Гамбит смерти

  У фирмы "икс" есть конкуренты - "игрек". Они обращаются в нашу контору за подмогой. Проще всего поставить глушилку, опыт есть. Но результат? Не выиграет турнир малоизвестная шахматистка, и только. Придумают другую систему связи или просто мы их не достанем где-нибудь в Австралии. Нет, был придуман ход посильнее: подпустили слушок, что и у "Игрека" появился суперкомпьютер, еще сильнее "Иксового". И они тоже выставляют игрока-марионетку. Идея созрела, витает в воздухе, так почему бы двум фирмам не напасть на нее одновременно? Одна беда - нет у "Игрека" такого компьютера. Но ведь наше главное богатство - люди, и кандидатура подходящая нашлась. Вы эта кандидатура, Петр Иванович, вы.

  Коли так сложилось, заболели, то послужите в болезни нужному делу. В нашей конторской лечебнице довели мы вас до кондиции, болезнь - штука капризная, не доглядишь - не туда приведет, может, вы стихи бы стали писать или оперы разные, но есть у нас мастера большие, направили по нужному пути, и вот вы в турнир включаетесь, как бы по своему хотению, но выполняете веление наше, конторское. И выполняете отлично, непосвященные затылки чешут, фирма "Икс" в панике, ведь кто вы для всех - ноль, призер клуба Мумбо-Юмбо. Особенно здорово обставили вы "иксистов" в третьем туре, когда нашли выигрыш раньше ихнего компьютера, ход за ходом опережая его там, у монитора, помните? Блестяще, просто блестяще, позвольте вам выразить искреннюю признательность от имени "Игрека". Вы породили у фирмы "Икс" комплекс неполноценности, а это дорогого стоит. Тут бы вам и удалиться, мало ли чего болезнь выкинет, вдруг покинет вас шахматный талант и просадите бездарно партию. Хотели вас немножечко задавить - не вышло, подстрелить - опять вы увернулись, а напрасно, право, напрасно. Представляете: раненый стрелой подлого соперника, вы падаете в высокую траву, но наши врачи ставят вас на ноги. Или не ставят, это уж как получится, не обессудьте. Не думайте, что вас не ценят, напротив, лично я за вас - горой, но обстоятельства... Все по плану, разработанному и утвержденному. Есть у нас мастера домашних заготовок, чистые Ботвинники. И решили они, что мыслите вы, Петр Иванович, расколоться, проболтаться. Потому подстраховались библейским фруктом, помните, яблоко? Вы его скушали и отключились в положенное время, оставив нам всю грязную работу, англичанка-то вас со смыслом вызывала, - упиваться своим красноречием Федор Николаевич упивался, но пистолет держал правильно.

  - Вы убили Элис? - язык мой немел и еле слушался. Плохо. Не ко времени. Или наоборот?

   - Что вы! Не я. Сейчас время разделения труда, узкой специализации. Имеем профессионалов. Он же, профессионал, и кровью вас вымазал. Требовалось изучить вашу реакцию. Дамочку-то вы приговорили, придя к ней. Испытание выдержали, в окно не бросились, молодцом. Пришлось поработать нашему специалисту, прекрасный семьянин, между прочим, дети к нему так и липнут. Поработал он и с Зоей Федоровной, нашим старым помощником.

  - Ее-то за что?

  - Ради вас. Чтобы вы в себя поверили. Поверит человек - и все сможет. А вы сдаваться собрались. Нехорошо.

  - Зачем вы мне все рассказываете?

  - Положено по плану. Реакция ваша записывается, затем изучаться будет, на будущее. И в конторе диссертации пишутся, кипит наука. Кажется все, ничего не упустил, - он пожевал губами. - Не упустил. Теперь финал. При задержании гибнет маньяк-убийца. Куда делся шахматист Петров - останется тайной. Вы ведь человек одинокий, не правда ли? Напоследок должен еще загадку загадать: когда вас взяли в работу, как думаете? И не потому ли вы одиноки, что так было нужно?

  Альба Регия раскрылась. В густом аромате цветка я подался влево, со страхом ступая на внезапно онемевшую ногу; отброшенный стул падал спинкой вниз, словно погружаясь в мед, руки отзывались неохотно, с задержкой, туго проходя сквозь упругий воздух; я стелился у края стола, но Федор Николаевич продолжал смотреть прямо перед собой; низкий хлопок заложил уши, брызнуло пламя из ствола пистолета и истаяло, глаза конторщика поплыли в сторону в поисках цели, но я, прежде чем раствориться во тьме беспамятства, успел ударить его в грудь, хрупкую, ломкую, точно тончайший хитиновый панцирь гигантского насекомого.

  9

   Я сидел на краю ванны, левая рука болталась безвольно, а правая крутила ручку крана, блестящую, хромированную, оставляя на ней следы.

  Напор слабый, струйка в ниточку. Время истекает. Ладонь - в горсть, собирая то, что можно собрать, но вода уходила сквозь пальцы и падала на белую эмаль, расползаясь по ней багровым пятном, а в ушах нарастал рокот штормового прибоя.

  Конец второй части

  Гамбит Смерти

  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

  Двигатель фигур

  1

  "Ксюша-Ксюша, прошлогодний снег,

  Ксюша-Ксюша, славный человек,

  Ксюша-Ксюша, нет тебя милей,

  Ксюша-Ксюша, будешь ты моей!

  Ей-ей!

  Ей-ей!

  Ой-ей-ей!!!"

  - надсаживался исполнитель, пожелавший назваться Владигором.

  Батюшка беспроволочного вещания Александр Попов, верно, ворочался в гробу. Стоило изобретать, ночами не спать...

  Я тоже ворочался, но - в койке. Впрочем, велика ли разница? Из койки путь вел только туда, на два метра ниже уровня поверхности земли. Или на сколько нынче зарывают?

  Откричав, Владигор смилостивился, ушел. Три минуты рекламы, а затем - ужасно познавательная передача о пользе бальзама Ща. "От всех болезней нам полезней бальзам "Ща" с красной книжечкой на шнурочке".

  Я встал. Что ж еще делать? Либо слушаешь радио лежа, либо сидя, либо стоя.

  Еще, правда, можно ходить. Шесть шагов к окну, шесть - обратно к двери. Утренняя порция - пять тысяч шагов. Как ученый Морозов в Шлиссельбурге.

  Где-то на половине пути радио, наконец, смолкло. Ай-ай, что-то я запозднился. Все потому, что терпел концерт по заявкам. Нет, чтобы после утреннего туалета пойти маршрутом - поленился, лег назад. А зачем?

  За дверью послышалось звяканье. Я взял со стола миску и кружку, сунул их в ящичек двери, что-то вроде шлюза.

  С той стороны потянули, а через минуту вернули назад. Каша перловая и грушевый компот.

  Ел я медленно, очень медленно, поскольку иного дела до обеда просто не было. Разве что вымыть посуду.

  Вымыл.

  Опять улегся.

  Наверное, по сегодняшним меркам положение мое можно расценить, как невероятную удачу. Тюрьмы переполнены, в каждой камере на одно наро-место до пяти человек, а тут - одиночка, метров пятнадцать площади. Койка. Унитаз. Умывальник. Даже душ, и раз в неделю дают горячую воду. Мойся, стирайся, наслаждайся гигиеной. Радио, за проволочной сеткой, увы, без ручки, хочешь, не хочешь - слушай. Работает непредсказуемо.

  Дважды в неделю приносят книги - без выбора, что дадут. Со штампом

  "библiотека

  ИМПЕРАТОРА

  австрiйскаго полка"

  который был похерен, и рядом - другой штамп:

  "Учреждение номер шесть"

  На книгах поновее - только последний. Но сегодня в изголовье лежал томик с надписью ""Трудъ", вестник литературы и науки, девятый том за январь - март 1891 года". Предлагал сей вестник роман "Немудреное счастiе" г-на Круглова, "Рыцари зеленаго поля" Афанасьего-Чужбинского, роман Зола "Деньги", стихи и массу научно-популярных очерков - о пользе кремации, о железных дорогах и телеграфах, о таинственном материке...

  В который уже раз попытался угадать свое месторасположение и я.

  Где я? В неволе, понятно. Тюрьма? Но странная. Климат? Похоже, обыкновенный, средняя полоса России. Похоже - потому, что окно в камере крохотное, зарешеченное и с намордником. Виден кусочек неба, то голубой, то серый. Часто идет дождик, но какой-то робкий.

  Везли меня сюда в вагоне почтовом. Почтальоны, понимаешь. Печкины. В купе окон не было, так что ни направления, ни тем более, названия станций не знал. Впрочем, дорога со всеми остановками заняла не более суток, а чистой езды было и того меньше, часов четырнадцать-шестнадцать, из них большая часть по бархатному пути, без стука и тряски. Хотя, возможно, я и ошибаюсь, часов у меня нет, равно как и галстука, ремня, шнурков, бритвы.