Оскорбление нравственности

— Этот негодяй напичкал мой дом микрофонами? — заорал коммандант. Сержант Брейтенбах тупо кивнул и замолк, дожидаясь, пока коммандант выпустит весь пар.

— Он говорил, что получил соответствующий приказ из БГБ, сэр, — добавил сержант, когда коммандант несколько успокоился.

— Из БГБ? — переспросил коммандант. — Приказ из БГБ? — в его голосе зазвучало беспокойство.

— Так он говорил, сэр. Однако не думаю, чтобы это было на самом деле так, — сказал сержант.

— Понимаю, — сказал коммандант, пытаясь сообразить, с чего бы БГБ вдруг заинтересовалось его личной жизнью. Мысль об этом могла встревожить кого угодно. Те, кем начинало интересоваться БГБ, часто выбрасывались впоследствии из окон десятиэтажного здания БГБ в Йоханнесбурге.

— Мне кажется, сэр, это как-то связано с его сумасшествием, — продолжал сержант. — Вся его борьба за чистоту наших рядов.

Коммандант затравленно посмотрел на Брейтенбаха.

— О Боже, — проговорил он, — значит, все рассуждения Веркрампа о коммунистах и их агентах — всего лишь предлог, чтобы выяснить, есть у меня с кем-нибудь роман или нет?

— Так точно, сэр, — подтвердил сержант Брейтенбах, преисполненный решимости ни при каких обстоятельствах не говорить, с кем именно, по мнению лейтенанта, был у комманданта роман.

— Ну, в таком случае Веркрампу здорово повезло, что он угодил в психушку. Иначе быть бы ему разжалованным в рядовые.

— Так точно, сэр, — ответил сержант. — Сегодня ночью взрывов не будет. — Ему очень хотелось сменить тему разговоров и уйти от обсуждения вопроса о личной жизни комманданта. Ван Хеерден посмотрел в окно, в которое до сих пор не вставили стекло, и вздохнул.

— И прошлой ночью не было взрывов. И позапрошлой. Ни одного взрыва с тех самых пор, как Веркрамп очутился в дурдоме. Странно, не правда ли? — спросил коммандант.

— Очень странно, сэр.

— Все происшествия совпали почему-то с периодом, когда тут командовал Веркрамп, — продолжал коммандант. — Вся взрывчатка была позаимствована из арсенала полиции. Действительно очень странно.

— Вы думаете о том же, что и я? — спросил его сержант.

Коммандант Ван Хеерден пристально посмотрел на него.

— Я об этом не думаю, чего и вам советую, — ответил он. — Об этом и помыслить невозможно. — Коммандант замолк, взвешивая про себя те поразительные выводы, которые вытекали из сообщенного сержантом Брейтенбахом. Если коммунистические агенты не имели никакого касательства к установке микрофонов в его доме… Коммандант прервал ход своих мыслей в этом направлении. А Бюро государственной безопасности — какова его роль во всей этой истории? Но и это направление рассуждений показалось комманданту тоже опасным.

— Одно мне ясно. Мы должны отыскать заговорщиков и представить их перед судом — или не усидеть мне в этом кресле. Общественность начнет возмущаться нашим бессилием, и кого-то понадобится отдать ей на съедение. — Коммандант устало поднялся.

— Поеду спать, — сказал он. — На сегодня достаточно.

— Я хотел сказать вам еще кое о чем, что, мне кажется, вас заинтересует, — сказал сержант. — В связи с этими взрывами. Я тут кое-что посчитал. — Он положил перед коммандантом листок бумаги. — Вот, взгляните. Каждый раз было двенадцать взрывов. Верно? — Коммандант Ван Хеерден кивнул. — За день до того, как вы уехали в отпуск, лейтенант Веркрамп приказал изготовить двенадцать новых ключей к полицейскому арсеналу. — Сержант замолчал. Коммандант снова уселся за стол и обхватил голову руками.

— Продолжайте, — сказал он, помолчав какое-то время. — Давайте уж разберемся до конца.

— Так вот, сэр, — продолжал сержант, — я опросил тех, кто забирал донесения из тайников от тайных агентов. Получается, что этих агентов было тоже двенадцать.

— Вы хотите сказать, что Веркрамп сам организовал эти взрывы? — спросил коммандант, впрочем, понимая всю бесполезность своего вопроса. Мнение сержанта Брейтенбаха было и без того очевидно.

— Похоже так, сэр, — ответил сержант.

— Но зачем?! Какой в этом смысл, черт побери? — воскликнул в отчаянии коммандант.

— Мне кажется, он еще раньше сошел с ума, сэр, — сказал сержант.

— Сошел с ума? — закричал коммандант. — Сошел с ума?! Да он был сумасшедшим с самого начала!

Когда коммандант Ван Хеерден добрался наконец до постели, он уже сам пребывал почти в таком же состоянии. Полученные за день впечатления не могли пройти без последствий. Ночью комманданту снились взрывающиеся страусы и «голубые» полицейские, среди которых почему-то оказалась одетая лишь в цилиндр и сапоги миссис Хиткоут-Килкуун верхом на огромной черной кобыле. Все пространство было испещрено воронками от взрывов, а где-то на заднем плане стоял и демонически улыбался Элс. Коммандант провел беспокойную ночь, мечась во сне, непрерывно ворочаясь с боку на бок и вздрагивая.

Виновник всех обрушившихся на комманданта несчастий тоже провел ночь крайне беспокойно и неприятно в своей палате в Форт-Рэйпире. Правда, эта ночь была не такой скверной, как то, что ему пришлось пережить накануне под влиянием ЛСД. Но все же она оказалась достаточно трудной, чтобы убедить доктора фон Блименстейн — нет худа без добра, — что она дает своему пациенту слишком мощные дозы лекарств.

Один лишь констебль Элс спал спокойно. Оказавшись в одиночестве в квартире Веркрампа, которую он якобы охранял, констебль быстро обнаружил имевшийся у лейтенанта запас порнографических журналов, пролистал их, а потом отправился спать, мечтая о констебле Боте, желтый парик которого произвел на него большое впечатление. Один или два раза он подергался во сне, как дергается спящая собака, которой снится охота. Утром Элс встал и подъехал на машине к дому комманданта. Сдержанная ругань, донесшаяся до него с кухни, позволяла предположить, что комманданту пришлась не по вкусу редакционная статья в утренней газете.

— Так я и знал, так я и знал, — шумел коммандант, размахивая «Зулулэнд кроникл», статья в которой в оскорбительной форме обвиняла полицию в некомпетентности, в пытках невинных людей и в неспособности вообще поддерживать законность и порядок в городе. — Следующим делом они потребуют судебного расследования. Страна катится ко всем чертям! Как, черт побери, я могу поддерживать законность и порядок, когда половина моих подчиненных — скурвившиеся педерасты?

Миссис Руссо была шокирована.

— Ну и выражения у вас, — резко заметила она. — Даже у стен бывают уши, между прочим.

— Вот именно, — столь же резко и энергично согласился с ней коммандант. — Да будет вам известно, вот уже месяц как я живу в доме, который впору сравнить с трибуной в каком-нибудь конференц-зале. Тут везде натыкано больше микрофонов, чем…

Договорить миссис Руссо ему не дала.

— Подобного я от вас и выслушивать не желаю, — заявила она.

Стоя под окном, констебль Элс усмехался про себя и с нарастающим удовольствием прислушивался к спору, разгоравшемуся все жарче. В конце концов комманданту удалось уговорить миссис Руссо остаться его экономкой, но только после того, как он извинился за критику в ее адрес. С этим коммандант и отправился на работу.

В полицейском участке комманданта поджидала целая группа недовольных женщин.

Их с трудом удалось убедить дать ему пройти по лестнице.

— Делегация жен полицейских, сэр, — объяснил сержант Брейтенбах.

— Какого черта им нужно? — требовательно спросил коммандант.

— Это по поводу мужей, что стали «голубыми», — ответил сержант. — Они пришли требовать удовлетворения.

— Удовлетворения? — воскликнул коммандант. — Как же я, черт побери, могу их всех удовлетворить?!

— Вы меня не так поняли, — пояснил сержант, — они хотят, чтобы вы как-то привели их мужей в норму.

— Ах вот оно что. Ну ладно, зови их, — устало проговорил коммандант. Сержант вышел и через минуту вернулся в сопровождении двенадцати крупных и явно рассерженных женщин, которые немедленно обступили комманданта.

— Мы пришли, чтобы заявить официальную жалобу, — сказала самая крупная из них, по всей видимости, игравшая в группе роль лидера.