Страница 42 из 69
Учитывая третий пункт, мы уже знаем, благодаря Stephen LaBerge, что осознанность сновидения появляется в фазе БДГ-сна и мы можем предположить, что во время такого осознанного сновидения, дорсолатеральная префронтальная кора (DLPFC), которая избирательно деактивируется, может снова стать активна, поэтому мост-таламокортикальный показ снов подпадает под сознательный контроль. Я уверен, что эта гипотеза, которая является лишь тестовой, содержит ответ на множество фундаментальных нейробиологических и философских вопросов, таких, как отношение активности мозга к сознанию и причинности сознания — свободной воле.
Если, как я и предсказываю, DLPFC действительно реактивируется во время осознанного сновидения в то время, пока продолжается мост-таламокортикальный показ снов, тогда столь презираемый Дэниелом Деннеттом Картезианский театр всё-таки существует. Одна часть мозга — седалище исполнительного эго — просыпается и наблюдает, или даже, направляет показ сна, спроецированного на экран сознания посредством активации Варолиева моста, таламуса, коры и лимбической системы. Выкуси, Дэниел Деннетт! Эфемермость и хрупкость состояния осознанного сновидения свидетельствует в пользу его маловероятности и неадаптивной природы. Осознанное сновидение также требует особого внимания, которого заслуживают все подобные разоблачающие раритеты. К сожалению, такого внимания мы навряд ли сможем добиться. Причина этого в том, что проводить такие эксперименты трудно и дорого. Это было бы барьером для многих простых проверок в нейробиологии, но осознанные сновидения, ко всему прочему, имеют плохую репутацию, так как (а) многие учёные до сих пор не верят в то, что такие сновидения есть, (б) многие не доверяют данным LaBerge относительно появления осознанных сновидений в фазе БДГ-сна и (в) многие даже не осмелятся подойти к проблематике осознанных сновидений из опасения получить клеймо чудаков или сумасшедших! Ты, Томас Метцингер, хорошо знаешь, что это за страх.
Метцингер: Ну, конечно же, я знаю, что ты имеешь ввиду. Правильной стратегией будет не табуировать эти области, но вторгнуться в них с открытым умом, с бесстрастной научной рациональностью. Фоновая задача заключается в том, что, если мы хотим быть реалистичными, мы также должны признать, что вновь зарождающаяся отрасль исследования сознания населена отнюдь не святыми-от-науки, преследующими лишь новое самопознание как таковое. Их интерес в большой степени направляется, тем что я иногда называю Дарвиновскими машинами Академии с тефлоновым покрытием — грубо индивидуальными карьерными интересами. Ученые, точно так же, являются самоподдерживающими избегающими рисков Эго-Машинами. К сожалению, сегодня в области исследования осознанных сновидений прогресса практически нет.
Гобсон: По моему мнению, которое разделают лишь немногие, причём, даже не Томас Метцингер, нам нужно работать над наукой субъективности. Для того, чтобы использовать данные от первого лица, нам нужно быть равно осторожными и разносторонними. Протоколы сознательных переживаний нужно собирать у большого количества испытуемых, пребывающих в различных состояниях. Эти доклады должны быть тщательно квантифицированы и состояния, в которых они находятся, должны быть объективированы. Состояния мозга должны быть исчерпывающе охарактеризованы с использованием полного арсенала техник, включая ПЭТ и МРТ людей, клеточные и молекулярные пробы животных, поведенческие тесты людей и так далее. Кто всем этим будет заниматься? Насколько мне известно, я — единственный во всём мире, кто хотя бы пытался. Я говорю это с должной скромностью и даже искренним самоунижением. Я горжусь своими достижениями, но я также могу легко понять критику своей работы как бессмысленной затеи. В корне, подход, который я защищаю, находится в контексте гипотезы эмержентности таких великих учёных, как Roger Sperry и великих философов вроде William James. Такие мыслители немногочисленны и редки.
Как правило, гораздо лучше вознаграждаются усилия тех, кто копают глубоко, открывая молекулярные образования в и между нервными клетками. Такие открытия действительно чудесны, но они никогда не приведут к пониманию сознательного опыта. Интересно, что даже такие широко известные коллеги, как Зигмунд Фройд, работали в этой злополучной редукционистской парадигме. Здесь я использую термин «редукционист» в популярном смысле, подразумевая элиминитивный материализм. Метцингер: Почему ты интересуешься философией? Какого вклада ты ждёшь от гуманитарных наук?
Гобсон: Я интересуюсь философией, потому что я уверен, что это основополагающая дисциплина, наряду с психологией и физиологией, когнитивной нейробиологии в том, что последняя пытается понять, каким образом исследовать сознание. Я сам пытаюсь «философствовать», но мне нужна помощь. Вот почему я обращаюсь к людям вроде тебя, Оуена Фланагана (Owen Flanagan) и даже к Дэвиду Челмерсу (David Chalmers). В целом, я получил положительные отзывы философов. Они проявили искренний интерес к моим попыткам и они великодушно поделились со мной своими озарениями. И ты не исключение. Относительно второй части твоего вопроса, мне хотелось бы, чтобы философы и другие гуманитарии поняли, что научное исследование состояний мозга и ума конституирует величайшие вызовы и возможности лучше понять самих себя, какие только нам представлялись на протяжении нашей интеллектуальной истории. Здесь открывается пространство для множества дисциплин в этом стремлении, которое столь же просто и естественно, равно как и амбициозно. Привлечь как можно больше моих коллег — моя личная цель. Нам нужна любая помощь, которую только можно получить. Я даже считаю науку о мозге и уме одной из гуманитарных дисциплин.
Метцингер: Итак, на сегодня, существует ли хоть какой-то смысл в психоанализе, или это просто популярная чепуха? Что ты думаешь по поводу аргументов Солмса?
Гобсон: Зигмунд Фройд был на пятьдесят процентов прав и на сто процентов неправ! Равно, как и Марк Солмс, но уже по другим причинам. Фройд был прав в том, что заинтересовался сновидениями и тем, что они могут сообщить нам относительно психики человека и, в особенности, о её эмоциональных аспектах. Его теория сновидений сегодня устарела, но его ошибки до сих пор распространяются такими психоаналитиками, как Марк Солмс. Вот чек-лист фройдистских гипотез и соответствующих альтернатив, которые предлагает современная нейробиология:
(1) Подстрекательство сновидения
Фройд: высвобождение бессознательных желаний
Нейробиология: активация мозга во время сна
(2) Характеристики сновидения
(а) Причудливость
Фройд: маскировка и цензура бессознательных желаний
Нейробиология: беспорядочный, процесс активации, происходящий наоборот
(б) Сильные эмоции
Фройд: не мог объяснить этого!
Нейробиология: избирательная активация лимбической доли
(в) Амнезия
Фройд: вытеснение
Нейробиология: аминергическая демодуляция
(г) Галлюцинации
Фройд: регрессия до чувственной стороны
Нейробиология: активация БДГ и МКЗ-волн
(д) Заблуждение, потеря само-рефлексивной осознанности.
Фройд: растворение эго
Нейробиология: избирательная деактивация дорсолатеральной префронтальной коры
(3) Функция сновидения
Фройд: охрана сна
Неробиология: эпифеномен, но БДГ-сон жизненно важен ввиду улучшения терморегуляции и иммунных функций.
Как говорят у нас в Америке, «Ты платишь свои деньги и ты выбираешь». Я выбираю нейробиологию. А ты? Касательно Солмса, он просто очень умный психоаналитик, которых хочет сохранить Фройда от мусорной корзины. Его аргументы, основанные на его значительной нейропсихологической практике, слабые. Он сдал позиции относительно вытеснения/цензуры, но хочет реанимировать исполнение желания. В той степени, в которой верно то, что сны часто представляют наши желания, они редко бывают действительно бессознательными. К тому же, сны репрезентируют наши страхи — факт, который Фройд никогда не мог объяснить. Что же осталось после того, как Солмс отказался от вытеснения/цензуры и лишь слабо определил исполнение желания? Не много!