Страница 68 из 78
На первый взгляд кажется странным, что политическая деятельность Карла, талантливого государя, которого поддерживали и папство, и Франция, и итальянские гвельфы, окончилась провалом. Он потерпел неудачу из-за своей черствости и недостаточного понимания нужд тех народов, с которыми должен был иметь дело. Французы проявили себя как самый энергичный и предприимчивый народ средневековой Европы, и они знали об этом. Они начали считать себя высшей расой. Французы организовали движение крестоносцев, и по большей части именно они снабжали его солдатами и руководили походами в Святую Землю. Они установили свои порядки в Палестине и Греции. Власть над всем христианским миром была их предназначением. Карл был французом. Более того — он был французским принцем, а именно французская королевская династия, главным образом, дала стране единство и национальное самосознание. И именно короли династии Капетингов давали порядок и правосудие народу и ослабляли деспотичную и разрушительную власть аристократов. Пока Карл был ребенком, его мать и брат занимались усмирением непокорной французской знати. В юности ему пришлось усмирять знать Прованса. Карл вырос в убеждении, что народные симпатии — на стороне централизованной власти.
Гордясь своим происхождением и положением, Карл совершил две роковые ошибки: одну внешнеполитическую и одну внутриполитическую. Он считал себя наследником правителей-крестоносцев, в особенности в Восточной Европе. Французы гордились Четвертым крестовым походом и созданием Латинской империи в Константинополе. Ее падение потрясло их. Им не приходило в голову, что для византийцев, как и для арабов на Востоке, французы несли с собой не прекраснейший расцвет цивилизации, а были жестокими захватчиками, склонными к религиозным гонениям. Карл был убежден, что восстановление Латинской империи будет простым делом, если только ему позволят устроить крестовый поход на Константинополь. С военной точки зрения Карл был прав, но он не учел ни той страстной ненависти, которую византийцы питали к Западу, ни того, как далеко они смогут зайти, чтобы предотвратить его вторжение; недооценил он также их искусство дипломатии, отточенное веками. Карл с презрением относился к арагонскому двору и не думал о том, насколько эффективно притязания арагонцев могут быть использованы против него. Он недооценивал всех своих иностранных врагов и никогда не понимал, что они могут быть опасны, если объединятся.
Их объединение стало возможным, благодаря ошибкам, допущенным Карлом в управлении своим королевством. Он знал о силе национализма. Он знал, что может доверять своим соотечественникам-французам, и больше не доверял никому. Карл, по возможности, во всех своих владениях назначал чиновниками подданных из других своих владений. Но он не учел, какое негодование может вызвать такая политика. Похоже, он полагал, что, как и во Франции, здесь основной угрозой для монархии является знать и что народ сам собой сплотится вокруг короля. В своих итальянских владениях Карл ослабил власть местной аристократии и опирался на французских аристократов и рыцарей, которым никогда не давал слишком большой территориальной власти. Он не понял ни того, что эти приглашенные аристократы не стали немедленно умелыми и неподкупными руководителями только потому, что их оторвали от их наследных земель, ни того, что местное население могло невзлюбить иноземных правителей, даже если бы они действительно знали свое дело. Карл был умелым государем, но он не мог уследить за всем. По реформам, которые он поспешно провел, когда дела пошли не так, становится ясно, что в его правлении была масса изъянов, главным из которых было то, что оно не устраивало сицилийцев.
Именно здесь сицилийский вопрос переплетается с европейским. Карл забросил Сицилию. Он считал, что она беднее других его владений, а потому менее полезна. Сицилийцы вывели Карла из себя восстанием, случившимся в начале его правления. Он никогда надолго не приезжал на остров и никогда не проверял его правительственный аппарат. Чиновники на острове были более продажными и деспотичными, чем на материке, где Карл мог лично следить за их деятельностью. И все же, несмотря на прежнюю непокорность сицилийцев, Карл, похоже, не ждал от них неприятностей. Народ Сицилии был многонационален. Всего полвека назад греческую и арабскую составляющие можно было легко отличить от латинской. Карл запросто мог решить, что люди столь разных кровей никогда не смогут сплотиться настолько, чтобы представлять постоянную угрозу его власти. Но на самом деле несчастья, обиды и помыслы всего острова сплотили его жителей. Это яркий пример того, как мало национальное чувство зависит от чистоты расы. На острове произошел переворот, задуманный, поддержанный и организованный иноземными врагами Карла, но осуществленный благодаря яростной храбрости самих сицилийцев, которая и разрушила империю Карла. Некоторые сицилийские лидеры могли дрогнуть. Вмешательство Арагона и навигационный гений Руджеро ди Лауриа могли внести свой вклад в победу, но только твердая целеустремленность самих сицилийцев, которую не сломило последующее предательство союзников, освободила их от ненавистной власти Анжуйской династии.
Главная причина неудачи, которую потерпел Карл в строительстве империи, кроется в его непонимании средиземноморского мира того времени. Если бы он удовольствовался ролью короля Сицилии, у него было бы время научиться править сицилийцами. Но Карл считал себя воином Господним, которого Святая Церковь избрала своим защитником. Западная империя рухнула потому, что противилась Церкви. Он собирался создать новую империю при поддержке Церкви, как мирской представитель церковной власти. Карл опоздал. Христианский мир был расколот на слишком много частей, у каждой из которых были свои интересы, национализм развивался слишком быстро, он затронул даже самого Карла. Что бы сам Карл ни думал о своей роли, действовал он отчасти в интересах папского империализма, отчасти — в интересах французского империализма, а отчасти — в угоду своим личным и династическим амбициям; и все эти понятия переплетались. Позже Анжуйская династия снискала славу, взойдя на венгерский престол, но только пока ограничивала свои интересы Центральной Европой. Когда она попыталась объединить свои владения в Италии с центрально-европейскими, задача оказалась слишком сложной. Короли из Анжуйской династии почти все были людьми выдающихся способностей, оставившими свой след в истории Европы. Но это был мимолетный след, давший Европе мало хорошего.
Вечерня положила конец попытке короля Карла построить империю. Но в этой кровавой резне погибло также нечто большее. Это был конец папства Григория VII. Папство предало себя в руки Карла. Немногие мудрые Папы, такие как Григорий X и Николай III, пытались ослабить влияние Карла, но безуспешно. Сами сицилийцы сделали все, что могли, чтобы дать папству путь к спасению. Папа, более компетентный, чем Мартин IV, мог бы сократить потери папства в то время, но избежать их было невозможно. Отказ Карлу в поддержке означал бы признание неправоты Рима. Но такая слепая поддержка Карла, идущая вразрез с желаниями преданного папству народа и с совестью большей части Европы, а затем поражение, к которому Карл привел папство, означали гораздо более жестокое унижение. Папство бросило в бой все силы. Оно тратило больше денег, чем могло себе позволить. Оно использовало оружие Священной войны, и все напрасно. Папство оказалось финансово истощенным и, чтобы восстановить свои финансы, было вынуждено попробовать получить от светских властей больше, чем те были готовы заплатить. Его духовное оружие оказалось запятнанным, поскольку немногие европейцы за пределами Франции и гвельфских городов Италии могли увидеть в усмирении сицилийцев духовную цель. Идея Священной войны уже была скомпрометирована, когда ее использовали против Гогенштауфенов. Теперь она уже окончательно заработала себе дурную славу. Папство растратило свой высокий авторитет на проигрышное дело, не имея убежденности в том, что правда на его стороне. Не было идеи прекраснее, чем Вселенская Церковь, объединяющая христианский мир в одну великую теократию, управляемую справедливой мудростью наместника Божьего. Но в этом грешном мире даже наместнику Божьему нужна вполне материальная поддержка для претворения в жизнь своей священной воли. Средневековое папство не смогло найти во всем христианском мире ни одного представителя светской власти, на которого могло бы положиться. Разрушив Вселенскую империю, которая одна, возможно, могла бы дать папству такую поддержку, Папы поставили перед собой трудную задачу. То, что их выбор пал на Карла Анжуйского, легко понять, но это был роковой выбор. Когда власть Карла была сломлена событиями Вечерни в Палермо, Папы слишком глубоко увязли. Все это привело к оскорблению, нанесенному Бонифацию VIII в Ананьи, к Авиньонскому пленению и после Великой схизмы и крушения иллюзий — к Реформации.