Страница 28 из 47
Я навсегда запомнил ужас на его лице. Чистый, беспримесный животный ужас, когда ничего человеческого не остается, одни инстинкты, сознание отключается, подсознание в шоке, интуиции же у Доуделла не было, сделать он ничего не мог и медленно уплывал в пространство, еще две-три секунды, он пересечет границу острова и мгновенно задохнется, его взорвет внутреннее давление.
Тень промелькнула мимо меня, обхватила Доуделла за ноги, он не мог ни сопротивляться, ни помочь, Саманта подтащила его к центру острова, а я уже пришел в себя, сердце колотилось так, что, кроме его ударов, я ничего не слышал, мы принялись бить Доуделла по щекам, его остекленевшие глаза посмотрели на нас осмысленно, он оттолкнул мисс Юришич, будто не она спасла ему жизнь, и обеими руками ухватил мою ладонь.
«Боже, — слова давались ему с трудом. — Что… Что это было?»
Он так и не понял, что его всего лишь попытались убить.
Стокер стоял с независимым, я бы даже сказал — с отрешенным видом. Произошедшее его не касалось. Он закинул за плечи рюкзак с приборами и ждал отправления. Поводырь, вы сказали, пора отправляться, в чем причина задержки?
Железная выдержка.
Я бросил взгляд на «Райский сад», и мне показалось, что плоды на деревьях позеленели — то ли изменился спектр излучения голубого гиганта (глупая мысль — даже если так, свет не мог за секунду пробежать расстояние в пять световых лет), то ли что-то случилось с моим цветовым восприятием, и это было плохо.
Надо бы остаться, допросить каждого, я имел на это право, а если бы даже не имел, я должен был такое право себе присвоить. Что-то происходило между этими людьми на Земле, дома, что-то они скрыли, иначе их не допустили бы к переходу. Стокер пытался убить Доуделла — видимо, думал, что, покинув остров и все позабыв, уйдет и от ответственности.
Не знаю, о чем он думал, но взгляд мой выдержал, высказав все, что хотел, но я ничего из его короткой немой речи не понял, не до того уже было. Я начал ощущать недостаток кислорода. На островах всегда так, это все-таки космос, своего здесь только то, что я, поводырь, мог взять с собой, и замечательно, что каждый остров — возобновление захваченного с собой ресурса, иначе дальше первого не удалось бы продвинуться. Себе я этот феномен объяснил: видимо, так происходило потому, что острова! располагались в разных ветвях многомирия, и каждая! ветвь запутана с исходной, а не только с предыдущей И последующей. Но это объяснение для чайников, у меня самого оставалось множество вопросов, и я их себе не задавал, не зная квантовых уравнений, описывавших фарватер. Кто я? Поводырь, интуитивист…
Ушли мы вовремя.
Остров Шмидта, к счастью, лежал в фарватере более прочно, если применимо такое определение. Иными словами, находился точно на осевой линии, которую я чувствовал так же определенно, как чувствуешь ногой рельс, по которому нужно пройти, не оступившись.
Остров Шмидта, в отличие от банки Ладислава, находился не в пустоте космоса, а на поверхности планеты. Место можно было назвать лесной поляной, окруженной деревьями, протягивавшими серо-стальные ветви к ослепительно красному солнцу, карлику класса М3, записанному в Кембриджском каталоге под номером 33993276. Физическое расстояние от Солнца две тысячи девятьсот тринадцать световых лет — впрочем, я не стал бы утверждать это наверняка, поскольку находились мы сейчас в чужой вселенной, и, в силу принципа неопределенности, расположение острова от его аналога в нашей ветви могло достигать нескольких световых месяцев. Почему-то всякий раз, когда я шел этим маршрутом, на острове Шмидта был почти полдень, и я не знал, результат ли это простой случайности или существовала квантово-механическая системная связь между местным временем и нарушением пространственно-временной связи ветвей.
«Мрачновато», — бросил Стокер, оценив неприглядную красоту деревьев, поляны, глянцево-желтого неба и красного солнца, занимавшего почти четверть небесного купола, отчего смотреть приходилось в одном направлении: чуть повернешься — и начинаешь слепнуть, неприятное и ненужное ощущение.
«Деревья, как вставшие на хвост крокодилы», — произнесла Мария-Луиза фразу, которую говорила всегда, и я ответил так же, как обычно.
«Это, вообще-то, не деревья, милая. Что-то вроде кораллов».
«Да-да, — встрял Лоуделл, чья жизнь минуту назад висела на волоске. Он этого уже не помнил и к Стокеру относился по-прежнему доверительно. — Остров Шмидта, верно? О нем была статья группы Вингера в ноябрьском выпуске «Журнала экзопланетологии».
Была, верно. Прошлогодняя экспедиция Вигнера и его коллег из Стенфордского университета завершила переход на этой поляне — в другой, конечно, ветви, но, в пределах общей неопределенности, исследования, проведенные ими тогда и там, а потом опубликованные, более или менее точно описывали любой вариант острова Шмидта.
Мария-Луиза подошла ко мне, взяла за локоть, как она всегда делала, когда ей чего-то хотелось, и спросила:
«Лева, а в лес прогуляться? Можно?»
В «лес» можно было углубиться метров на пятьдесят, не больше. Размер острова определялся не только моими возможностями как поводыря, но и гравиметрическими параметрами, играли роль расстояние до светила и масса планеты. Я не мог утверждать это определенно, ссылаясь на квантово-механические расчеты, поскольку таких расчетов не существовало, но интуиция и опыт многократного прохождения фарватера в этом направлении позволяли делать некоторые выводы, и я их сделал.
Оказавшись на острове Шмидта, Мария-Луиза обычно снимала рюкзак и куртку, ложилась на траву, которая здесь была удивительно мягкой, ласковой и приятной на ощупь, говорила: «Вы побродите, а я на солнышке…» — и напускала на себя отсутствующий вид. Сейчас ей почему-то захотелось в нелюбимый лес, где, как она себе внушила, водились настоящие маленькие крокодильчики.
«Можно, — ответил я, — только ненадолго и неглубоко, нам еще семь островов…»
«Конечно. Тем более, — добавила она, — этим трем есть о чем поговорить без нас».
Я бросил на Мери подозрительный взгляд: уж не сохранилось ли у нее в памяти что-то о почти случившейся трагедии?
Лоуделл сосредоточенно разглядывал солнце в бинокуляр — изучал спектр и динамику протуберанцев, прекрасно понимая, впрочем, что ни в памяти, ни на дисках информация не сохранится. Стокер рассматривал окрестности, приложив ладонь к глазам козырьком и улыбаясь, будто увидел ангела. Саманта уселась в позе лотоса и, подняв лицо к солнцу, закрыла глаза.
О случившемся они не помнили, но сохранялся неизвестный мне мотив. Что-то происходило между ними. Все трое (я чувствовал, что и Саманта причастна) скрыли некие обстоятельства от навигационной комиссии.
Могло ли быть, что какие-то условия — чисто физические — на банке Ладислава пробудили в Стокере эмоции, которые он дома даже от себя скрывал?
Мария-Луиза тихо произнесла, не желая, чтобы ее услышали трое на поляне:
«Лева, тебе не кажется, что с ними что-то не в порядке?»
«Нет, — спокойно отозвался я, хотя сердце на секунду дало сбой. — Проверенная группа. Что с ними может быть не в порядке?»
«Тебе что-то известно?» — добавил я небрежно.
«Нет… Предчувствие, что ли? Просто… ощущение».
«Ощущение чего?»
«Что мы не вернемся!» — воскликнула она и, испугавшись собственных слов, спрятала лицо у меня на груди.
Я похолодел. Так полагается говорить в подобных случаях. И что-то про липкий страх, который… Свои ощущения я не смог бы описать. Возможно, не знал нужных слов. Возможно, таких слов не существовало. Есть множество ощущений, не описываемых словами.
«Не говори глупостей, — пробормотал я, зная, что сам произношу, возможно, самую большую глупость в жизни. — Все нормально, милая, все хорошо».
Что-то было ненормально. Стокер попытался убить Доуделла. Они этого не помнили, но мотив остался, и представься случай… Значит, нужно сделать все, чтобы случай не представился.
«Мы, пожалуй, слишком задержались здесь, пошли дальше».