Страница 15 из 112
Ильгар поскакал к лагерю. Там было многолюдно и шумно. Первые отряды прибыли на берег Безымянной больше пяти недель назад и уже успели наладить нехитрый солдатский быт: палатки, шатры, полевую кузницу, кухню.
На привалах в Армии Жнецов допускались некоторые послабления, например, разбавленное вино, шлюхи, игральные кости. Но дороже всего для уставших воинов был сон. Долгий, спокойный сон. Тем удивительнее выглядела оживленная и галдящая толпа, тянущаяся прочь из лагеря. Некоторые ели на ходу, запихивая в рот полоски вяленого мяса, и прикладывались к флягам. Другие даже не удосужились сбросить заплечные мешки и скатанные одеяла.
— Что стряслось? — спросил Ильгар у краснощекого вестового, спешившего куда-то с деревянным тубусом.
— К востоку от лагеря наши разведчики обнаружили деревеньку речного народа, — отчеканил паренек, словно докладывал не простому десятнику, а настоящему офицеру. — Дома сожгли, язычников перебили, а захваченного в плен демона на закате казнят. Вот народ и идет посмотреть.
Ильгар кивнул, отпуская вестового. Слез с лошади, скривился, чувствуя, как ноющая боль расползается по икрам, бедрам и ягодицам. Прихрамывая, направился к месту казни. Лживые боги никогда не походили друг на друга. Иногда их внешность была пугающей. Чаще смахивали на животных, лишь отдаленно напоминая человека. И, куда бы ни пришли воины Сеятеля, эти демоны, за редким исключением, оставались безучастны к судьбам своих народов. Спокойный при любых обстоятельствах, от этих мыслей Ильгар приходил в бешенство. Он помнил свои жалкие и бесполезные мольбы. Приди тогда Соарты — и все могло сложиться совершенно иначе. Разве не должны покровители защищать своих детей? Разве не для того люди служат божествам, чтобы в один день и божества послужили им? Но в ответ только тишина. Смерть в награду за века служения.
Жнец подавил вспыхнувший гнев, оглядел местность.
Безымянная несла свои мутные воды на юг. На другом берегу темнел густой лес, колыхалась на ветру высокая зеленая трава, просветы между деревьями загораживали кусты. Берег жнецов был гол, а склон, по которому спускались к воде воины, покрывал тонкий слой пепла. От камышовых хижин остались лишь пятна обожженной земли, трупы жителей поглотила река. Тошнотворный запах смерти все еще витал здесь.
Десятник глотнул воды из фляги, наблюдая за тем, как обнаженные по пояс мужчины вкапывают столб в песок, привязывают к нему коротышку с длинными зелеными волосами, обкладывают сухой травой и бревнами, готовя очищающий костер. Местный божок был весь покрыт чешуей, от него воняло илом. Демон выглядел оглушенным, растерянным, безостановочно мотал головой, будто не мог поверить, что некто пришел и разрушил его владычество. И тут блуждающий взгляд уперся в Ильгара. В чреве родился злобный крик:
— Предатель! Заклейменный!
Боль пронзила жнеца. Кожу на груди охватил огонь. Десятник покачнулся, но устоял на ногах. Медленно двинулся к столбу, не обращая внимания на жжение и ярость.
— Не больше, чем вы, боги, — процедил он сквозь зубы. — Как ты помог своему народу? Чем отплатил за столетия верного служения? Смертью?…Молчишь? Нечего в ответ сказать? Гори ярко.
Ильгар выдернул из ножен кинжал и вонзил в плечо божку. Провернул. Лживый демон заверещал, забился в путах, расшвыривая перепончатыми ногами песок. Вместо крови хлынула бледная, смердящая жижа.
— Ты ничего не понимаешь… — прокашляло речное существо, взглянув на человека. — Ничегошеньки…
Десятник высвободил кинжал из плеча божка. Неспешно очистил лезвие песком и направился прочь от берега. Прочь от изумленных взглядов. Грудь по-прежнему нестерпимо болела, смятение царило в душе. Хотелось недолго побыть одному. Это потом он будет искать слова объяснений, писать рапорт о своей выходке, а сейчас всеобщее внимание его только удручало. Парень пошел в степь. Шум лагеря слышался все слабее, из-под ног прыскали кузнечики, а воздух сделался суше. Немилосердно припекало солнце.
Десятник наконец остыл. Успокоился. На ходу скинул кирасу, стеганку, отбросил в сторону перевязь и рухнул в высокую, по пояс, траву. В носу свербело от сладких запахов полевых цветов и зелени. Тишина обволакивала, умиротворяла. Ненависть без остатка растворилась в ней, оставив после себя лишь кислый привкус грусти.
— Офицеры c меня шкуру спустят, — пробормотал Ильгар.
Убивать демонов — удел жрецов и Дарующих, лишь они имели право проливать нечестивую кровь и разжигать очистительные костры. За удар кинжалом десятнику грозил выговор и одна из тех записей в личной грамоте, что навсегда оставит его в резервном полку.
Ильгар провел рукой по груди. На коже бугрился шрам от ожога — клеймо Соарт. Вечное напоминание предательства. Только чьего именно? Тут мнение божеств и его разнились. После гибели племени мархов и сестры он возненавидел ложных богов и поклялся изничтожить их всех.
Дарующий вылечил его тогда. Как лечил и возвращал к жизни почти мертвых солдат, получивших раны и увечья в битвах. Воистину это был бесценный дар Сеятеля, наделивший Геннера способностью исцелять…
В лагерь молодой жнец вернулся перед самым закатом, чувствуя себя глупцом и уже приготовившись получить строгий выговор от офицеров. Но дела, судя по всему, обстояли еще хуже. К себе его вызвал сам Дарующий.
— Постарайся объяснить свое поведение, десятник, — холодно проговорил Альхал Марлус. Невысокий и пухлый, он сидел за складным столиком в пустой палатке. Перед ним лежал свернутый пергамент, чуть левее на столешнице стояли письменные принадлежности. — Ты ведь знаешь, почему кровь демонов проливают жрецы?
— Так точно! Потому что они одни могут заключить сущность демонов в Амфору, — отчеканил Ильгар.
— Верно. Зачем ты сделал это?
— Виноват. Погорячился. Это все воспоминания… Ненавижу их! — он выпрямил спину и посмотрел прямо в глаза Альхалу. — Готов понести заслуженное наказание за проступок.
Какое-то время Дарующий молчал. Затем развернул пергамент, внимательно просмотрел аккуратную буквенную вязь. Вздохнул. Свернул пергамент, туго перевязал бечевой. Запечатал воском.
— Это послание Совета Дарующих, — спокойно проговорил Альхал Марлус. — Часть наших войск перебрасывают обратно к Елге. В твои родные края. Им понадобились Плачущие Топи… Понимаешь, к чему клоню?
— Не совсем.
— Ты вырос в тех местах. Знаешь об особенностях леса и топей. С вами отправятся лучшие следопыты.
Ильгар никогда не думал, что судьба снова приведет его в земли ныне мертвого племени мархов…
Но быстро взял себя в руки, кивнул.
— Я служу Сеятелю. Куда прикажут — туда и пойду.
Ильгар плясал с мечом. Ноги устали, мышцы болели. Десятник не обращал внимания на разбитые в кровь костяшки левой руки, забыл про синяки и ссадины на теле. Он жил боем.
Их осталось трое. Кроме него — Барталин и Фаэстро. Последний — чужак из восьмого десятка, вызвавшийся разнообразить учебный поединок. Фаэстро был хорош и напорист; Ильгар уступал ему во всем. Барталин брал опытом, скупо расходуя силы. Временами умело сводил противников лицом к лицу, в то время как сам отдыхал, посмеиваясь над ними. Десятник пока держался. Природная ловкость берегла от могучих и хитрых ударов.
Защита. Контратака, пинок и два коротких, крест-накрест, взмаха. Стук учебных мечей, подбадривающие вопли зевак и выбывших из схватки солдат. Время исчезло, обратилось пылью, как и весь остальной мир. Есть только он и противники…
Короткий свист. Боль в плече, вкус пыли на губах и злость от поражения. Фаэстро достал-таки его!
Ильгар, ругаясь и потирая ушибы, направился к остальным бойцам своего десятка. Молодой жнец подивился, как низко над землей висит солнце — времени с начала состязаний прошло немало, порадовался вечерней прохладе и с жадностью припал к запотевшему ковшу. Вода казалась вкуснее любого вина, вместе с ней в уставшее тело вливалась сила.
Остальные парни сидели в тени боярышника, сложив учебные мечи, и пуская по кругу трофейную трубку с длинным чубуком. Пахло мятой и малиной.