Марготта

Про меня все словно забыли, увлеченно споря о сильных и слабых сторонах обоих противников и даже делая на них ставки.

А колени у меня все-таки дрожали. Неприятное чувство, особенно на фоне предыдущей мысли, что страх прошел. Чтоб хоть как-то избавиться от нервной трясучки, я присела на корточки. Рядом недовольно завозилась крыса, разбуженная моими движениями. А я ведь совсем про нее забыла. Вот почему это животное ко мне прилипло? Жило бы себе в родной подворотне, общалось с собратьями. Или с сосестрами, в зависимости от того, какого оно пола.

Я вытащила крысу из кармана и проверила. Оказалось, мужского. И что теперь? А ничего! Свое природное любопытство я удовлетворила и не имела ни малейшего понятия, чем еще можно заняться. Впадать в истерику больше не хотелось. Говорят же, что у подростков исключительно гибкая психика и они могут адаптироваться практически ко всему. Вот и адаптируюсь. Наблюдаю за повадками местных жителей. Пытаюсь хоть что-то запомнить из языка. Уже выучила три слова, но, по-моему, все непечатные. Как видно, не только в России умеют разговаривать на сплошном мате.

Грустно и одиноко. И очень хочется есть. Надо было все-таки поужинать дома. Потому что вряд ли кто-то в этом мире загорится нестерпимым желанием бесплатно меня накормить. И напоить. И спать уложить.

О чем я думаю? Думать надо о другом, гораздо более позитивном. Вот не успела я сюда попасть, как из-за меня уже дерутся. Из-за меня дерутся парни! Расскажу кому – не поверят! Обычно я сама с кем-нибудь дерусь. Впрочем, это я и здесь уже успела. Да… Я легонько пошевелила левой рукой. Больно, конечно, но вроде все двигается и ничего не сломано, уже хорошо. Ну опухла немножко, ну синяк во все запястье. Ладно, переживу. А это еще что?

Бандиты снова дружно поймали тишину. И я опять услышала цокот с той стороны, куда удалились стражники. Лошади скакали быстро, очень быстро, но теперь к стуку копыт примешивалась еще какое-то громыхание.

Парни, которые до этого толпились посреди дороги, привычно отбежали к домам. Я осталась в своей арке. И почти сразу же мимо нас промчалась черная карета, запряженная парой лошадей. Я даже не успела рассмотреть, из какого угла она вылетела и куда свернула, в памяти остался только рисунок на дверце – серебристая змея, свернувшаяся в кольцо и кусающая собственный хвост. Кажется, это символ вечности. Хотя в этом мире он может означать что угодно. Например, то, что владелец кареты любит змей. Или, наоборот, не любит.

Не успели затихнуть вдали громыхания одной кареты, как в противоположном конце улицы показалась другая. У них тут главная магистраль, что ли? Такими темпами Кьяло и «бык» до утра не подерутся! А до рассвета было не так уж и далеко. Восточный край неба уже посветлел и теперь радовал глаз чистой голубизной. Я, правда, очень "смутно представляла себе, где здесь восток, но подозревала, что вот где небо посветлело, там он как раз и есть. В любом случае погода была такая, что если бы я не мокла полночи иод дождем, то в жизни не поверила бы, что он был. Таким утром нужно ехать в лес за грибами или спешить на пляж, чтобы занять самое удобное местечко. А я торчу здесь, жду драку и пялюсь на проезжающие кареты. Маразм!

Очередная карета была коричневая и дребезжащая. Не знаю, каким чудом она не разваливалась на запчасти, в очередной раз подпрыгивая на выбившихся из мостовой булыжниках. По сравнению с предыдущей, черной, она выглядела как «запорожец» рядом с «мерседесом», да и ехала гораздо медленнее. Кучер сидел, уныло свесив голову на грудь, и, казалось, просто спал. В карету была впряжена одна-едннственная серая лошадка со спутанной гривой и грустными глазами, в которых отражалась слепая покорность судьбе. Почему-то она напомнила мне меня же в сложившейся ситуации. Вот сижу тут, глажу крыса и жду, что будет дальше. А надо двигаться и бороться. Жить надо! Я поглядела вслед удаляющейся карете. Медленно встала, потянулась, размяла ноги, затекшие от долгого сидения на корточках.

И побежала.

Все равно куда, лишь бы подальше. Все равно к кому, лишь бы выслушали и поняли. Лишь бы помогли вернуться домой, проводили до пентаграммы, подсказали нужные слова. Лишь бы убежать.

Вслед за мной, забыв о разногласиях, устремилась вся банда, в этом я убедилась, оглянувшись через плечо. Хотя показалось, что Кьяло бежал чуть медленнее остальных. Зато «бык» несся во весь опор, пыхтя от напряжения и выкрикивая короткие звучные фразы. Мой запас здешнего мата обогатился сразу на десяток слов, и я искренне пожалела, что за всю свою жизнь так и не научилась ругаться, а значит, вряд ли смогу их применить.

Что-то блестящее пронеслось мимо виска и зазвенело о мостовую. Приглядевшись, я опознала короткий широкий нож. Интересно, кто у них там такой специалист по метанию, что даже на бегу почти попал. Хорошо, что огнестрельного оружия я пока ни у кого не видела. Хотя много ли я вообще здесь видела?

Еще один нож пролетел почти вплотную к руке, распорол рукав футболки, но каким-то непостижимым образом запутался в нем же и саданул меня но локтю рукояткой. Я на бегу отцепила его (при этом рукав разодрался окончательно) и запихнула в карман шортов. Не в тот, работавший мусоросборником, а в другой. Карманов в моих шортах было много.

Но, однако, за что же они меня так невзлюбили? Что я им сделала? Или чего не сделала? Не дала забить себя до смерти? Или самим поизбивать друг друга? Как говорится, о времена, о нравы!

Тем временем я уже поравнялась с едва ползущей каретой и приготовилась за нее цепляться. Вон на крыше удобные завитушки, правда, местами пообломанные, но для меня сойдет. Главное, до них допрыгнуть.

Бандиты, разгадав мой маневр, заметно приотстали. Им совсем не нравилась идея ради какой-то девчонки (или они все еще считают меня мальчишкой?) брать штурмом чужой транспорт. Я чуть притормозила, вдохнула свежий утренний воздух и приготовилась прыгать. Хорошо что не прыгнула, потому что как раз в этот момент над моей головой мелькнул очередной метательный нож. И почти сразу же еще один вонзился в распахнутую дверцу кареты. Я выдохнула. Совсем они там, сзади, с ума посходили, так ведь и попасть можно!

И тут до меня дошло. Дверца кареты была открыта. Из нее высунулась чья-то сморщенная рука и поманила меня внутрь коричневой развалюхи. Я справедливо рассудила, что хуже уже не будет, рванула вперед, поравнялась с дверцей и заглянула внутрь. Но увидеть ничего не успела потому что рука вдруг ухватила меня за запястье (левое, вывернутое, которое и без хватания-то болело) и втянула в карету. Я взвизгнула от боли, дверца захлопнулась, и все погрузилось в темноту.

Да, в карете было темно. И еще немилосердно трясло. Слово «амортизатор» местным жителям явно ни о чем не говорило. И сидения были жесткие. По крайней мере то, на котором оказалась я. А в остальном – очень даже ничего. В конце концов, я первый раз в жизни еду в карете, значит, надо наслаждаться моментом. А еще говорят, когда делаешь что-то в первый раз, нужно загадать желание. Я и загадала: вернуться в тот момент, когда Ксанка еще только начала уговаривать меня на дурацкую авантюру с походом на кладбище, чтобы все случившееся оказалось просто сном. Но что-то упрямо подсказывало, что желанию сбыться не суждено – слишком уж все вокруг правдоподобно. Или, наоборот, совершенно нереально… Но то, что нереально для обычного человека, для нас, современных магов, часто является частью повседневной жизни.

Почувствовав, что рассуждения уводят куда-то не туда, я махнула рукой на все нереальности и решила ничему не удивляться. И не бояться. В конце концов хозяин кареты, кем бы он ни был, спас меня от банды головорезов. И было бы глупо, если бы после этого он решил меня убить.

Глаза понемногу привыкали к темноте (черт, оказывается, на улице намного светлее), и вскоре я уже смогла рассмотреть своего спасителя. Старичку, сидевшему напротив меня, было лет девяносто. Сетка морщин на лице, желтоватая кожа, бесцветные глаза, иссохшие, но жилистые руки. Больше в карете никого не было, из чего я сделала вывод, что вот эта музейная рухлядь меня и спасла. Однако какой же силой нужно обладать, чтобы вот так, с одного рывка, втащить меня в карету, захлопнуть дверцу, а потом еще спокойно сидеть и наблюдать, как я его разглядываю.