Страница 18 из 19
В открывшихся долинах Фракии, под навесом перешагнутого Гема, стояли полки наши, гордо взирая на горы, жадно на долины, и с благоговением внимали торжественным гимнам, впервые раздавшимся при громе оружий по южную сторону хребта: ратники Олега и Святослава были язычники! – и под священные звуки сего благодарственного молебна сдавались в тот же день четыре города, ключи всей Румелии: Анхиало и Бургас, Аидос и Карнабат.
По двухнедельном отдыхе в Аидосе войска двинулись к Селимне; там нанесен был последний удар силам турецким: их более не видали. Ямболь встретил нас со крестами, Адрианополь сдался. Вечером 6 августа мы к нему подступили; величествен был издали его вид с последних хребтов Буюк Дербента. Высокие минареты великолепной мечети Селима двумя резкими чертами рассекали ясное небо по направлению Царьграда, как бы воздушные ворота, открывавшие нам путь через порог ислама. По роскошной долине расстилался обширный город на цветущих берегах Арды, Тунджи и Марицы, окруженный садами. Главнокомандующий взъехал на высокий курган и, обозревая местоположение, увидел на соседних высотах земляные окопы: «Эти укрепления, – сказал он, – должны быть очень древни, потому что обращены против Адрианополя!». Много русской славы заключалось в сих кратких словах.
На другой день вторая столица империи выслала пашей своих договариваться с победителями: от них требовали сдачи города и всего оружия и выхода турецких войск. Они пришли еще раз, прося сохранить оружие, и получили тот же ответ. Между тем прискакал гонец из Константинополя, и третий раз они явились с письмами к главнокомандующему от послов французского и английского, которые ходатайствовали за Порту и предлагали свои услуги. «Я знаю только своего государя и его монаршую волю, а не послов чужестранных!» – отвечал граф и велел направить пушки на город. Войска двинулись занять главную высоту над мечетью Селима; христианские жители столицы толпами выбежали им навстречу. Тогда велели песельникам идти вперед, и русский народный напев был знаком покорения Эдрене.
Главнокомандующий, окруженный только своею свитою, подъехал к обширным казармам, устроенным вне города. Полки турецкие должны были, по условию, для нас их очистить, оставив свое оружие и город; но они еще были наполнены солдатами, которые устремились в бегство при появлении нашем, и странно было видеть несколько тысяч бегущих перед горстью людей. Три дня были даны сроком Адрианополю для совершенного его очищения от неприятелей. Войска наши стали сзади и спереди его на царьградской дороге. Главная квартира расположилась на берегу Тунджи, в прекрасной яворовой роще, окружавшей сады и остатки Эски-Сарая, древних палат султанских.
Дворец сей, в котором целое столетие властвовали султаны оттоманские до покорения Константинополя, ныне совершенно оставлен и разорен; его обширные развалины обнесены стеною. Башня с каменными пристройками, более других уцелевшая, служила жилищем самим владыкам. Она походит на опустевший монастырь и украшена внутри грифельными плитами. Помост ее был из мрамора; красивый водоем, ныне увезенный в Россию, стоял на средине второго яруса, в который ведет высокое наружное крыльцо: над главными дверями роскошные изваяния из мрамора. Верх башни деревянный, и очаровательный вид открывается оттоле на Адрианополь.
По левую сторону двора отдельное здание заключает в себе залу дивана; по правую выстроен новый летний дворец, состоящий только из четырех покоев, живописно украшенных в восточном вкусе, с примыкающими к ним серными ваннами. Дворец сей был назначен жилищем для двух наших полномочных, которые прибыли из Одессы. Сам главнокомандующий занял малый домик вне ограды, принадлежавший смотрителю замка, и таким образом в объеме древних палат Мурата, Баязида и Магомета заключен был последний мир с их потомком. Остальные части сего здания: службы, гаремы и бани – представляли только обширную груду развалин посреди садов.
Высокий каменный мост величественной архитектуры через реку Тунджу соединяет Эски-Сарай с Адрианополем. Город сей, как и все прочие в областях Порты, тесен улицами, не имеет хороших зданий и только по многолюдству и обширности может называться столицею. Множество садов и фонтанов освежают в нем воздух, и счастливое местоположение на берегу трех рек делает его приятным для жизни; веселые дачи консулов и пашей разбросаны по обеим сторонам живописной Марицы, древнего Гебра, главнейшей из рек Румелийских. Посреди города великолепный крытый базар Ахмет-паши служит средоточием всей внутренней торговли сего края. Живо отражается Восток в роскоши его товаров и на лицах беспечной толпы продавцов и праздношатающихся в ярком хаосе сего торжища. Много русских денег осталось в его лавках, ибо каждый хотел принести на родину хотя малый образчик славной своей купли в столице Румелии, и быстро поднялась торговля города в течение трехмесячного пребывания войск наших; даже купцы иностранные стали стекаться на сию военную любопытную ярмарку из Константинополя и других мест и оживили новый франкский базар в Рустан-паше.
Из множества мечетей, которыми усердие султанов наполнило Адрианополь, три особенно достойны внимания. Первая, великого Мурата на базаре, служит по своей обширности главным святилищем города; мечеть Баязида равно замечательна своею громадою и величественным характером зодчества; но мечеть второго Селима, почти на крайнем холме Адрианополя, затмевает все другие; отовсюду видимая и с каждой точки зрения более и более восхищающая своею стройностью, она возвышается надо всем Адрианополем, как здание лучших времен и другого просвещения. Когда султан Селим хотел по примеру предков воздвигнуть новый храм, диван и улемы представили ему, что отцы его сооружали святилища не кровными деньгами мусульман, но корыстью неверных. Остров Кипр, принадлежавший в те дни Венеции, был назначен предметом добычи, и под стенами Никосии кровью христианскою положено было первое основание мечети.
Вкус Азии и Европы соединился в этом здании, чтобы сделать оное предметом любопытства всех путешественников и образцом зодчества оттоманского, ибо оно предпочитается даже знаменитой в Царьграде мечети Солимана. Четыре легких, высоких минарета стройно подымаются по углам мечети. Правильным своим расположением они закрывают друг друга, обманывая взоры путника: два только минарета являются идущему из России, и не более трех – с царьградской дороги. Три балкона перерезывают на три яруса величественный стан сих восточных башен. Они горят пламенными венчиками, когда мусульмане потешными огнями освещают минареты. Роскошный фонтан бьет посреди обширного преддверия, которого четыре портика обставлены множеством драгоценных столбов. Мраморными изваяниями украшен главный вход во внутренность мечети, вполне соответствующую ее наружному величию. Восемь столбов поддерживают пространный купол, имеющий двенадцать сажен в диаметре, но до такой степени легкий и стройный, что если бы не испещряла его золотая живопись, можно было бы принять оный за свод небесный, ибо тот, кто стоит посреди мечети, не чувствует над собою купола. Под его навесом и вокруг фонтана, бьющего над помостом, висят бесчисленные лампады; исполинские буквы стихов Корана начертаны на стенах, чтобы невольно класть молитвы на уста, немеющие от изумления посреди сего храма.
Через три дня главнокомандующий торжественно вступил в Адрианополь и слушал благодарственный молебен в соборной церкви, которая находится внутри города в древней крепости, ныне приходящей в совершенный упадок. Почтенный митрополит Герасим, в полном облачении, со всем духовенством, встретил графа во вратах митрополии и по совершении литургии, во время коей русский хор вторил греческим молитвам, он всех пригласил в свои покои, чтобы угостить завтраком.
Сия митрополия, бедная утварями, как и вообще все церкви греческие в областях Порты, несмотря на скудость свою, содержит от себя больницу по примеру других архиерейских обителей. Нигде не встречались мне в таком убожестве храмы Божии, как на пространстве Болгарии и Румелии, в селениях и городах единоверных и единоплеменных нам жителей. Невозможно было различить снаружи церкви от простого сарая, и даже внутри оных самый бедный иконостас едва свидетельствовал, что они посвящены молитве. Многие не имеют не только утварей, но даже церковных славянских книг, и, несмотря на сие бедственное положение, духовное и гражданское, простодушные болгаре, ревностные к вере отцов, стекаются в свои святилища по древней памяти христианства, которое угнетено в сих краях до высочайшей степени, какую только можно себе представить.