Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 33



  - Вы убили Элис? - язык мой немел и еле слушался. Плохо. Не ко времени. Или наоборот?

   - Что вы! Не я. Сейчас время разделения труда, узкой специализации. Имеем профессионалов. Он же, профессионал, и кровью вас вымазал. Требовалось изучить вашу реакцию. Дамочку-то вы приговорили, придя к ней. Испытание выдержали, в окно не бросились, молодцом. Пришлось поработать нашему специалисту, прекрасный семьянин, между прочим, дети к нему так и липнут. Поработал он и с Зоей Федоровной, нашим старым помощником.

  - Ее-то за что?

  - Ради вас. Чтобы вы в себя поверили. Поверит человек - и все сможет. А вы сдаваться собрались. Нехорошо.

  - Зачем вы мне все рассказываете?

  - Положено по плану. Реакция ваша записывается, затем изучаться будет, на будущее. И в конторе диссертации пишутся, кипит наука. Кажется все, ничего не упустил, - он пожевал губами. - Не упустил. Теперь финал. При задержании гибнет маньяк-убийца. Куда делся шахматист Петров - останется тайной. Вы ведь человек одинокий, не правда ли? Напоследок должен еще загадку загадать: когда вас взяли в работу, как думаете? И не потому ли вы одиноки, что так было нужно?

  Альба Регия раскрылась. В густом аромате цветка я подался влево, со страхом ступая на внезапно онемевшую ногу; отброшенный стул падал спинкой вниз, словно погружаясь в мед, руки отзывались неохотно, с задержкой, туго проходя сквозь упругий воздух; я стелился у края стола, но Федор Николаевич продолжал смотреть прямо перед собой; низкий хлопок заложил уши, брызнуло пламя из ствола пистолета и истаяло, глаза конторщика поплыли в сторону в поисках цели, но я, прежде чем раствориться во тьме беспамятства, успел ударить его в грудь, хрупкую, ломкую, точно тончайший хитиновый панцирь гигантского насекомого.

  9

   Я сидел на краю ванны, левая рука болталась безвольно, а правая крутила ручку крана, блестящую, хромированную, оставляя на ней следы.

  Напор слабый, струйка в ниточку. Время истекает. Ладонь - в горсть, собирая то, что можно собрать, но вода уходила сквозь пальцы и падала на белую эмаль, расползаясь по ней багровым пятном, а в ушах нарастал рокот штормового прибоя.

  Конец второй части

  ГАМБИТ СМЕРТИ

  Часть вторая

  1

  Александр Александрович смотрел хмуро и безрадостно. Впустую были и толстая сигара с голубоватым дымком, и шикарная золотая цепочка с золотыми же брелками. Еще бы, такое событие, а он - в стороне. Виси на стене и любуйся, как люди съезжаются играть, загребать деньги, и какие деньги! Деньжищи! Досадно. Оттого и не в настроении господин Алехин кисти местного любителя шахмат и живописи.

  Наскучась портретом, я вернулся в уголок, к мягкому засасывающему креслу.

  Секретарша терзала двумя пальчиками "Олимпию-Зупертайп", а вентилятор качал головой, не одобряя надругательства над импортной техникой.

  Заветная дверь тихонько приоткрылась, выпуская опередившего меня посетителя. Маленький, аккуратный старичок улыбнулся дамочке за пишмашинкой, рассеянно скользнул взглядом по господину Алехину и мне. Для него мы оба были явлениями бесплотными, нереальными. Пожалуй, процентов на семьдесят пять он прав.

  Старичок просеменил к выходу, а я вопросительно уставился на секретаршу. Она старательно не замечала меня, но загорелась на столе зеленая лампочка, и она осчастливила:

  - Заходите, директор ждет вас.

  Зайду, как не зайти.

  Директор очень мило попытался привстать при моем появлении.

   - Ваши документы признаны оргкомитетом, - сразу порадовал он, - следовательно, вы имеете право участвовать в турнире. Но... - он сделал паузу, подготавливая меня, - видите ли, участник с вашим коэффициентом должен уплатить турнирный взнос.

  - В положении указано, что наличие международного коэффициента освобождает от взноса, - попытался поторговаться я.

  - При условии, что он не ниже двух тысяч трехсот пятидесяти. Это мы решили позднее.

  - Какова же величина взноса?

   Он назвал сумму.

  - Естественно, в рублях.

  Конечно, в рублях. Будь у меня столько долларов, только бы ты меня, мил друг, и видел.

  - Платить через банк?

  - Да, разумеется. Впрочем, - он наморщил лоб, - сегодня истекает срок приема заявок, боюсь, вам не успеть.

  - Что же делать?

  - Вы отдайте деньги прямо мне, а я вам выпишу квитанцию.

  - Извольте.

  Рубли произвели свое обычное действие: с невольным вздохом он пересчитал купюры - так кошка с голодухи грызет, морщась, на огороде огурцы. Кажется, это сказал Черчилль. Вот какой я образованный.



  - Сейчас заполню квитанцию, - денежки исчезли в сейфе, а вместо них у меня в руках оказалась бумажонка, девять на восемнадцать, с печатью.

  - Пройдете в комнату четыре, там объявление на двери, оформитесь - и успехов вам.

  В коридоре я еще раз осмотрел бумажку. Сколько их прошло через мои руки - контракты "АМИТР", акции му-му-му, сторублевки в кубышке, волею Павлова обращенный в мусор, кредитная карточка очень устойчивого банка. Правда, Русская Недвижимость шиш от меня получила. Опытный я стал.

  Бумага еле-еле пахла горьковатым ароматом. Наверное, у директора в сейфе стоит бутылка шотландского виски. Хотя, если честно, теперь я не отличу "Двин" от "Нистру", кажется, все теперь делают на мебельной фабрике Урюпинска. Времена меняются, и коньяки вместе с ними.

  Полчаса спустя я вышел из шахматного клуба полноправным участником опен-турнира "Аэро", первый приз пять тысяч долларов, сумма призовых - двенадцать. А подковерные мне не положены. Я же не знаменитость.

  Весь вечер впереди. Свобода!

   Роскошный клен багровел среди зеленых собратьев. Зрение шалит, или локальная осень? Я зажмурился, затряс головой.

  - Плохо себя чувствуете? - мягко спросил кто-то. Я открыл вежды. Добрый самаритянин лет шестидесяти внимательно смотрел на меня, в руках авоська с бутылками. Пустыми.

  - Нет, ничего. Скажите, у этого дерева цвет....

  - Дерева? А, это порода такая особенная, до войны их сажали, помню. Последний остался клен, остальные порубили.

  Успокоил. И, чтобы удержать прохожего, я поинтересовался:

  - Не подскажите, как на улицу Никольского пройти?

  - Никольскую? Да мы на ней стоим. Какой дом нужен?

  Я сверился с направлением оргкомитета:

  - Десятый.

  - Совсем рядом, вон, двухэтажный, желтенький. Видите?

   - Спасибо.

  Поспешил по делам самаритянин, побрел к домику вещей окраски и я. Ну, что делать, сегодня грустные мысли беспрестанно осаждают меня.

  Гладкий с фасада, домик щерился полудюжиной дверей с тыльной стороны. Похоже, строился на одного хозяина, да уплотнили в бурях истории. Я прикинул, где прикрепят доску: "Здесь останавливался П.И.Денисов"

  Нужная квартира - на втором этаже. Музыкальный звонок пропел что-то из Россини. Хорошо, не Бетховен.

  - Что вам угодно? - на пороге стояла дама бальзаковских лет, приятная во всех отношениях.

  - Меня направили из оргкомитета - я протянул квиток.

  - Заходите, пожалуйста, - она провела меня в квартиру. - Надеюсь, комната вас устроит. Центр города, а тихо, будто в лесу.

  Я огляделся. Быт помещика девятнадцатого века. Пузатенький комод, причудливый шкаф, горка, этажерка.

  - Дед с войны привез, - пояснила дама. - Карельская береза.

  Я притворился знатоком.

  - Как насчет соседей? не шумят?

  - Сейчас я живу одна, - нехотя ответила она.

  - Мне подходит, - я глянул в окно. По газону с лаем бегал дурашливый пудель, пытаясь привлечь внимание шикарной колли.

  - Хотите отдохнуть? - любезно осведомилась хозяйка.

  - Нет, пройдусь по городу. Вещи взять нужно из камеры хранения.

  - Погода прекрасная, - согласилась хозяйка. - Если меня не будет дома, ключ возьмете в шестой квартире, я предупрежу.

  Славный летний вечер - зной ушел, дома вызолочены низким солнцем, и люди неспешно фланируют по главной улице. Я влился в этот ленивый поток и постарался беззаботно прошествовать до перекрестка. Получилось неплохо. Другой квартал. Здорово. Но не стоит злоупотреблять. Скверик, зеленый и чинный, соблазнил меня. Я уселся на скамье, окруженный приторно пахнущими цветами. Сзади зашумело, забурчало. Оказывается, включился фонтан. Забавно. Совсем как в далекой Африке. В обеденный перерыв, когда коллеги-французы тратили франки в ресторане, наслаждаясь европейской кухней и кондиционированным воздухом, мы, русские, экономили. Садились вокруг фонтана и вяло притворялись сытыми. Нищета преследовала везде, и за границей укусы ее были не менее болезненными, чем в России. Платили нам вполовину против французов, но на руки получали едва пятую часть. Остальное переводилось в банк - растите, проценты, большие-пребольшие. Потому и блюли диету, поражая всех в госпитале стройностью фигуры и замкнутостью поведения. А куда с нашими грошиками пойдешь после работы? Бассейны, бары и клубы трудящимся русским не по карману, надо же что-то прикопить на новенький "Форд", предел желаний. Купить, ввезти беспошлинно в Россию и тут же продать. Особо упорные мечтали о московской квартире, но кончали язвой толстой кишки из-за дрянной местной еды. Не каждый способен на подвиг. Я не выдержал режима, вступил в шахматный клуб - он дешевле прочих - и вечерами гонял партийки как с африканскими друзьями, так и со скрытыми агентами спецслужб, пытавшихся расставить капканы в дебрях ферзевого гамбита. На безрыбье я оказался порядочным раком. Даже защищал цвета клуба в дюжине матчей с шахматистами сопредельных стран, заработал международный коэффициент - казенную бумагу, оформленную и заверенную по всем правилам мировой бюрократии. Вот, пригодилась. Банк-то тю-тю...