Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 75 из 85



При этом Таннер указывает: «Поскольку дело не продвигалось вперед месяц или два, неофициальные лица взяли на себя инициативу добиваться прогресса в переговорах. Дело в том, что хотя, по словам Ярцева, переговоры должны были проходить в величайшей тайне, как выяснилось, он говорил о них с определенным кругом частных лиц (секретарем премьер-министра А. Инкиля, генералов А. Сихво, г-жой X. Вуолийоки и, возможно, с другими). С Инкиля, в частности, г-н Ярцев беседовал о своей миссии даже более откровенно, чем с Холсти. И на этом основании Инкиля попытался наладить дальнейший обмен мнениями. Исходя из его советов, г-н Ярцев не счел возможным проявлять новую инициативу в отношении переговоров. Он теперь полагал, что самой Финляндии решать, ухватиться ли за протянутую руку. Поскольку Холсти отправился в Женеву на заседания Лиги Наций, Инкиля надеялся, что Ярцева примет премьер-министр Каяндер – при условии, однако, что Ярцев на этот раз изложит свои конкретные точки зрения и рекомендации, рассмотрев которые можно было бы покончить с царящей неопределенностью».

Таннер с претензией на объективность скрупулезно, в хронологическом порядке излагает содержание последующих бесед Ярцева с финскими руководителями, пытаясь не столько обвинить СССР в давлении на Финляндию, как бы косвенно разделяя обеспокоенность советского правительства перед лицом германской угрозы, сколько стремясь оправдать тогдашнюю позицию Финляндии, небольшой страны, оказавшейся зажатой между двумя гигантами – как известно, немцы также предлагали финнам (в апреле 1939 г.) заключить пакт о взаимопомощи, но встретили отказ.

В конце июня 1938 года Каяндер согласился принять Ярцева, однако беседа оказалась немногословной и носила общий характер.

11 июля состоялась вторая беседа. Ярцев начал с разговора об экспансионистской политике Германии и возможности использования немцами в будущей войне финляндской территории. Каяндер исключал вероятность такого исхода, заметив, что Финляндия не позволит столь грубо нарушать ее нейтралитет и территориальную целостность. Когда Ярцев спросил, думают ли финны, что они сумеют защитить свой нейтралитет в одиночку, Каяндер отпарировал в том смысле, что окажись Каяндер сам на войне, он изо всех сил постарался бы не пасть духом, будь что будет. Что же касается Финляндии, то она в любом случае наверняка сделает все от нее зависящее. Каяндер добавил, что поскольку финская сторона предпримет все возможное с целью предотвратить использование Финляндии крупной иностранной державой в своих собственных интересах, то, разумеется, финны вправе допустить, что СССР, со своей стороны, также будет уважать неприкосновенность финляндской территории. Тогда Ярцев повторил, как он уже говорил Холсти: если СССР получит гарантии того, что немцам не будет предоставлено для атак опорных пунктов в Финляндии, то русские готовы обеспечить ее неприкосновенность.

Каяндер указал на важность стимулирования внешнеторговых связей и сослался на многие безуспешные в прошлом переговоры о заключении торгового соглашения между двумя странами. Ярцев признал значение внешней торговли, но подчеркнул, что прежде чем придать ей верную ориентацию, необходимо, чтобы фундамент политических взаимоотношений был в основном и целом ясным. Он сделал при этом упор на то, что именно в этом свете вел ранее речь о финских гарантиях: оба государства должны подписать договор (по словам Таннера, «беседа не прояснила, каково же должно быть содержание этого договора»).

В заключение беседы Ярцев вновь настаивал на необходимости «держать в абсолютном секрете» все, что касается переговоров. Уходя, он заявил, что «советский полпред Деревянский о многом говорил разным лицам, но сказанное полпредом не имеет никакого значения.

Таннер вспоминает, что только на этой стадии переговоров Каяндер посвятил его самого в тайну происходящего. Каяндер был обеспокоен: состоялось несколько встреч, а до конца дело не прояснилось. Ярцев, по утверждению Таннера, говорил о гарантиях лишь в общих словах, но не приподнял завесу над тем, что же в действительности эти гарантии должны были означать. Поскольку в отсутствие Холсти никто другой не мог продолжить переговоры, Каяндер предложил вести их Таннеру.

30 июля состоялась их первая встреча, не принесшая, однако, каких-либо важных результатов. По просьбе Таннера Ярцев обещал представить детализированные предложения советской стороны.

5 августа состоялась вторая встреча, но, как указывает Таннер, Ярцев своего обещания насчет конкретных предложений не выполнил, вследствие чего в беседе затрагивались другие вопросы. Таннер предложил обсудить такие вопросы, как наведение порядка на границе и выработка советско-финляндского торгового соглашения. Ярцев заявил, что можно было бы пойти также и по этому пути, но заметил, что другие, прежде всего политические, вопросы имеют самое прямое отношение к переговорам. Он предложил продолжить переговоры в Москве. Таннер ответил, что это не совсем подходит финнам по двум соображениям. Во-первых, переговоры в Москве привлекли бы больше внимания. Во-вторых, финские представители должны поддерживать тесные контакты со своим правительством. Так что удобнее было бы провести переговоры в Хельсинки. Ярцев обещал проконсультироваться на предмет проведения переговоров в финляндской столице.



10августа при встрече Ярцев вновь не изложил сути обещанных предложений. После того как Таннер доложил об этом Каяндеру, премьер-министр сделал следующий набросок краткого устного ответа Ярцеву: «Оставаясь всегда верным нейтральному внешнеполитическому курсу северных стран, правительство Финляндии не позволит ни нарушить территориальную целостность своей страны, ни допустить, соответственно, создания какой бы то ни было великой державой опорного пункта в Финляндии для нападения на СССР.

Советское правительство, обязуясь в любом случае уважать территориальную целостность Финляндии, со своей стороны не будет даже в мирное время препятствовать таким военным мероприятиям финнов на Аландских островах, которых может потребовать обеспечение максимально возможной безопасности и целостности финской территории и нейтралитета Аландских островов».

11 августа такой ответ был передан Ярцеву, который ограничился лишь замечанием о том, что Москва, а не Хельсинки, могла бы служить наиболее подходящим местом для переговоров.

18 августа Ярцев, как утверждает Таннер, впервые изъявил готовность сообщить нечто более определенное, чем его предыдущие рассуждения о гарантиях. Он сразу же заявил, что Финляндия выдвинула предложение, которое «ей даст много преимуществ»: выгодный торговый договор, прекращение пограничных инцидентов, укрепление Аландских островов и т. д. После этого Ярцев изложил предложения советской стороны (Таннер их цитирует по своим записям):

«Москва готова принять финскую торговую делегацию, однако ограниченный в политических аспектах характер предложений финского правительства дает основания сомневаться, что, придерживаясь их, можно добиться каких-либо результатов. Москва полагает, что если Финляндия примет ее условия, то ожидаемые цели будут достигнуты.

Россия предлагает следующее:

1. Если финское правительство не считает, что оно может заключить полностью секретное военное соглашение с СССР, то Россию удовлетворило бы закрепленное в письменной форме обязательство Финляндии быть готовой к отражению возможного нападения и с этой целью принять военную помощь России.

2. Аландские острова. Сооружение фортификационных укреплений на Аландских островах необходимо Финляндии с точки зрения ее безопасности. Укрепления на островах необходимы в равной степени для обеспечения безопасности Ленинграда. Москва может дать согласие на укрепление Аландских островов, если России будет предоставлена возможность принять участие в их укреплении, а также если будет позволено направить туда своего наблюдателя для контроля за ходом фортификационных работ и за последующим использованием укреплений. Москва намерена обратить особое внимание на то, что деятельность этого наблюдателя должна осуществиться совершенно секретно.