Страница 1 из 4
Эльберг Анастасия
ОПИУМ МОЖЕТ ПОДОЖДАТЬ
Я переступил порог крошечной гостиницы за несколько минут до того, как на улице начался дождь. Сначала он накрапывал, а потом зарядил так, будто задался целью потушить пожар в Аду. Я пытался разглядеть сквозь стену воды что-либо снаружи, но успехом это не увенчалось. Одинокие прохожие прятались под навесами, промокшие кошки ютились в переулках и мусорных баках, а над городом плыли дождевые тучи. Спустились они так низко, что можно было подумать, будто это не дождевые тучи, а снежные: последние обычно плыли совсем рядом с землей, похожие на грязную серую вату. Иногда казалось, что их можно коснуться рукой, потормошить.
Скучающий служащий за стойкой встрепенулся, увидев меня. Я поставил на пол небольшую сумку — весь мой «внушительный» багаж (больше всего я ненавидел путешествовать с тысячей чемоданов), и приветственно кивнул ему.
— Добрый вечер, — поздоровался я.
Служащий несколько секунд внимательно разглядывал меня, а потом заговорил.
— Добрый. Надеюсь, вы не промокли?
— Успел вовремя. Обрадуйте меня и скажите, что у вас есть свободные номера.
Служащий открыл большую тетрадь, лежавшую рядом с ним, и углубился в чтение написанного на напоминающих пергамент листах, после чего покачал головой и достал другую тетрадь, чуть поменьше.
— Почти все номера заняты, — уведомил меня он. — Но есть парочка свободных комнат на первом этаже. Первый этаж вас устроит?
— Вполне, — кивнул я и улыбнулся. — Вы боитесь, что разбушевавшаяся стихия приведет за собой всемирный потоп, и поэтому предлагаете мне номер на первом этаже с такой неохотой?
Служащий, похоже, оттаял и полностью пришел в себя — по крайней мере, он улыбнулся мне в ответ, и это была искренняя улыбка.
— Что вы, — сказал он. — Просто номера на первом этаже чуть меньше, чем номера на втором и на третьем. Они всегда остаются напоследок, никто не хочет там селиться.
Я получил от служащего ключ, расписался в тетради, заплатил за ночь вперед и поинтересовался, где можно перекусить.
— Тут есть небольшой… паб, — ответил мне служащий. Слово «паб» далось ему с трудом — он явно размышлял о том, как бы поточнее охарактеризовать заведение. — По нашей стороне, в следующем доме. Там отличная выпивка, а к выпивке подают съестное. К примеру, бифштексы там неплохие. И еще там готовят прекрасную жареную картошку. Повар у них — просто мастер. Особенно когда не напивается как сапожник и может отличить соль от перца. Надеюсь, вам повезет, и он будет трезв.
Доставшийся мне номер на самом деле оказался небольшим. Тут было всего две комнаты, одна из которых выполняла функцию ванной, а вторая — функцию всего остального, начиная с гостиной и спальни и заканчивая кухней (о том, что эта комната может быть кухней, красноречиво говорил ободранный электрический чайник). Особо шикарной мебели тут тоже не наблюдалось, разве что большая кровать наводила на мысль о том, что на ней можно будет хорошенько отоспаться. А в нормальной кровати я не спал уже несколько дней.
В номере была только одна привлекающая внимание достопримечательность: окно почти во всю стену. Когда я подошел к нему, предварительно включив свет и отставив в сторону полученный от служащего огарок свечи (в коридоре — кто бы сомневался — не было освещения, хотя то был первый этаж), выяснилось, что это не окно, а большие стеклянные двери, ведущие на улицу. За дверьми располагалась приличных размеров лужайка. Сейчас зеленая трава в свете выглядывавшей из туч луны выглядела влажно-черной с темно-синим отливом, а изящные скамейки, стулья и столы были предусмотрительно привязаны к столбам, окружавшим лужайку по периметру. Ветер поднялся в послеобеденные часы, а к ночи усилился, так что для него не составило бы труда разбросать все вышеперечисленное.
Я еще немного постоял возле стеклянных дверей, изучая происходящее снаружи. Силуэты предметов уличной мебели, которые неясно обрисовывались в темноте, больше всего напоминали не мебель, а части высохших от времени и ветра скелетов. Такое впечатление создавалось по причине полного отсутствия света на лужайке. Уж лучше бы мне достался номер на втором или третьем этаже, подумал я, и чуть не подпрыгнул от неожиданности, когда о стекло ударилась непонятно как попавшая сюда летучая мышь. Вероятно, животное притянул свет в комнате: оно пару секунд смотрело на меня, распластавшись на стекле, после чего взмахнуло крыльями и отправилось по своим делам. Я не верил в привидений и прочую мистическую чушь, но свет в номере оставил включенным. Перспектива пробираться сюда после полуночи по темному коридору с огарком свечи, а потом искать выключатель, меня не прельщала.
… «Паб», порекомендованный служащим, больше всего напоминал не паб, а дешевый притон для курильщиков опиума, которые я успел повидать в избытке в период своего путешествия в Лондон. Тут было сумрачно и душно, и я не удивился, уловив в воздухе знакомые приторные нотки. Здешняя атмосфера располагала к тому, чтобы забыться на часок-другой и отправиться в мир своих личных фантазий.
Посетителей почти не было, но сидеть за столиком в одиночестве мне не хотелось, и я занял место за барной стойкой, рядом со старичком в черном плаще. Старичок склонился над стаканом виски и сидел без движения, будто гипнотизируя жидкость в стакане. Наконец, он отвлекся от мыслей и парой больших глотков допил виски. А после этого поставил пустой стакан перед барменом, не говоря ни слова, но всем своим видом показывая, что неплохо было бы повторить заказ.
Повар, похоже, был не просто трезв — он не брал в рот ни капли алкоголя несколько дней, так как ужин был превосходен. Я быстро расправился с бифштексом и жареной картошкой (судя по всему, это было фирменным блюдом) и уже принял решение в пользу добавки, которую мне предлагали несколько раз, как вдруг сидевший рядом старичок заговорил со мной.
— Вы не из наших мест, — сказал он, пристально изучая меня.
Я помолчал, размышляя, что же ему ответить.
— Я… путешествую, — наконец, нашелся я.
— С какой целью? — поинтересовался старичок.
— У меня нет определенной цели. Я художник, так что, можно сказать, ищу вдохновение.
Старичок оглядел свою трубку, осознал, что она погасла, и легонько постучал ею о барную стойку, выбивая остатки табака.
— Художник, — повторил он, и в голосе его послышались насмешливые нотки. — Как вас зовут?
— Кристофер. — Я помолчал и добавил: — А вас?
Мой собеседник сделал паузу, во время которой принялся заново набивать трубку табаком из темно-бардового мешочка-кисета.
— Мое имя вам ничего не скажет, — сказал он. — А можете считать, что у меня нет имени. Мне все равно, какой из этих вариантов вы выберете — выбирайте тот, который вам больше по душе.
— Выбираю второй, — улыбнулся я.
— Имя — это просто оболочка, знаете ли. Просто слово, несколько звуков. Когда человек называет вам свое имя, вам сразу становится легче на душе — вы знаете, как к нему обращаться, даже строите в голове всякие теории насчет того, как этого человека можно с помощью его имени охарактеризовать. А вот когда человек не называет вам своего имени, у вас сразу такое ощущение, будто что-то не так. — Старичок в очередной раз замолчал, на этот раз, надолго — скорее всего, потому, что дыхания ему хватало только на разговор, а сейчас он занимался раскуриванием трубки. Когда в безветренном воздухе поплыли струйки белесого дыма, он заговорил. — Впрочем, это пустое. Вы остановились в отеле, да?
Я кивнул. В то время как старичок раскуривал трубку и отправлял мешочек-кисет обратно в карман брюк, я успел заказать еще половину порции «фирменного блюда», и теперь ел с не меньшим аппетитом, чем раньше. Я был уже почти сыт, легкая настороженность, не дававшая мне покоя весь вечер, сменилась расслабленным состоянием, а обстановка располагала к приятной беседе. Когда мой собеседник задал свой вопрос, я как раз прожевывал очередной кусочек бифштекса. Привычки разговаривать с полным ртом я не имел, а поэтому ограничился кивком.