Тайна гремящей расщелины

Тумов многозначительно кашлянул.

— Вы прекрасно рассказали, мистер Батсур, — ослепительно улыбнулся Пигастер. — Это так величественно и заманчиво, что… даже мне хотелось бы поверить вам. Но мне невольно пришло на ум любимое изречение мистера Тумова. Позвольте, как это вы говорите, мистер Тумов? Ах, да, — зелёная фантазия… Именно — зелёная фантазия! Зелёная, как те плантации, которые вы хотите вырастить. Только вы не обижайтесь на меня, дорогой мистер Батсур. Что делать? У каждого своя слабость. Я верю в Господа Бога, вы — в сады и рощи, которые пастухи вырастят у подножия Адж-Богдо, а мистер Озеров — в природный источник мощного нейтронного излучения, уничтоживший спутник. Не будем бранить друг друга за свои слабости.

— Отец учил меня уважать слабости ближних, — поклонился Батсур. — Дорог тысяча, правда одна…

Переброску лагеря на южный склон Адж-Богдо было решено осуществить по двум маршрутам. Колонна машин вместе с караваном верблюдов и большинством лошадей обогнёт массив с юго-востока. Пешая группа с несколькими вьючными лошадьми попытается перевалить Адж-Богдо по ущелью, которое назвали Чёрной расщелиной. Караван машин поведёт Тумов. В пешей группе пойдут Озеров, Батсур, Жора и двое рабочих. В последний момент к пешей группе решил присоединиться и мистер Пигастер.

На рассвете, когда за чёрными зубцами Адж-Богдо чуть начал розоветь восток, а ущербная луна ещё ярко светила в тёмном небе, маленький караван покинул лагерь.

В лагере уже никто не спал. Рабочие снимали палатки, грузили снаряжение на автомашины. С восходом солнца автоколонна также должна была выступить в длительный и трудный маршрут вокруг гор. Когда маленькая группа смельчаков проходила мимо машин, рабочие прерывали погрузку и молча провожали взглядами тёмные фигуры, упрямо шагающие навстречу ветру. Никто не промолвил ни слова, но все знали, что путь этой шестёрки будет нелёгким. Ещё ни один человек не переваливал через чёрные скалы Адж-Богдо.

Тумов проводил караван до ворот ущелья, молча пожал всем руки.

— Вперёд, — скомандовал Озеров.

Батсур, Жора, Пигастер и двое монголов-рабочих, ведущих в поводу навьюченных низкорослых лошадок, один за другим исчезли в тёмной пасти ущелья.

Тумов положил широкую ладонь на плечо друга, чуть наклонился и внимательно глянул с высоты своего огромного роста в спокойное лицо Озерова.

— Ну-ну, не тревожься, старина, — тихо сказал Аркадий. — Все будет в порядке. Завтра вечером встретимся.

— Значит, у восточного подножия вулканического плато, — охрипшим голосом пробормотал Тумов. — Осторожнее наверху… В случае чего лучше вернитесь. Радируй, и я пошлю назад одну из машин.

— Пройдём, — сказал Озеров, — Ну, счастливо!

— В добрый час, Аркадий.

Тумов подождал, пока маленькая фигурка Озерова исчезла за поворотом ущелья, и тихо побрёл к лагерю. Восток разгорался все ярче. Над чёрными горами и бескрайними жёлтыми плато вставало солнце.

В первый день караван Озерова прошёл около 20 километров по извилистому коридору Чёрной расщелины. Постепенно поднимались все выше. Путь в тени высоких скал оказался менее мучительным, чем маршруты по раскалённым плато предгорий. Временами навстречу каравану из верховьев ущелья начинал дуть довольно сильный ветер. Его порывы угоняли зной. Дышать становилось легче. Люди быстрее карабкались по осыпям и скалам, настойчивее тянули за собой лошадей.

Во время коротких привалов Батсур и Жора измеряли прибором радиоактивность пород. Озеров торопливо записывал наблюдения в полевой дневник.

Наконец ущелье начало расширяться, склоны стали положе, появились кустики чахлой зелени. Караван вышел в верховья долины. Впереди уступами громоздились черно-коричневые скалы главного гребня. Где-то среди них завтра предстояло проложить путь в долины южного склона. На западе из-за скал поднимался ослепительно белый пик.

— Мунх-Цаст-Ула, — сказал Озеров. — Высочайшая вершина Адж-Богдо. Более трех тысяч семисот метров над уровнем моря.

— Мрамор? — поинтересовался мистер Пигастер, доставая из кожаного футляра полевой бинокль.

— Нет, снег.

— О’кей; значит, там есть вода.

— Да, — ответил Озеров, — но там нет перевала.

— Ещё вопрос, найдём ли его здесь, — улыбнулся Пигастёр, поглядывая на чёрный гребень, запиравший верховья долины.

На ночлег стали у подножия водораздельного гребня. Воды не было. Лошадей стреножили и пустили щипать чахлую, пожелтевшую траву. На примусе вскипятили чай и разогрели консервы.

Озеров вдруг вспомнил завтрак в три часа утра на набережной Москвы-реки. Игорь сказал тогда, что в Гоби всегда найдётся охапка саксаула, чтобы разогреть консервы. А вот здесь, в этой пустынной долине, не было и охапки саксаула. Ни деревца, ни кустика, лишь пучки сухой колючей травы на почерневших от солнца и ветров склонах.

“Как-то дела у Игоря? Куда они сумели добраться сегодня?” — думал Озеров, раскладывая спальный мешок на бурой каменистой почве.

Рядом Жора крутил рукоятки радиостанции. В наушниках были слышны шорохи и треск. Радист Тумова не отзывался.

— Ещё едет; не стали на ночлег, — объявил Жора, откладывая наушники.

Быстро темнело.

Ужинали в полумраке. Обжигаясь, тянули обветренными губами горячий чай. Ледяной ветер задувал с близкого перевала, заставлял приподнимать воротники ватных курток, нахлобучивать поглубже шляпы и шапки. Здесь, на высоте трех тысяч метров над уровнем моря, переход от дневной жары к ночному холоду был необычайно резок.

Ужин подходил к концу, когда один из рабочих — Жамбал — крикнул что-то громко и испуганно.

Батсур вскочил:

— Где?

Жамбал, растерянно шевеля губами, указал под ноги на тёмную каменистую почву.

Батсур включил электрический фонарь, принялся внимательно разглядывать камни и сухую траву.

— Что там? — спросил Озеров.

— Жамбал говорит, что видел каракурта.

— На такой высоте, — усомнился Аркадий, — едва ли…

— Надо проверить. Угроза слишком серьёзная.

— Конечно.

Обыскали лагерь, перетрясли спальные мешки, седла и рюкзаки, но ничего не нашли.

— Померещилось ему, — заметил Озеров, снова усаживаясь на брезент.

— Нет, нет, — крутил головой Жамбал, — моя честный слово говорит. Моя каракурт видел… Плохо будет. Надо идти другой место… Здесь ночевал нельзя…

— Куда пойдём? — возразил Батсур. — Ночь, темно. Будем спать на кошмах. На кошму каракурт не полезет.

— Моя боится, — твердил Жамбал. — Моя очень боится. Моя старый бабушка один каракурт кусал. Бабушка сразу помирал.

— Что случилось? — поинтересовался мистер Пигастер.

— Есть подозрение, что в лагерь забрался ядовитый паук — каракурт, или чёрная вдова. Его укус считается смертельным.

— О’кей, — усмехнулся Пигастер. — Настоящий яд. Сильно действует. Но не стойкий. В консервированном виде долго не сохраняется. Эти пауки есть там, далеко, в пустыне. Здесь их нет, — продолжал он, переходя на монгольский язык, — нет…

— Я видел, — упрямо повторил Жамбал, — здесь… Идти надо…

Пигастер нахмурился и посветил вокруг карманным фонариком. Батсур расстелил рядом с брезентом кошму из грубого войлока. Американец торопливо перебрался на неё и сел, поджав под себя ноги.

— Здесь теплее, — пояснил он и погасил фонарь. Батсур легонько подтолкнул Озерова локтем.

— Однажды паук сыграл скверную шутку с одним журналистом, — сказал Аркадий, попыхивая трубкой. — Журналисту пришлось ночевать в полевом стане. Дело было в Туркмении на окраине пустыни. Там водились каракурты… Журналист был не из робких, но каракуртов боялся смертельно. Он решил не спать всю ночь, однако перед рассветом задремал. Проснулся от ощущения, что по руке кто-то ползёт. Он открыл глаза и увидел на своём мизинце небольшого чёрного паука. Парень чуть не сошёл с ума от страха. Он лежал, боясь пошевелиться, ни жив ни мёртв и с замирающим сердцем ждал, когда паук сползёт с пальца. А паук все сидел и не думал никуда уползать. У журналиста затекла рука и онемело тело… Проснулся его сосед, увидел чёрного паука, тоже перетрусил и посоветовал быстрым движением стряхнуть каракурта. Журналист шевельнул рукой, но недостаточно резко. Паук свалился, но успел укусить его в палец. Подняли тревогу, и колхозный кузнец предложил журналисту единственный путь к спасению: немедленно отрубить укушенный палец. Бедняге пришлось согласиться. Операцию произвёл кузнец. Журналист не успел даже сообразить, что происходит, как одним пальцем у него стало меньше. Увидев кровь, он потерял сознание. Когда его привели в чувство, кузнец стоял рядом и со смущённой миной пробовал извиняться. Журналист начал было бормотать слова благодарности, но кузнец, сокрушённо покачивая головой, объяснил, что паука уже поймали ребятишки. Он оказался совсем не каракуртом, а безобидным крестовиком…