Страница 13 из 32
Я поднялся и представил его:
– Это Пинки Уайт, из «Кроникл».
Она одарила репортера мимолетной настороженной улыбкой и сказала:
– Я знаю, мы уже познакомились сегодня утром.
Я взглянул на Пинки. Тот мне ничего об этом не говорил, но я не особенно удивился.
– Извините, если помешали. Но я хотел бы знать, не получали ли вы письма с угрозами.
Она кивнула, как мне показалось, несколько разочарованно. Очевидно, она уже ожидала деньги.
– Да, я получила такое письмо.
– Почему же не сообщили нам?
– Но я отдала его мистеру Уайту. Он сказал мне, что тоже работает в управлении шерифа.
Я взглянул на Пинки. В этот миг я мог бы разорвать его на части. И причем по нескольким причинам.
– Почему ты мне не сказал?
Пинки преспокойно ответил:
– Ты бы прочитал об этом в газете. Я же не знал, что в этой истории еще не все ясно, пока не поговорил с тобой.
Я хотел устроить ему взбучку, но передумал. С Пинки это было бесполезно.
– А если бы с женщиной за это время что-нибудь случилось? – только и спросил я.
Он подмигнул Рут.
– Я поручил понаблюдать за ней. Я не так уж глуп.
Чертыхнувшись, я вопросительно взглянул на женщину.
– Что вы собираетесь делать дальше? Благоразумнее было бы вернуться в Кливленд.
– Меня не так просто запугать. У меня на эти деньги есть права, по меньшей мере такие же, как у тех двоих, и я остаюсь в Вегасе. Деньги найдутся, я уверена. Не могли они так просто исчезнуть. Вы еще ничего не добились? Никаких следов?
Что я мог сказать?
– Может быть, я не должен вам этого говорить, но знайте, что Фрэнчи оставил завещание. В пользу той жены, которую вы видели вчера у нас в управлении. Я имею в виду ту, постарше.
– Помню, – в голосе ее звучало презрение. – Когда оно составлено?
– В 1926 году. Точной даты я не помню.
– Подождите, пожалуйста, минутку. – Она поспешно встала, вышла из вестибюля и вскоре вернулась с листом бумаги. Я уже догадался, что это новое завещание.
Постепенно до меня дошло, что Фрэнчи Мэлмен, обычно такой холодный и сдержанный, обладал весьма специфическим чувством юмора. Я прекрасно мог представить, как он после каждой новой «женитьбы» со злорадством сочиняет новое «завещание», радуясь скандалу, который произойдет между его «женами» по поводу наследства.
– Ну? – спросила она, когда я прочитал документ и вернул его. – У кого теперь, по-вашему, больше прав? Это завещание составлено в 1947 году и отменяет все предыдущие распоряжения.
– Покажите его хорошему адвокату и поручите представить завещание в суд. – Я взглянул на часы и поднялся. То, на что я рассчитывал, произошло: Пинки подмигнул Рут и остался сидеть.
9
Гарри Дэниельс, кажется, не слишком обрадовался, увидев меня в своем кабинете, хотя и привычно улыбнулся.
– Привет, Макс. Что слышно о Джо?
Все, что происходило в управлении шерифа, очевидно, тотчас становилось известно всем. Я попытался как можно небрежнее ответить:
– Ему нужно немного отдохнуть. Он отправился в очередной отпуск.
– Довольно неожиданно, а? Ведь еще на днях он был здесь, в отеле – в тот вечер, когда умер Фрэнчи.
Я испытующе взглянул на Гарри, но не мог понять, хотел ли он на что-то намекнуть этим своим замечанием.
– Да, – кивнул я. – Он приходил сюда около шести вечера, так как собирался проверить одного из ваших гостей.
Дэниельс не проявил особого интереса.
– Ладно-ладно. А вас что беспокоит?
– «Француз».
– Да забудьте вы о нем, наконец. Он умер и похоронен. А я рассказал вам все, что знаю.
– В это я не верю. Завтра состоится следствие у коронера, и я думаю, что там пойдет речь о некоторых странных вещах. Положив его в номере и не вызвав врача, вы рассчитывали на то, что он умрет?
Он побагровел.
– Хотите выставить меня убийцей?
– Просто интересуюсь.
Он взял со стола ручку и несколько минут повертел ее в пальцах, потом поднял глаза.
– Ну хорошо, буду откровенен. Я действительно не огорчен, что он умер. От него были одни неприятности, но, покажись мне его состояние критическим, разумеется, я вызвал бы врача. Вы же не думаете, что я желал для отеля такой «рекламы».
– Вряд ли.
– Я и в самом деле не думал, что дела обстоят так плохо. Что вообще случилось – сердце?
– Хуже.
Лицо Гарри напряглось.
– Что же тогда?
Если я скажу ему, ничего не случится. Все равно завтра это станет известно всем, а жены и без того уже знают.
– Мы полагаем, что его убили.
Дэниельс с минуту сидел совершенно неподвижно. Потом глотнул воздух, словно рыба, выброшенная на песок.
– Как?
– У него над сердцем была маленькая колотая рана. Нанесенная шилом или длинной иглой.
– Вы хотите сказать, что его закололи, когда он находился за игорным столом?
Я покачал головой.
– Не думаю. Кто-то подмешал ему в выпивку наркотик. Он потерял сознание, а убит был, очевидно, позже, когда лежал в номере.
– Кем?
– Этого мы еще не знаем. Но в его желудке обнаружили хлоралгидрат.
– И тот дали ему здесь, в отеле?
– Да, вероятно, в его последнем бокале. Бак Пангуин знал, что Фрэнчи потерял сознание. Знал он, куда вы его отправили?
Дэниельс заколебался.
Я негромко предупредил:
– Лгать не стоит, я все равно узнаю.
Он опять побагровел и отрывисто бросил:
– Знал. Когда сообщили о происшествии, он сидел здесь.
– Спасибо. – Я встал и направился к двери.
– Подождите…
Не успел я дойти до двери, как он схватился за телефон; конечно, звонил Пангуину. Для меня бы лучше застать старого игрока врасплох, но ничего изменить я не мог. Миновав вестибюль и игорный зал, я остановился перед окошком кассира.
– Добрый день, лейтенант, – сказал человек в окошке.
– Пангуин у себя?
– Сейчас посмотрю. – Он исчез и через минуту вернулся вместе с Пангуином.
– Заходите, Макс.
Щелкнул электрический замок, я открыл дверь и последовал за Пангуином в его кабинет. Комната была такой же, как и сам он: простой и бесцветной. Не было даже картин на стене. Люди типа Фрэнчи Мэлмена бывают очаровательны, но большинство управляющих казино безличны и неприметны, а тепла в них столько же, сколько в куске мороженого мяса.
Пангуин указал на кресло перед письменным столом, обошел вокруг стола и тоже сел.
– Чем могу служить?
– Я хотел бы еще раз побеседовать с вами о Французе.
– Вот как?
– Подозреваю, вы могли бы рассказать о нем больше, чем любой другой. Верно?
Он с минуту раздумывал. Его веки были так тяжелы, что нависали над самыми зрачками глаз, таивших в себе ледяной холод.
– Ладно, – сказал он. – Может быть, я действительно знаю о Фрэнчи больше, чем другие. Но просто не понимаю, почему ваше ведомство поднимает вокруг него такую шумиху.
– Это играет какую-то роль?
– Следовательно, вы мне ничего говорить не хотите. Ладно, я не возражаю. Фрэнчи устроил меня на мою первую работу, еще в те годы, в Новом Орлеане. Тем самым – косвенно – он меня поставил и на это место. В то время он был большим человеком и оказывал мне некоторые любезности. Не спрашивайте, почему. Он не был щедр и любезен с людьми, кроме тех случаев, когда он что-то с этого имел.
Я слушал молча.
– Но все уже давно позади, а счастье непостоянно. Фрэнчи остался без гроша. Я встречал его время от времени, одалживал ему деньги – деньги, которые он мне всегда возвращал. В конце концов я приехал сюда, и Фрэнчи тоже здесь появился. Он был полным банкротом, и сам это знал. Но все еще оставался знаменитостью. Когда он входил в казино, туристы тянулись следом, как за кинозвездой.
Пангуин умолк и, барабаня пальцами по стеклянной поверхности письменного стола, казалось, раздумывал, тщательно подбирая слова.
– Я дал ему взаймы тысячу долларов. Он ее проиграл. Я дал еще тысячу, она последовала за первой. Он считал не совсем приличным проигрывать их здесь и ходил для этого в «Звездную пыль». Но когда он в третий раз пришел за деньгами, я сказал «нет». Это стало бы просто бездонной бочкой.