Мертвые идут!

Роберт Эйкман

Мертвые идут!

Он никогда не принадлежал к числу тех, кто питает отвращение к церковным колоколам, но в тот вечер звон колоколов в Холихейвене изменил его взгляды. «Колокола могут действовать на нервы», — думал он, хотя только что приехал в этот городок.

Он прекрасно понимал, какой риск связан с женитьбой на девушке моложе его на двадцать четыре года, поэтому решил не усугублять его еще и традиционным медовым месяцем. Любовь Фринны странным образом изменила сущность их обоих: если раньше он относился к жизни легко и беспечно, то теперь планировал каждый шаг в постройке своего счастья; а она, которая считалась холодной и привередливой, теперь была согласна на все, лишь бы рядом был он. Он говорил, что, если они поженятся в июне, медовый месяц придется отложить до октября. Если бы они встречались дольше, пояснял он с печальной улыбкой, он бы успел закончить свои дела; а так — бизнес требует его присутствия. Он говорил правду — его положение на самом деле было менее влиятельным, чем он позволял думать Фринне. В конечном счете период ухаживания — с первого дня знакомства и до дня свадьбы — занял меньше шести недель.

«Деревня, — начал цитировать он, когда они садились в пригородный поезд на узловой станции (достаточно отдаленной), — это место, откуда лица, склонные к долголетию, могут надеяться добраться до вокзальной Ливерпуль-стрит в Лондоне…»

Теперь он мог отпускать шутки по поводу возраста, хотя, пожалуй, шутил слишком часто.

— Кто это сказал?

— Бертран Рассел.

Она посмотрела на него своими огромными глазами.

— Правда, — с улыбкой подтвердил он.

— Я не спорю.

Она продолжала смотреть на него. В старинном купе горела романтичная газовая лампа, и в ее тусклом свете он не разглядел, улыбается она в ответ или нет. Он решил сомнение в свою пользу и поцеловал ее.

Кондуктор дал свисток, и они с грохотом ворвались в темноту. Ветка так резко отклонялась от основной линии, что Фринна едва не упала со своего сиденья.

— Почему мы так медленно едем по равнине?

— Потому что инженер проложил ветку вверх и вниз по холмам и равнинам вместо того, чтобы прорыть туннель и оградить насыпью. — Ему нравилось давать ей объяснения.

— Откуда ты знаешь? Джеральд! Ты же говорил, что никогда не бывал в Холихейвене.

— Почти все железнодорожные пути в Восточной Англии проложены подобным образом.

— Значит, даже если поезд идет по равнине, мы все равно едем медленно?

— Время не имеет значения.

— Я бы ни за что не хотела поехать в такое место, где время имеет значение или где ты бывал раньше. Я хочу, чтобы твои воспоминания были связаны только со мной.

Он не был до конца уверен, что ее слова точно выражают ее мысли, но на сердце стало светло.

Маловероятно, что вокзал в Холихейвене построили в дни процветания деревушки, поскольку эти дни приходились на Средние века; однако здесь сохранились признаки былого величия. На длинных платформах вполне могли уместиться лондонские экспрессы, которые сюда давно не заезжают; да и залы ожидания выглядели достаточно пристойно, чтобы принять членов королевской семьи. Торчащие на высоких столбах газовые лампы, похожие на пальмы макао, освещали платформу, на которой стояли двое служителей, — начальник станции и носильщик, решил Джеральд. Почему-то все жители Холихейвена напоминали привыкших к штормовой качке моряков, и эти двое не были исключением.

Они смотрели, как он направляется к ним с тяжелыми чемоданами в руках, а рядом грациозно вышагивает Фринна. Они обменялись какими-то замечаниями, но ни один из них не предложил свою помощь. Джеральду пришлось поставить чемоданы для того, чтобы отдать билеты.

— Где находится «Колокол»?

Джеральд нашел эту гостиницу в справочнике. Это был единственный справочник, в котором вообще упоминался Холихейвен. Но не успел контролер ответить, как в темноте неожиданно раздался густой звук настоящего колокола. Фринна схватила Джеральда за руку.

Не обращая внимания на Джеральда, начальник станции, если это был он, повернулся к своему коллеге:

— Рановато они сегодня.

— У них есть для этого все основания, — ответил тот. Начальник станции кивнул и с безразличным видом положил билеты в нагрудный карман.

— Не могли бы вы объяснить, как нам добраться до гостиницы «Колокол»?

Начальник станции, наконец, обратил на него внимание.

— У вас забронирован номер?

— Разумеется.

— На сегодня? — начальник станции смотрел на него с неуместным подозрением.

— Конечно.

Начальник станции вновь повернулся к коллеге.

— Это Паскоу.

— Да, — сказал Джеральд. — Все верно. Фамилия владельцев — Паскоу.

— Мы не пользуемся «Колоколом», — пояснил начальник станции. — Но вы найдете его на Рэк-стрит. — Он принялся показывать им дорогу, хотя пользы от его невразумительных жестов было мало. — Идите прямо. По Стейшн-роуд. Потом по Рэк-стрит. Вы его сразу увидите.

— Спасибо.

Как только они вышли в город, снова послышался звон колокола.

— Какие узкие улочки! — удивлялась Фринна.

— Они расположены, как в средневековом городе. Раньше, пока река не заросла тиной, Холихейвен был одним из важнейших морских портов Великобритании.

— Куда все подевались?

Всего шесть вечера, а на улицах — ни души.

— Куда подевалась гостиница? — вторил ей Джеральд.

— Бедняжка Джеральд! Дай я тебе помогу. — Она взялась за вторую ручку правого чемодана, но поскольку была ниже мужа сантиметров на сорок, от нее было мало помощи.

Они прошли уже почти пятьсот метров.

— Как ты думаешь, это та улица?

— Непохоже. Но спросить не у кого.

— Должно быть, сегодня у них короткий день.

Удары колокола звучали все чаще и чаще.

— Почему звонит колокол? Может, кого-то хоронят?

— Поздновато для похорон.

Она посмотрела на него, и в ее взгляде мелькнула тревога.

— По крайней мере, не холодно.

— Учитывая, что мы находимся на восточном побережье, здесь на удивление тепло.

— Хотя мне все равно.

— Надеюсь, колокол не будет звонить всю ночь.

Казалось, еще немного, и его руки оторвутся вместе с чемоданами.

— Смотри! Вот он! Мы его прошли.

Он остановился и оглянулся назад.

— Как мы могли его не заметить?

— Сама не понимаю.

Она оказалась права. В сотне метров позади виднелся большой декоративный колокол, прикрепленный к стене здания.

Они вернулись назад и вошли в гостиницу. Навстречу вышла женщина в темно-синем пиджаке и юбке, с хорошей фигурой, но крашеными рыжими волосами и слишком яркой косметикой на лице.

— Мистер и миссис Бэнстед? Я — Хильда Паскоу. Дон, мой муж, неважно себя чувствует.

Джеральда одолевали сомнения. Все шло не так, как он запланировал. Нельзя доверять рекомендациям путеводителя. Отчасти в этом была виновата Фринна, которая настаивала на том, чтобы они поехали в незнакомое ему место.

— Очень жаль, — буркнул он.

— Вы же знаете, как ведут себя мужчины, когда болеют? — со знанием дела обратилась миссис Паскоу к Фринне.

— Они несносны, — ответила Фринна. — С ними трудно общаться.

— Поговорим об этом в другое время.

— Хорошо, — кивнула Фринна. — Что с ним?

— С Доном всегда одно и то же, — проворчала миссис Паскоу, но тут же осеклась. — У него больной желудок. С самого детства Дона донимают желудочные колики.

— Можно посмотреть нашу комнату? — перебил ее Джеральд.

— Прошу прощения, — сказала миссис Паскоу. — Не могли бы вы сначала зарегистрироваться? — Она вытащила потрепанный журнал, обтянутый искусственной кожей. — Только имя и адрес. — Она говорила так, словно Джеральд собирался вписать туда свою краткую биографию.

Они с Фринной впервые регистрировались в гостинице, но его настроение не стало лучше, когда он увидел, сколько времени прошло после последней записи.

— У нас всегда мало постояльцев в октябре, — заметила миссис Паскоу, задержав на нем взгляд. Джеральд обратил внимание, что глаза у нее слегка покраснели.