам ударили партизаны из бронебоек, пулеметов и автоматов. Загрохотали взрывы гранат. Артиллерия в упор расстреливала автомашины и танки на платформах. Боем руководил командир батальона Петр Брайко.

Колонна еще продолжала тянуться через дорогу, а Брайко прискакал к переезду и доложил находившемуся там Войцеховичу об уничтожении охраны и разгроме эшелона.

Оставив позади железную дорогу Брест—Ковель, мы углубились в тыл врага и развернули активные действия на Волыни.

— Вот мы и вышли на оперативный простор. Гуляй теперь, душа партизанская! — весело сказал Вершигора, припоминая любимое изречение покойного комиссара С. В. Руднева.

Погоны

Белой извилистой лентой вьется лесная дорога. Ночь тихая, с легким морозцем. В воздухе блуждают редкие снежинки. Бесшумно и ритмично движется партизанская колонна. В головной походной заставе — разведывательная и третья роты. Впереди — кавэскадрон Усача, а позади, словно сжатая до предела пружина, все соединение, готовое в любую минуту развернуться и вступить в бой.

Вот уже полмесяца, как мы в походе. Вершигора унаследовал тактику Ковпака. Пытаясь ввести в заблуждение немецкое командование, он бросает соединение то в одну, то в другую стороны. Вчера мы шли на запад, а сегодня повернули на юг. Трудно предугадать, куда и на какие дела ведет нас новый командир. Понятно лишь одно: бои по разгрому мелких гарнизонов врага и стычки о гитлеровцами на шоссейных и железных дорогах — это лишь частная задача. Главное впереди. Но где, в каком районе развернутся основные события?

Особенно непонятно поведение командира политруку разведроты Роберту Клейну.

— В толк не возьму — почему мы то плетемся, то несемся сломя голову? Идем, идем в одном направлении, потом вдруг шарахаемся в противоположную сторону. Почему бы не сказать: идем туда-то? — недоумевал он.

Я рассказал Роберту, что еще Ковпаком и Рудневым заведен такой порядок, при котором о замысле командира до определенного времени знают лишь начальник штаба и комиссар.

— Понимаю… конспирация! А насчет того, что каждый солдат должен знать свой маневр?

— На ближайший один-два перехода знают все. Этого вполне достаточно.

Клейн немного помолчал, а потом спросил хитровато:

— Ну а ты как думаешь: куда пойдем?

Мне замысел командования тоже не был известен. Но опыт проведенных рейдов научил строить предположения.

— Одно из двух: на запад или на юг, ответил я. — В этих направлениях зачастили наши разведчики. А это уж верный признак.

…Незадолго до рассвета в селе Крымно мы настигли кавалеристов. Они задержали подводу, на которой ехали мужчина и девушка.

— Кто они? — спросил Роберт, указывая на задержанных.

— Местные, из Кукуриков, — ответил Саша. — Старик говорит, что там полно бандеровцев.

Послышался топот скачущих коней. К нам подъехали Вершигора, Войцехович, Москаленко и Бакрадзе в сопровождении связных.

— Почему остановились? — спросил Петр Петрович.

Ленкин доложил.

— Сколько бандеровцев в селе? — спросил Вершигора крестьянина.

— Дуже богато. Сотня чи две, а может, усе три наберется, — ответил дядько.

— Так сколько же: сотня или три?

— Мабуть, три, — растерянно проговорил дядько.

— Курень там, — осмелев, подсказала девушка.

— Что это значит — курень? — спросил Бакрадзе.

— Так запорожские казаки называли полк, — ответил Москаленко.

— Видал, куда хватили! — возмутился Ленкин.

— Курень так курень, — сказал Вершигора. — Придется его развалить.