Страница 7 из 23
Лейтенант А. Катрич (в центре) после воздушного тарана 11 августа 1941 г. с летчиками своего звена. На переднем плане – поврежденный винт его самолета
Все предшественники Катрича начинали свою работу на новом месте с требования к нам писать новый Курс боевой подготовки. При этом не говорилось, почему старый плох и каким должен быть, чтобы начальник посчитал его хорошим. Катрич начал с того же, но сделал это совсем по-другому. Он пригласил к себе в Москву начальников летных отделов Центра и предложил подумать над тем, какими должны быть методические документы, разрабатываемые нами для частей фронтовой авиации. Дал месяц на размышления, после чего созвал снова, выслушав каждого.
Я перед собой подобный вопрос поставил сразу, как только стал начальником отдела ИБА. Так что мне оставалось только свой проект довести до кондиции и представить на совещании. Мой проект состоял в том, что в Курсе боевой подготовки не нужно писать методики выполнения упражнений, а только задание на полет. Методику же выполнения упражнения в подробностях излагать в методическом пособии, согласовав его структуру с содержанием Курса. После обсуждения всех вариантов остановились на моем, который Катрич и утвердил.
Дальше началась работа по написанию этих документов. Так как за основу приняли мой проект, наш отдел написал Методическое пособие раньше всех. Я отправил его в управление боевой подготовки и уехал в отпуск. Возвратившись, я сразу позвонил в отдел и спросил, чем занимаетесь. Мне ответили: переделываем Пособие. Я, хотя и был еще в отпуске, немедленно прибыл в отдел, где мне объяснили ситуацию. В нашем отделе боевой подготовки ИБА был очень хороший редактор Евгений Алексеевич Лаврентьев, который редактировал хорошо, но долго. А истребители, которые прислали рукопись позже нас, быстренько ее отредактировали и первыми представили Катричу. При этом они, проявив самодеятельность, внесли в проект какой-то свой раздельчик. Катрич утвердил их материал, а начальник отдела боевой подготовки истребителей сказал, что Катрич якобы распорядился, чтобы все этот придуманный ими раздел внесли в свои пособия. Я позвонил в Москву и.о. начальника боевой подготовки ИБА полковнику Д.И. Смирнову и сказал, что ничего исправлять не буду, так как все у нас сделано по утвержденному проекту, и дать команду что-то вносить новое может только сам Катрич, а он такой команды не давал. Смирнов сказал, что неправленый материал Катричу не понесет. «Тогда я его понесу сам», – ответил я и на другой день приехал в Москву. Немного подумав, Дмитрий Иванович сказал, что пойдет вместе со мной. Взяли мы неправленый проект и пошли к Катричу. Тот был явно не в духе. Начал листать документы и в одном месте вдруг нахмурился и резко сказал: «А это что за самодеятельность?». А это был так называемый вывод из сложного положения. Я его написал по-новому, применительно к тому, что на самолетах появился пилотажный авиагоризонт. Раньше это делали с помощью прибора ЭУП, к которому Катрич привык. Я пояснил, что это писал я и это естественно: если стоит авиагоризонт, пользоваться примитивным ЭУП смешно. Поняв свою ошибку, Катрич разозлился и начал изрекать какие-то нелепые обвинения в адрес нас, исследователей. Я с удивлением, но спокойно выслушал его, а потом сказал: «Этот раздел написал я, и его правильность буду отстаивать. А вот если откажусь от него по малодушию, тогда мне грош цена как исследователю». Катрич начал бросать какие-то угрозы, но вдруг, будто спохватившись, что говорит что-то не то, замолчал, опустил голову, и было видно, что он делает над собой усилие. Затем поднял голову, посмотрел на меня и уже спокойно сказал: «Я погорячился. Где я должен расписаться?». Я показал где, и он, не смотря больше текст, утвердил Пособие. Не знаю, чем была вызвана эта вспышка гнева. В дальнейшем при наших контактах он вел себя самым интеллигентным образом.
Буквально недели через две произошло очень важное для меня событие. Заместитель начальника Центра по НИР генерал Тузов, будучи списанным с летной работы, получил новое назначение. Он вызвал меня и сообщил, что предлагает назначить на свое место меня. Я поблагодарил его за доверие, но сказал, что Катрич вряд ли утвердит меня на эту должность. «Почему?» – удивился Николай Яковлевич. Я рассказал ему про недавний разговор с Катричем. Тузов очень удивился и сказал, что хорошо знает Катрича как интеллигентного и выдержанного человека. «Наверное, чем-то был очень расстроен», – сказал Тузов и подтвердил, что представление все равно будет направлено в штаб ВВС.
Через некоторое время пришло утверждение меня на должность, а буквально через день раздался звонок от Катрича. Он поздравил меня с назначением и сказал, что завтра я должен прибыть к нему на аудиенцию.
Когда на другой день я представился ему, он снова поздравил меня и сказал, что хочет дать мне первое задание. Перед тем, как получить это задание, я сказал, что думал, что он не утвердит меня после того нелицеприятного разговора, который произошел недавно. Катрич улыбнулся и твердо сказал: «Потому и утвердил, что имеете свое мнение и умеете его отстоять. Мне нужны именно такие подчиненные».
Генерал-майор А. Катрич, 1960-е гг.
Первое же задание состояло в том, что он решил включить меня в состав комиссии, которая будет проверять Институт авиационной и космической медицины. Причем включить с персональным заданием: тщательно ознакомиться с работой этого института, так как с ним придется тесно взаимодействовать.
В результате этого знакомства я обнаружил странные вещи: результаты некоторых исследований они пытались подгонять под интерес заказчика, который они похоже знали. Эти свои наблюдения я доложил Катричу, на что он ответил, что ему это очень важно знать, и что он доволен тем, что поручил мне это дело. Что касается меня, то отношение мое к этому институту за все время взаимодействия с ним было сложным, видимо, потому, что в их работе я всегда ощущал отсутствие ясности. Очень часто смысл их выводов был скрыт за завесой специфической терминологии, которую они сами, по-моему, не всегда могли расшифровать.
Очень хорошей особенностью деятельности Катрича было то, что он руководствовался не только своими соображениями, но прислушивался и реагировал на толковые предложения подчиненных. Уловив эту его особенность, я как-то сказал ему, что мы совершенно не знаем фактических возможностей зенитных управляемых ракет (ЗУР) по отражению налета авиации противника. А отсюда и не можем выработать эффективных средств преодоления ПВО. В это время ракетчики заявляли, что они одни в состоянии прикрыть войска от воздействия авиации противника. А истребителям отводили зоны, расположенные за их зоной поражения, в тылу и над территорией противника. Мы же предлагали отработать методику действий ЗУР и истребителей в одной зоне. Я предложил Катричу провести совместные исследования с ракетчиками, на которых и получить ответы на неясные вопросы. Он сразу положительно отреагировал на мое предложение и сказал, что для этого нужно будет провести большое учение. Я заметил, что для получения конкретных данных большое учение не подойдет. Для исследовательских целей нужно провести несколько малых учений, на которых отработать частные вопросы. На базе этих конкретных данных выработать практические рекомендации для авиации по преодолению современной ПВО, а вот для апробирования этих рекомендаций и для получения объективных данных по эффективности преодоления ПВО провести уже большие учения. Катрич не раздумывая согласился с моим предложением, и эта работа по его команде сразу начала реализовываться.
На подготовке к одному из малых учений Катрич решил поприсутствовать лично. Подготовка заключалась в том, что командиру полка, участвовавшему в учениях, была предложена тактическая обстановка и задание на выполнение боевой задачи, по которому он должен был принять решение. Это был полк истребителей-бомбардировщиков подполковника В.Ф. Корочкина.