Гамбит смерти

  Из авоськи, поставленной на пол, выкатилось яблоко, желтое, с красными клиньями меридианов, и нехотя легло под низкую скамеечку. Я подал его Зое Федоровне.

  - Спасибо, это я вам принесла, сейчас вымою, - она скользнула мимо меня. - Поздно вернетесь?

  - Как получится. Малый гроссмейстерский совет, то да се... - пришлось соврать для поддержки авторитета.

  - Редкий сорт, - она протянула яблоко, в каплях воды. Будто в саду дождик прошел. - Я пробовала, понравилось. Вы кто по гороскопу?

  - Я? Овен, кажется. Баран.

  - Тогда сегодня вас ждут сюрпризы, не всегда приятные, - она указала колонку в газете, местной брехушке.

  - Если бы только сегодня, - я спустился во двор.

  На удивление, господин Денисов пользуется несомненным успехом. Просто невиданным. Победителя любят все?

  Мякоть яблока, сочная, ананасовая, с пикантной горчинкой, взывала к добросердечным чувствам. Зачем подозрительность, не так уж плох я снаружи.

  На углу - цветочный ряд: розы, гладиолусы, гвоздики. И в мыслях не держу. Чисто деловая встреча.

  Троллейбусы торопились в депо, с сегодняшнего дня после заката по четным дням отключают трамвайные линий, по нечетным - троллейбусные. Из газет вычитал, не зря грамоте учился.

  Мне троллейбус не понадобился, пешком дошел. Гостиница в стиле "чемодан на попа" отбрасывала длинную прохладную тень на асфальтовую, без травинки, площадь. Зря спешил, полчаса еще до назначенного времени. Пришлось слоняться, рассматривать залепленные объявлениями стены да столбы. Собачья привычка.

  Загорелась надпись. Из короткого названия "Брно" светились лишь первые две буквы. М-да...

  В вестибюле - обычные среднерусский социум: гости с юга выбирали местных подруг.

  - Куда? - перегородил дорогу охранник.

  - Меня ждут.

  - Если ждут - выпишите пропуск у портье.

  - А где портье?

  - Должен же человек поужинать, а? - и, спрятав купюру:

  - Последний раз без пропуска пускаю.

  Чувствительным да гордым тут делать неча. Дежурная по этажу приняла эстафету:

  - Вы к кому? Пропуск! Эй, пропуск! - но я шел вдоль коридора, холодный, как вода в душе. Не дать злобе властвовать собой, наплевать на все и жить дуб дубом. Наплевизм как способ существования масс в условиях перехода от чего-то к чему-то.

  Я отыскал нужный номер. На мой робкий стук приоткрылась дверь.

  - Заходите, Питер, - просто пригласила Элис.

  Цепочка - забота гостиницы о безопасности постояльцев, звякнула протестующе, но поздно, я вошел.

  У менее закаленного человека дух бы захватило от роскоши, а я - ничего, спокоен.

  - Садитесь, Питер, то кресло наиболее прочное. Хотите выпить?

  - Э-э... Воды, если можно.

  Элис открыла холодильник (Полюс-2, 1970 года выпуска, инвентарный номер 01480012 выписан коричневой краской на боковой стенке) и достала пластиковую бутыль.

   - Я жду разговора с минуты на минуту.

  Кресло подо мной затрещало, а вместе с ним и все мои надежды. Встреча действительно деловая.

  - Питер, как с вами можно будет связаться? Я имею ввиду, после турнира?

  - Не знаю. Зависит от обстоятельств.

  - Собираетесь куда-нибудь?

  - Не то, чтобы собираюсь, но - придется, видно, - я попробовал воду. Виши. Нарзан лучше. Привычнее.

  - На турнир поедете? Какой?

  - Никакой. Хорошего понемножку, - мне стало скучно. Что я тут потерял? Тоска вновь наползла на меня, медленно, неудержимо. И я поддался. - Я вообще случайно играю. Редкая болезнь мозга. Месяца два умным побуду, если повезет - полгода, а потом сбешусь.

  Она сочувственно посмотрела мне в глаза.

  - Наверное, вы устали. Хотите аспирин? Солнечный удар - штука коварная.

  Вот так всегда. Лучший способ что-нибудь скрыть - резать правду-матку. Не поверят, еще и обидятся, издеваюсь, мол.

  - Не надо аспирина. Знаете, я, пожалуй, пойду. А это вам на память, - я положил на стол свою книжицу "Кухня современной России, или искусство выжить, не отказываясь от невинных радостей".

  - Постойте, Питер, - но я покинул кресло.

  - Прощайте.

  Тьма хлынула снизу, поднялась до колен, груди, головы. Тонкий, непрерывный звон. Я упал на спину. Что-то новое. Ортостатический коллапс? Неудобно перед мисс Маклин, успел сконфузиться я....

  ... Едва вмещаясь в пространство меж театром и банком, над улицей висел Сатурн, висел, обратясь к Земле толстой осью, коротко торчащей из полюса, и широкие его кольца, гамма малярных колеров, превращали все в клоунаду. Но - смертельную клоунаду.

  Батальоны Гражданской обороны, выстроясь на проспекте, вбирали в себя новые и новые отряды, распухая, наливаясь человеческой гущей, оплотневая, и - сохраняя ритм, слаженность, порядок.

  Камуфлированный "Пазик" подъехал неторопливо, почти торжественно, притягивая к себе взгляды, словно блестящий шарик в руке гипнотизера. Вышедшие из него степенно образовали кружок, ожидая Пастыря, и напряжение ожидания струилось вдоль проспекта, заполняя каждого истерическим восторгом.

  - Город, смирно! - гулкий металлический голос пророкотал из репродукторов, усыпавших столбы.

  Великий Пастырь-Комиссар показался в дверях автобуса и, не теряя ни слова, ни жеста, вместе со свитой поднялся на трибуну. Здесь, в непривычном месте, перед гастрономом, она маячила сиротливо и нелепо, но свита, неколебимая, твердая, уверенно растеклась по чинам вокруг центра - Пастыря-Комиссара.

  Пастырь щелкнул ногтем по микрофону, треском отозвался город. Все, все стояли теперь в колоннах Гражданской Обороны, в защитных комплектах, с лопатами в руках и противогазами на лицах.

  - Сограждане! Дети мои! В эти дни, нет, часы, будущее зависит от нашего единства, преданности, верности! Сатурн угрожает Земле! Чудовищный газовый пузырь хочет погубить идеалы, принципы, ради которых умирали отцы и деды наши. Только собравшись в армию Гражданской Обороны, мы можем противостоять ему. Смотрите! - он протянул руку вперед и вверх и чуть набок, - смотрите, дети мои, вот он, ваш общий враг!

  Подул ветерок, и полотно затрепетало. Я пожалел, что нет солнца, словно лучи его смогли бы отрезвить, рассеять паморок людского сознания.

  - Армия покидает город, Задонским трактом продвигается до линии Галкино-Рамонь и окапывается на фронте десять километров. Остальные указания каждый получит от своей двойки. Ура!

  Войско дружно хакнуло в ответ, и колонны потянулись мимо трибуны, сначала кадровый полк ГО, с автоматами через плечо, звучно отбивая шаг, затем - заводские и фабричные дружины, студенты, школьники, кто и в самодельных комплектах, пошитых из брезента, сукна или даже простыни, но выкрашенных одинаковой серок краской и тем похожих неразличимо.

  Вожди спустились к автобусу, торопясь на вокзал, где стоял наготове поезд с впряженным паровозом, пыхтящим и изводящим округу пронзительными свистками.

  Я улучил разрыв в людском потоке и перебежал к драмтеатру. Сатурн полностью перегородил проход, пришлось делать крюк.

  Сзади полотно, растянутое на кружевном каркасе, смотрелось неясно, нефокусно, яркая красная краска проступала лучше остальных и превращалась в похабный овал.

  Белка, сидя на дереве, недоуменно осматривалась, пытаясь проникнуть в происходящее. Куда ей...

  Начался дождь - слабый, моросящий. Я поднял капюшон штормовки.

  - А ты что здесь делаешь?

   Я обернулся. Двое, в армейских плащах-палатках, со старыми, знакомыми по кино пэ-пэ-ша на груди, радостно улыбались мне.

  - Я? Ничего.

  - Тогда можешь пойти с нами.

  - С вами - это с кем?

  - Мы резерв-двойка. Отец-комиссар и мать-комиссар.

  Женщина подмигнула обещающе: давай к нам, мужик, не пожалеешь!

  Что она могла обещать? Грустно.

   - Я остаюсь в городе.

  - В городе нельзя! - руки отца-комиссара легли на автомат, в голосе - простосердечное непонимание. - Опасно.